Виртуоз

— Мы строили государство, как строят дом на оседающем склоне, как ставят дворец на сходящей лавине, как развертывают полярную станцию на тающей льдине. Народ ненавидел власть. Ненавидел Кремль. Ненавидел Газпром и Рублевку. Мечтал о «калашникове» и баррикадах. Требовал Сталина и революции. Я изготовил «опиум для народа». Все телевидение было превращено в чашу с наркотиком, которую я подносил ежедневно и ежечасно к жадным ртам и вливал в них галлюциногенный отвар. Люди начинали хохотать, когда выпивали «коктейль Петросяна», гляди на бесчисленных пародистов. На переодетых в бабье платье мужиков и выморочных шутников. Пошлых куплетистов и одесских юмористов. Хохот длился месяцами, годами, десятилетиями. Страна хохотала до колик, до изнеможения, натощак, среди гниющих квартир, над трупиком ребенка, рядом с повесившимся стариком. Юмористы были моими солдатами, моим спецназом, отвлекавшим озверелый народ от хрупкого, едва родившегося государства. Я запустил бессчетное количество развлекательных программ, где полуголые звезды демонстрировали свое мясо, извергая потоки пошлости и глупости. Я поставил на поток дешевые детективные сериалы с бездарями, играющими «Ментов». Мыльные оперы с разводами, изменами и постельными сценами. Ток-шоу, где мать живет с сыном, а бабушка варит суп из внука. Мозги людей превратились в стекловату. Я изобрел Ксюшу Собчак, которая стала кумиром молодежи, вытеснив из молодых голов образы героев, космонавтов, гениев науки и техники. «Дом-2» стал огромной зверофермой, на которой потенциальные революционеры и мечтатели превращались в животных. Ксюша показывала свой круп и раздвинутые ноги, и несостоявшиеся «лимоновцы» и «скинхеды» хрюкали в сексуальном восторге, расходовали в оргазмах протестную энергию, покидая звероферму импотентами. А чего стоит старая Примадонна с обнаженными склеротичными ляжками, вокруг которой вьется молодой гомосексуалист, неутомимый в дегенеративных шутках. Даже староверы не могли оторваться от этого зрелища. Все это сделал я, заслоняя тебя от народного бунта, в котором Россия могла погибнуть навеки…

Их унесло из мира материальных форм и поместило в царство энергий, где одна энергия преображалась в другую. Им навстречу мчалась вспышка света, пучок аметистовых лучей. Мирозданье превращалось в трепетную волну, рождавшую в душе ликованье, ощущение вселенской победы. Свет претворялся в тепло, в раскаленную плазму, где атомы распадались на первородные частицы, и бушевала бестелесная, бесцветная буря, из которой доносилась молитвенная слава Творцу. Сила всемирного тяготения наполняла Вселенную гулом, в котором летели планеты и луны, скопления звезд и галактики, слипались в гигантский серебряный ком, сплющивались в фольгу, превращались в безразмерную точку, где исчезала материя и оставалось одно только Слово, — Бог.

Вселенная была непомерным магнитом с полюсами, разнесенными в бесконечность, между полюсами были натянуты силовые линии, словно струны громадной арфы. Звуки арфы вызывали любовь и боль, и было неясно, где нежность и обожание превращаются в невыносимое страдание. Где ощущение вселенской смерти сменяется предвкушением рождения. Где сотворению Мира сопутствует его неизбежный Конец.

Ромул внимал уверениям Виртуоза, напрягая на лбу недоверчивую морщинку. Его небольшие глаза, тревожно-выпуклые, смотрели в удаленную точку, в которой сходились линии носа и подбородка. Эта заостренность была ему свойственна в моменты тайной мнительности и недоверия, которые сопутствовали ему со времен работы в разведке. Виртуоз чувствовал, как проникает в него это острие, стремился избежать разоблачения. Носился в мироздании, держа перед собой вазу с головой, как держат олимпийский огонь.

