Оборотни

— Я не собираюсь прогуливаться по главной улице Килберна. — Килберн слыл убежищем для членов Ирландской республиканской армии (ИРА) и их сообщников. — Лондон же велик.

— Вам объясняют положение дел. Возможен перевод вас в другое, совершенно изолированное безопасное место. Едва ли вам понравится такой вариант.

Эдем пожал плечами и направился к выходу.

— Я еще не кончил! — рявкнул опрашивавший его офицер.

Подойдя к двери, Эдем обернулся.

— Есть еще вопросы? — отчужденно спросил он.

Офицер повторил устало:

— Поймите, вам действительно необходимо на время исчезнуть.

Когда Эдем уехал из казармы на бронетранспортере, беседовавший с ним офицер облегченно вздохнул. Хотя Эдем и был одним из лучших в армии тайных агентов, его поведение шокировало многих. Меньше всего начальство хотело, чтобы этот самонадеянный шалопай слонялся без дела по казарме, сбивая с толку солдат пренебрежительным отношением к воинским традициям и армейской дисциплине.

Его посадили в армейский вертолет, и в тот же день к трем часам он вернулся на свою лондонскую квартиру с небольшой спортивной сумкой в руке.

Возвращение домой было ему приятно, хотя он и сожалел, что никогда больше не сможет оказаться в Белфасте. Эдем пробыл там почти два года и был доволен своей работой. У него была явная потребность испытывать ощущение опасности, поэтому пребывание в Северной Ирландии представлялось ему сейчас лучшим периодом его служебной карьеры. До этого была война в Персидском заливе, где работа в тылу противника научила его полагаться только на свои собственные силы. Прекрасно усвоенный урок несколько раз потом спасал ему жизнь. Нечего говорить, там, в песках пустыни, были хорошие денечки, игра шла ва-банк. Затем последовало короткое пребывание в Германии под видом военнослужащих и их семей, там они пользовались стрелковым оружием и минами-ловушками. Невозможность выкорчевать местную организацию террористов заставила его почувствовать себя беспомощным и бесполезным. Он научился говорить по-немецки, но это не пригодилось ему в ирландских провинциях. Там он получил представление об армейской жизни.

В тридцать два года Эдем представлял свое будущее только в униформе, вне какой-либо канцелярии. При этом он сознавал, что его военная карьера не будет успешной и продолжительной. Свою постоянную страсть к приключениям надо будет удовлетворять каким-нибудь другим способом.

Эдем распознал неприязнь в глазах опрашивавшего его офицера во время их короткой встречи. Он был доволен сознанием того, что все его ненавидят. Такому положению он отдавал предпочтение. Он сознательно культивировал в себе пренебрежение к окружающим с самых ранних школьных лет. Свой жизненный курс он определял самостоятельно. Это его устраивало, он никому ничего не был должен и жил так, как хотел. Постепенно идеальный имидж стал неотделим от реальной действительности. Он чувствовал себя чужаком и одиноким человеком. Как говорил один его сослуживец, «Эдем не совсем приятный человек и не совсем обычный парень».

Многое определялось тем, что он был богат. Родители Эдема погибли в автомобильной катастрофе, проводя отпуск в Испании, когда ему было всего лишь девять лет. Отец, преуспевавший торговец недвижимостью, создал для своих двух сыновей специальный фонд, который с годами вырос настолько, что Эдем мог вообще не заботиться О деньгах. Близнец его, Маркус, родившийся вторым, погиб вместе с родителями. Из родных осталась только стареющая бабушка, которая не намного пережила отца с матерью. Она умерла через три недели после их похорон. Эдем всегда помнил, как он стоял между адвокатом отца и его бухгалтером: этим людям было доверено будущее мальчика. Даже в том возрасте он понимал, что они меньше всего думают о нем. Когда он повзрослел, ему пришлось обнаружить, какое огромное вознаграждение установили они себе, выполняя роль опекунов и воспитателей.

