Оборотни

— Нет, — слишком поспешно ответила она.

ЗДР не стал углубляться в этот вопрос.

— И вы думаете, что они собираются что-то попробовать завтра? В Рейхстаге?

— Все указывает на это.

— Может быть. А он, вы считаете, отправился туда?

— Зная его — да.

— О’кей. Давайте просмотрим все это еще раз. Но теперь с остановками для вопросов.

Прошел еще час, прежде чем они кончили. ЗДР вышел от нее, нашел Гербхарта и попросил устроить для Билли номер в отеле с полицейской охраной.

— Она говорит, что хотела бы получить что-нибудь из одежды, — добавил он.

— Какого рода одежду? — спросил полицейский начальник.

— Не знаю. Джинсы, все такое. Просто чистую одежду.

Вернувшись к Билли, он сказал:

— Ночь вы проведете в отеле.

— Я хочу завтра быть в Рейхстаге, — сказала она.

— Посмотрим. Полиция еще не закончила свои дела с вами.

— Вас что-нибудь еще интересует?

— Ничего. С полицией говорите в прежнем тоне. Но ни слова о том, что вы рассказали мне. Ни один человек знать об этом не должен. Все, что касается вас, останется между нами. Понятно?

— Хорошо. — Она сознавала, что должна следовать его инструкции. Меньше всего он хотел, чтобы как-то изменились его планы.

Хилсмэн все еще поджидал ЗДР, когда он вернулся в приемную.

— Что же она говорит? — спросил он.

— Все то, что говорила полиции, — сказал ЗДР. Затем он пересказал Хилсмэну ее версию о событиях в Новом Орлеане и об их перелете в Европу. Но он и словом не обмолвился о Рейхстаге.

— А что же с англичанином?

— Ну что с ним? Покажется, вероятно, в английском посольстве.

— Он вооружен.

— Кто сказал?

— Гербхарт. Они нашли полицейскую машину. Из багажника пропали два револьвера. Один из копов работает еще на стрельбище. Он собирался туда после своего дежурства.

— Я этого не знал.

— Его гражданская одежда тоже пропала.

— Где же они нашли…

— В западном конце Тиргартена. Копы пропустили его через возведенное для безопасности ограждение. Он запарковался в миле от Рейхстага. В той одежде ему будет легко смешаться с толпой. Если только он намерен завтра появиться там.

— Тогда мы арестуем его. А если он схватится за свое оружие… Разрази меня гром, мы не можем допустить такой возможности. Полагаю, что нам просто придется убрать его.

Площадь Республики

Тиргартен

Берлин

Толпа начала собираться с раннего утра, и почти за два часа около четверти миллиона людей заполнило площадь. По всей площади ночью были расставлены специальные перегородки, а на соседней дороге выстроились полицейские машины, включая оснащенные техникой фургоны по контролю за беспорядками. Ночью прошел неожиданный снегопад, и ранним утром снегоуборочные машины смели четырехсантиметровый белый покров в более глубокие сугробы на обочинах улиц.

Сама площадь, огромное открытое место, простиралась до монументального здания Рейхстага. В центре его находилась гигантская арка, поддерживаемая шестью колоннами, равновеликими высоте здания. Высеченная на арке надпись «DEM DEUTSCHEN VOLKE»[5] была символом единого народа. По четырем углам здания высились четыре больших башни, олицетворяющие те немецкие государства, которые образовали нынешнюю нацию: Вюртенберг, Баварию, Саксонию и Пруссию.

Но символика здания, важная для журналистов и телевизионных камер, многими из толпы совершенно не воспринималась. Как и при любом крупном людском сборище, здесь присутствовали представители многих взаимоисключающих фракций, враждебных друг другу.

Все это представлял себе Эдем, когда, смешавшись с толпой, он неуклонно продвигался в крутом человеческом месиве к передней части площади. Большинство людей собралось там, чтобы провести выходной день и соприкоснуться с историей их любимого Берлина. Но среди этого большинства имелось и немалое количество радикалов и активистов, отстаивающих свои собственные политические идеи и программы. Некоторые из них были совершенно безвредными; «зеленые» и некоторые другие группировки, которые хотели бы спасти землю с помощью осуществления своих постепенных реформ и проектов. Но другие, под знаменами национализма и революционной справедливости, собирались силой отстаивать свои экстремистские взгляды во имя того идеального курса, в который они верили. Он чувствовал, что попахивает бедой, и знал, что водометы и полицейские дубинки будут использованы еще до того, как кончится день.