— Ты подвергался губительным смерчам, которые направляли на тебя враги в России и за ее пределами. Они выбрали твой день рождения для ритуального убийства журналистки Политковской. В день рождения человек беззащитен перед ударами магических копий, его пуповина открыта для вторжения сокрушительных наконечников. Черная энергия убийства ворвалась в тебя, как кумулятивный заряд, и я видел, как ты обугливался в адском огне. Я заказал во всех епархиях молитвы о твоем спасении, и в трехстах монастырях молились о тебе денно и нощно, окружив защитным покровом, отбивая адскую атаку. Вскоре последовало отравление легковесного болтуна Литвиненко, которому в чай бросили несколько молекул полония. Тебя обвинили в этом отравлении. Магический прием заключался в том, что маги — отравители мысленно помещали на место Литвиненко тебя, в твою кровь вводили молекулы полония, тебя на расстоянии поражали лучевой болезнью. Я разгадал их замысел и выписал из Мордовии и Удмуртии сорок языческих колдунов, самых одаренных шаманов. Они устраивали вокруг твоей резиденции ритуальные танцы с бубнами и берестяными дудками, отбивая атаки английских магов. Эта была схватка, от которой в ночном парке повалило несколько деревьев и перевернуло джип охраны. Нападение было отбито, хотя два шамана погибли от разрыва сердца, и им посмертно, закрытым указом, присвоили звания Героев России. Американцы организовали кампанию, обвиняя тебя в коррупции, и сколачивании баснословного состояния, в создании полицейской тоталитарной России. Я написал тебе знаменитую «мюнхенскую речь», и американцы умолкли, испугавшись новой «холодной войны». Они окружили Россию кольцом «оранжевых революций», надеясь запустить и у нас «оранжевого петуха», но я создал военизированную молодежную организацию, и марши «Наших» подавили робкие группки «оранжевых» смутьянов. И после всего этого, Виктор, ты видишь во мне предателя?..

Они покинули поверхность огромной ледяной планеты в созвездии Лебедя. Поверхность напоминала снежное серебристое поле, по которому перетекали поземки. В туманном небе сияло сразу несколько красных лун, желтых полумесяцев, розовых искристых шаров. Каждый был окружен радужной оболочкой, мерцающим сиянием, волшебным нимбом, как на картинах Ван Гога. Художник употреблял гашиш, переносивший его в иные миры, и, по-видимому, он тоже побывал на этой удаленной планете. Виртуоз подхватил драгоценный сосуд, вернулся на Землю и очутился внутри разраставшейся раковой опухоли.

Здоровые клетки, полные алой крови, глянцевитые, свежие, выстилали живую ткань. Так выглядит разрезанная клубника, напоенная душистым соком. Но красные зерна клеток вдруг начинали темнеть и морщиться. Становились фиолетово-черными, увеличивались и одновременно покрывались складками, образуя пухлый, с отростками и рогами нарост. Он напоминал фиолетовый гриб, отекавший слизью, отливавший мучительной радужной пленкой. На опухоль изливалась здоровая кровь. Красные кровяные тельца мчались по кровотокам яростные, как пехотинцы, штурмующие враждебную крепость. Окружали опухоль, стремясь ее сокрушить. Погибали, словно солдаты на приступе. Их опустошенные, бледные оболочки уносились по кровеносным сосудам, как мертвые тела уносятся буйной рекой. Другие попадали в плен, затягивались в глубь опухоли. Чернели, морщились, превращались в темных уродцев, становились частью растущего гриба. Из фиолетового нароста вытягивались мутно-белые, как волокна плесени, метастазы. На них возникали темные завязи новых опухолей, ненасытно поедали живую ткань.

— Тебе угрожали не только объединившиеся с олигархами либералы. Твоими опасными врагами оставались объединенные «красные» и «белые» патриоты. Я расколол их союз. «Белых» патриотов, русских националистов я поманил в партию «Родина», дал им места в парламенте, обещал ее превратить в крупнейшую партию, лидер которой со временем станет президентом. «Родина» собрала в себя, как ловушка, всех самых видных и талантливых русских лидеров, а потом я ее захлопнул и всех пойманных вынес за пределы политики. «Родина» перестала существовать. Ее талантливый вождь сначала стал маргиналом, а потом, с твоего всемилостивейшего благоволения, его отправили в Брюссель на престижную и ничего не значащую синекуру. Коммунисты остались в одиночестве, и я держу их в постоянном страхе, что вот-вот вынесут тело Ленина из мавзолея…