Больше всего Эдему не хватало Маркуса. Ему часто вспоминалось то отчаяние, с которым он наблюдал, как опускали в землю последний гроб, самый маленький. На кладбище он не плакал, потому что отец не хотел бы видеть его плачущим. Адвокат, которого он не любил больше всех, схватил его за руку и почти насильно утащил от могил. Вероятно, он торопился на другое мероприятие. Эдем помнил, как другие участники похорон смотрели на него с выражением жалости в глазах: «Бедный маленький сирота! Ужасно терять родителей в таком раннем возрасте». Никто из них не был близким другом отца, по большей части это были его деловые партнеры. Но они считали важным присутствовать на похоронах. Ведь никогда не знаешь, с кем при этом можно повстречаться. Эдем выпрямился и вышел с кладбища с высоко поднятой головой. Он был сыном своего отца.

Он хотел остаться в ту ночь в своей квартире, лежать в кровати рядом с той, где всегда спал Маркус. Но его увели на квартиру бабушки, и он оставался там, пока она не умерла. Ему никогда не разрешали вернуться в квартиру своих родителей. Вскоре она была продана, и Эдем до восемнадцати лет жил то в школах-пансионатах, то в домах своих опекунов. Имея приличный доход в столь молодом возрасте, он должен был ждать до двадцати пяти лет, когда квартира его родителей снова поступила на распродажу. Он не возражал против спекулятивно запрошенной цены, ведь это был единственный дом, в который он всегда стремился, единственное место, которому, по его ощущениям, он принадлежал. Теперь он мог чувствовать себя снова поблизости от Маркуса; в его представлении брат-близнец никогда не умирал. Он был с ним и в школьные годы, и всю юность. Так что он жил не сам по себе, но всегда с памятью о брате.

Ему было неприятно, что квартира пуста, когда он находился вдалеке. Для него дом, где он жил когда-то со своими родителями, был как бы живым существом. Такими должны быть все дома. Его дом, даже при постоянном присмотре жившей отдельно домоправительницы, для сохранения своего духа нуждался в повседневном биении жизни.

Лили, престарелая домоправительница, на этот раз не ожидала его, поэтому огонь в камине не был разведен, а коммунальные удобства отключены. Он решил не вызывать ее, хотя знал, что старуха будет ворчать, почему он сразу же не позвонил. Ладно, пусть уж с завтрашнего утра начнутся ее заботы.

Бросив свою коричневую сумку на диван, он прошел через весь холл к большому георгианскому окну на другой его стороне, отомкнул замок безопасности и распахнул створки. В окно ворвался холодный декабрьский ветер и шум уличной жизни Лондона.

Звуковая палитра улицы ободрила его, он почувствовал себя снова дома. Всегда хорошо, когда квартира оживает.

Подхватив сумку, он вошел в спальню, достал бритвенный прибор и зубную щетку. Будучи щеголем и педантично аккуратным человеком, Эдем всегда старался выглядеть наилучшим образом. В ванной он снял свою грязную рабочую рубашку, сбросил порванные голубые джинсы.

Волосы его были в беспорядке, немытые и тусклые. Надо было нагреть воду, чтобы вымыть их. В стенном шкафчике нашлись гель для волос и яблочный шампунь. Он поставил их рядом с душем, чтобы все было под рукой.

Вернувшись в спальню, он открыл платяной шкаф. Костюмы на вешалках поджидали его, как солдаты, выстроенные в ряд, галстуки и рубашки размещались на своих полках. Проведя рукой по вещам, он с удовольствием ощутил подлинность их высокого качества и стал выбирать самое лучшее и удобное, чтобы почувствовать полный комфорт.

Спустя полчаса кисточка для бритья из волос барсука была промыта под краном и опущена в мыльную пену. «Превосходный крем для бритья из знаменитого магазина на Керзон-стрит, Мейфейр — королевский поставщик» — было написано на тюбике. Намылив лицо, он взял заточенную опасную бритву и осторожно сбрил щетину, которая последние месяцы являлась обязательной частью его облика.

Закончив бритье и вымыв лицо, он начал рассматривать его подробно. Беспокойство вызвала бледность нижней части лица, только что освобожденной от щетины. Она заметно отличалась от верхней части, потемневшей под солнцем и ветром. Сеанс кварцевого облучения вполне исправит этот недостаток. Карие глаза на чистом гладком лице казались ясными и широкими, более требовательными и осмысленными, чем полчаса назад. Это было уже лицо не рабочего, а молодого, здорового интеллигента. Он улыбнулся, довольный утонченностью своего облика. Хорошо все же возвращаться в свой собственный дом…