Страница 81 из 167
Шкиперу Шаду, главе семейного промысла, стукнуло сорок, он плавал с двенадцати лет и знал все рифы, мели и течения от берегов Шо-Инга до Пини-Пта на юге и Удзени на севере. Был он крепок телом, мрачноват, немногословен и довольно высок для представителя западной расы – Тревельяну до уха. Гин и Морни, два его племянника, числились в матросах, но, кроме того, Гин исполнял обязанности кока и суперкарго, а Морни – штурмана и первого помощника. Вообще-то эти трое, как положено на западе, носили длинные сложные имена, кончавшиеся то ли на «ус», то ли на «ум», но в море пользоваться ими считалось непозволительной роскошью. В море соображать и действовать нужно быстро, команды должны быть краткими, как и имена, даже у пассажира, зафрахтовавшего судно. По этой причине Тен-Урхи стал просто Теном.
Если не считать этой клички и виртуозной ругани при парусных работах, команда относилась к Тревельяну с уважением. Во-первых, он был рапсодом, редкой птицей для Шо-Инга, где Братство даже обителей не строило; во-вторых, его прислал сам благородный Кадмидаус, чье слово было веским, как абордажный топор; в-третьих, он заплатил сотню золотых, что оказалось еще важнее двух первых обстоятельств. Золото всюду золото, даже в Манкане, где его в глаза не видели, говаривал Шад, полный презрения к бедным жителям востока. Тревельян мог бы ему возразить, рассказав о хитром правителе Пагуше, о руднике в горах Ашанти и драгоценном камне, который обогатит Манкану, но вместо этого он садился у мачты на палубу и, перебирая струны, пел морские песни ингов, баллады Островного Королевства и поносные куплеты о жадных торговцах Запроливья. Слушали его с большой охотой, но только днем; ночью, в самое романтическое время, шкипер петь запрещал, ибо пение и звуки лютни привлекали морских демонов. А с ними Шад не желал встречаться.
За четырнадцать дней «Ночной ветер», то резво мчавшийся под развернутыми парусами, то дремавший на мелкой штилевой волне, прошел Мерцающее море, длинное и извилистое, и достиг пролива, отделявшего остров Фадр с Островным Королевством от северных морских берегов, где стояли торговые города Запроливья. Для ингов купеческая запроливная держава была конкурентом номер один, с которым в прошлом сводили не раз кровавые счеты. В нынешние мирные времена резать и жечь друг друга запрещалось, однако Шад полагал, что имперский закон крепок на суше, а в море может случиться всякое. Тем более что «Ветер» был судном небольшим, и боевая галера с сотней моряков могла пустить его на дно в считаные мгновения. Поэтому проливом не шли, а крались, прижимаясь к южному островному берегу, где отношение к ингам было вполне лояльное. Жители Фадра – те, что обитали поближе к соленой воде, – тоже неплохо кормились от контрабанды, и каждое семейство ингов имело здесь надежных друзей и деловых компаньонов.
Пролив миновали без проблем. Его западная часть уже относилась к Удзени, и тут, в нескольких гостеприимных бухтах, были порты, через которые в Шо-Инг вывозился корабельный лес, от пальмовых дубов и сосен для палуб, мачт и корпусов до дорогого розового дерева, которым обшивали капитанские каюты. Тут судно задержалось на день – взяли на борт свежую воду, мясо, фрукты и вино.