Добро пожаловать в демократию, Маркус. Посмотри-ка на свободу, которую они готовы принести, в жертву и уничтожить во имя своей собственной разновидности свободы.

Он старался держать голову вниз, быть как можно незаметней, понимая, что в толпу замешаются переодетые полицейские и другие сотрудники органов безопасности. Армейское обмундирование он сменил на гражданскую одежду, которую нашел в полицейской машине. Он улыбнулся, когда вспомнил о сандвичах и о фляжке горячего чая, оказавшихся в карманах теплой кожаной куртки, которая была теперь на нем одета. Их было приятно заполучить, в придачу к двум револьверам, засунутым сейчас за пояс его штанов.

Он проследовал по указателям к Тиргартену, ведя машину на головокружительной скорости, и на его удачу ни одна полицейская машина не засекла его. Полицейские загородки были выставлены далеко от Тиргартена, но ему помахали, чтобы он проезжал не мешкая. Он понял, что загородки были частью мер безопасности в проведении завтрашней церемонии. Достигнув открытой стоянки для автомашин, он съехал с дороги и запарковался под какими-то деревьями. Вскрыв багажник и обнаружив свои трофеи, он быстро переоделся и направился на восток, пробираясь среди редких деревьев. Тело его еще ныло, особенно давали о себе знать порезы, которые Каас и его люди нанесли ему перочинным ножом. Через двадцать минут он увидел Рейхстаг. К этому времени повалил снег, и зрелище с яркими огнями подсветок здания напоминало рождественскую открытку. Он невольно улыбнулся этой красоте. Детская романтика зимы, Маркус. Площадь перед Рейхстагом блестела от выпавшего снега, и он держался деревьев, опасаясь, что его увидят на этом широком пространстве. Высокая луна и безоблачное небо, конечно, не помогали маскировке. В некотором отдалении он видел дежурные машины и полицейских, занятых установлением заградительных решеток и вышек для телевизионных камер.

Линия деревьев привела его к огромной округлой скульптуре «Баттерфлай» Генри Мура. Он остановился на миг полюбоваться ею; спокойствие и ощутимые размеры этой вещи производили большее впечатление, чем все виденные им картинки с ее изображением. За скульптурой через небольшое озеро был виден «Дом культур мира», уродливое строение 1977 года под волнистым куполом в форме верхней губы с желтыми клыками, которые спускались вниз до самого входа. Все это напоминало большой рот, постоянно открытый для того, чтобы показывать желтые зубы. Он не знал этого, но берлинцам строение было известно как «каменная улыбка Джимми Картера».

Сквозь деревья хорошо просматривался высокий, метров на шестьдесят, обелиск. Он подошел к нему вплотную и увидел квадратное здание с длиной стены примерно восемь метров от угла до угла. Надпись подсказала ему, что это была «GLOCKEN TURM», колокольня с шестьюдесятью двумя колоколами, подаренная жителям Берлина компанией «Мерседес-Бенц мотор кар компани». Он усмехнулся, взглянув вверх на башню. Берлинский «Большой Бенц», Маркус. Он порадовался своей шутке и пожалел, что рядом не было Билли. Ей бы она тоже понравилась.

Потребовалось довольно много времени, чтобы взобраться по крупным распоркам на самый верх. Помимо боли в теле, только звон колоколов доставлял ему неприятность. Но минут через пять его слух вернулся к нормальному состоянию. Оказавшись на самой верхушке, он проник в комнату механика, закрыл за собой дверь и смог наконец насладиться пищей, приготовленной для полицейского. Изрядно озябший, но больше не голодный, он вздремнул сидя, под ежечасные удары колоколов. Тяжелей всего было пережить полночь.

5

Для народа Германии (нем.).