Тревельян, предвидя расставание с Осиером, посадил Грея на плечо, сошел на берег, прогулялся по городу, заглянул в святилище Трех Богов, постоял над картой материка, выложенной, как обычно, из мозаики, отсыпал в ладонь жрецу горсть серебряных монет. Всякие мысли бродили в его голове – о том, что Чарейт-Дор в далеком Этланде так и не дождется от него ни сына, ни дочери, что своенравная Лиана-Шихи, оставшись без твердой мужской руки, будет по-прежнему обузой для дядюшки-принца, что не вернется он на райский остров к Китти-Катахне и не увидит танцев прекрасной Арьены на синем, как море, ковре. Еще он думал о горцах-разбойниках – как полетят они за океан вместе с магистром Кадмиамуном, а если не с ним, то с кем-то из его помощников, но полетят обязательно! Полетят и вступят во владение вольной землей, и станут там множиться и множиться, распашут целину, построят города, научатся делать бумагу, подзорные трубы, ткацкие станы и паровые котлы; может, научатся сами, а может, сотрудники Фонда, вернувшись на Базу, одарят поселенцев парой-другой ценных идей. И если это случится, то план Гайтлера все же сработает, и, значит, не зря Дартах, осмеянный и изгнанный, восстановил свою книгу, не зря остался в этом мире Тасман, попав под жернова судьбы, и сам он, Ивар Тревельян, тоже прилетел сюда не зря. О многом передумал он, прощаясь с Осиером, вспомнил даже о пророчестве, сулившем ему то ли путь домой, то ли горечь поражения и гибель в каменном мешке. Но капризы фортуны его уже не тревожили. Что-то – может быть, обостренная интуиция наблюдателя? – подсказывало ему, что он поступает верно, что события идут так, как должны идти, и что Галактика, вместе с Землей, Осиером и им самим, вращается в нужную сторону.
Утром они покинули гавань, а вместе с ней и пролив. За проливом находился мыс, самая западная точка континента, и здесь береговая линия поворачивала на север под прямым углом. Этот безымянный мыс был границей; акватория Мерцающего моря осталась позади, и теперь бушприт «Ночного ветра» резал океанскую волну. Прошел день, и вид берега изменился; удобные бухты с раскинувшимися рядом городками исчезли, вместо лесистой равнины поднялась гряда холмов, превратившихся вскоре в серые, неприветливые скалы. Соленые воды ревели и бились у их подножий, упрямо катили вал за валом, но камень не поддавался, стоял неколебимой стеной, оберегая лежавшую за ним землю. Так выглядело все побережье Удзени, обращенное к Западному океану и протянувшееся в места суровые и необитаемые, вплоть до северных болот и льдов. Правда, в трехстах километрах от пограничного мыса был залив, пригодный для стоянки кораблей, и портовый город, довольно большой и оживленный, в котором кончалось ответвление имперской дороги. Город назывался Петассой и служил Тревельяну ориентиром в поисках загадочного острова.
К Петассе они подошли на третью ночь, увидели очертания далекого берега, свет маяка в гавани и повернули на северо-запад. Перед рассветом, когда за кормой осталось изрядное расстояние, Тревельян приказал спустить паруса, бросить плавучий якорь и ложиться на боковую. Себя в эту ночь он назначил вахтенным. Его уставшие спутники быстро заснули, а он, дождавшись, когда над морем появится краешек солнца, сыграл на лютне нужную мелодию и связался с компьютером Базы.
– Наблюдатель Тревельян? В вашем распоряжении.
Велев компьютеру говорить потише, Тревельян сказал:
– Я нахожусь на судне у западного побережья Удзени. Небольшой двухмачтовый корабль со спущенными парусами, километрах в пятидесяти от берега в районе Петассы… Ты можешь его сканировать через орбитальный спутник?
– Выполнено, наблюдатель Тревельян. Ваши точные координаты…
– Они мне не нужны. Сориентируй меня относительно острова – того объекта, который скрыт голографической завесой.
– Курс пятьдесят два градуса от северного меридиана, дистанция тридцать семь километров.
– У меня нет компаса. Сканируй непрерывно положение судна и давай корректировку. Задача: вывести корабль на расстояние километра от острова.
– Принято, наблюдатель Тревельян, – едва слышно прошелестела лютня.
Вместе с солнцем поднялся Шад, растолкал племянников, велел Гину заняться приготовлением трапезы, а сам, дождавшись кивка Тревельяна, выбрал якорь и начал с Морни ставить паруса. «Ночной ветер» тронулся в путь, подгоняемый легким бризом, дувшим со стороны суши. Шкипер оглядел горизонт, хмыкнул и пробурчал:
– Не довелось мне плавать в этих водах далеко от берега, но в Петассе я бывал. Тот еще гадючник! Один приличный кабак на весь порт… И в том кабаке не говорили, что есть тут какой-то остров. Не говорили, клянусь парусом и мачтой!
– Это волшебная земля, – пояснил Тревельян. – Зачарованная.
Шкипер издал пару неопределенных звуков, а Морни, стоявший у руля и более доверчивый по причине юных лет, живо заинтересовался: