Страница 26 из 49
Как ни тяжело положение уголовных ссыльно-каторжных в Сибири, правительство нашло возможным подвергнуть такому же, если не худшему наказанию тех из своих политических врагов, которых оно не смогло, даже при помощи подтасовки судов, сослать на каторгу или на поселение. Оно достигает этого результата при помощи «административной ссылки или высылки» в более или менее отдаленные губернии империи без приговора, даже без признака какого-либо суда, просто по приказанию всемогущего шефа жандармов.
Каждый год от 500 до 600 юношей и девушек бывают арестовываемы по подозрению в революционной агитации. Следствие продолжается от шести месяцев до двух лет и даже более, сообразно с числом лиц арестованных по этому «делу» и важностью обвинение. Не более 1/10 части из всего числа арестованных бывает предаваемо суду. Все же остальные, против которых нельзя выдвинуть никакого обоснованного обвинение, но которые были аттестованы шпионами в качестве людей «опасных», все те, кто, по своему уму, энергии и «радикальным взглядам», могут сделаться «опасными»; и в особенности те, кто во время подследственного заключение, проявили «дух непочтительности», – все они высылаются в какое-нибудь более или менее отдаленное, глухое место, лежащее на пространстве между Колой и Камчаткой. Николай I не унижал себя до подобных лицемерных способов преследование и в течении всего царствование «железного деспота» административная ссылка «политического» характера мало практиковалась. Но в царствование Александра II к ней прибегали в таких поразительных размерах, что теперь едва ли найдется какой-нибудь город или селение за 55° широты, начиная от границ Норвегии до прибережья Охотского моря, где бы не нашлось пяти – десяти – двадцати административных ссыльных. В Январе 1881 г. их насчитывалось 29 чел. в Пинеге, деревушке с 750 обывателями, 55 – в Мезени (1800 жителей), 11 в Коле (740 жителей), 47 – в Холмогорах, деревне, в которой имеется всего 90 домов, 160 – в Зарайске (5000 жителей), 19 – в Енисейске и т. д.
Состав ссыльных этой категории – неизменно одного и того же характера: студенты и девушки «превратного образа мыслей»; писатели, которых невозможно законным путем преследовать за их литературную деятельность, но которые, по мнению начальства, заражены «опасным духом»; рабочие, осмелившиеся «дерзко говорить» с начальством; лица, проявившие «непочтительность» по отношению к губернатору, и т. п., – все они ежегодно высылаются сотнями в глухие городишки и деревушки «более или менее отдаленных губерний империи». Что же касается людей ярко радикального образа мыслей, подозреваемых в «опасных тенденциях», то достаточно самого нелепаго доноса, самого неосновательного подозрение, чтобы попасть в ссылку. Девушки (как напр. Бардина, Субботина, Любатович и многие др.) были осуждены на 6-8 лет каторжных работ лишь за то, что они осмелились распространять социалистические брошюры среди рабочих. Был даже и такой случай, когда 14-ти летняя Гуковская была сослана за то, что протестовала в толпе против казни Ковальского. Если каторга и ссылка назначается судами за такие проступки, то естественно, что к административной ссылке прибегают тогда, когда, при всех усилиях, нельзя возвести никакого более или менее доказанного обвинение[35]; короче говоря, административная ссылка приняла такие размеры и применялась с таким презрением к закону в царствование Александра II, что как только, во время краткого диктаторства Лорис-Меликова, губернские земства смогли воспользоваться некоторой свободой, ими немедленно была послана масса адресов императору, в которых земства просили о немедленной отмене этого рода ссылки, ярко характеризуя всю чудовищность административного произвола[36]. Как известно, все эти протесты не повели, в сущности, ни к чему и правительство, шумно заявив о своем намерении – амнистировать ссыльных, ограничилось назначением коммиссии для рассмотрение их «дел», амнистировало очень, очень немногих и для значительного количества административно-ссыльных назначен был срок ссылки в 5-6 лет, по истечении которого «дела» их должны были быть пересмотрены заново[37]. Они действительно были пересмотрены и в результате многие получили новую прибавку, с тем, однако, что, по истечении этого срока, «дела» их опять будут пересмотрены. Многие из ссыльных не пожелали дожидаться новых пересмотров и в 1883 году в Сибири началась эпидемия самоубийств.
Легко себе представить положение этих ссыльных, если мы вообразим студента, или девушку из хорошей семьи или искуссного рабочаго, привезенных жандармами в какой-нибудь городишко, насчитывающий всего сотню домов, жителями которого являются несколько десятков зырянских и русских охотников, два-три торговца мехами, священник и исправник. Хлеб страшно дорог; всякого рода товары, вроде сахара, чая, свечей, продаются чуть ли не на вес золота; о каком-нибудь заработке в городишке нечего и думать. Правительство выдает таким ссыльным от 4 до 8 руб. в месяц, причем выдача этой нищенской суммы прекращается, если ссыльный получит от родных или друзей хотя бы самую ничтожную сумму денег, напр. 10 руб. в течении года. Давать уроки – строго воспрещено, хотя бы даже детям станового или исправника. Большинство ссыльных из культурных классов не знают никакого ремесла. Найти же занятие в какой-нибудь конторе или частном предприятии, если таковые находятся в городишке, совершенно невозможно.
«Мы боимся давать им занятия», – писал Енисейский корреспондент «Русского Курьера», – «в виду того, что мы сами можем за это попасть под надзор полиции… Достаточно встретиться с административно-ссыльным или обменяться с ним несколькими словами, чтобы, в свою очередь, попасть в число подозрительных…
Глава одной торговой фирмы заставил недавно своих приказчиков подписать условие, в котором они обязываются не заводить знакомства с „политическими“ и даже не здороваться с ними при случайной встрече на улице».
Более того, в 1880 г. нам пришлось читать в русских газетах, что министр финансов сделал предложение «о разрешении уголовным и политическим административно-ссыльным заниматься всякого рода ремеслами, с разрешение генерал-губернатора, причем такое разрешение должно быть испрашиваемо в каждом отдельном случае». Я не знаю, был ли этот план приведен в исполнение, но мне известно, что еще недавно занятие почти всеми видами ремесла воспрещалось административно-ссыльным, не говоря уже о том, что во многих случаях занятие известного рода ремеслами прямо-таки невозможно, в виду того, что административно-ссыльным воспрещается отлучка из города даже на несколько часов. После всего вышесказанного нужно ли говорить об ужасной невообразимой нищете, в которой приходится ссыльным влачить жизнь? – «Без одежи, без сапогов, без каких-либо занятий, ютясь в крохотных нездоровых избушках, они в большинстве случаев умирают от чахотки», – сообщалось в «Голосе» (2 февраля, 1881 г.). «Наши административные ссыльные буквально голодают. Некоторые из них, не имея квартир, устроились в подполье под колокольней», – писал другой корреспондент. «Административная ссылка, проще говоря, сводится к убийству путем голодание», – таково было мнение русской прессы, когда она имела возможность высказаться по этому вопросу. «Это – приговор к медленной, но верной смерти», – писал по тому же поводу «Голос».
И все же нищета не является наиболее острым в ряду бедствий, постигающих административно-ссыльного. Местное начальство обращается с ними самым возмутительным образом. За помещение сведение в газетах об их положении ссыльные переводятся в отдаленнейшие места Восточной Сибири. Молодым девушкам, сосланным в Каргополь, приходится принимать ночные визиты пьяных местных властей, силою врывающихся в их комнаты под предлогом, что власти имеют право посещать ссыльных во всякое время дня и ночи. В другой местности полицейский чиновник требует от политических ссыльных девушек являться каждую неделю в полицейский участок для «освидетельствование, совместно с проститутками», и т. д.; и т. д.[38].
n35
Из многочисленных образчиков подобного рода административного произвола, опубликованных в 1881 г., когда печать на короткое время пользовалась некоторой свободой, я приведу лишь один.
В 1872 г. Курское дворянство чествовало местного губерна тора обедом. Крупному землевладельцу М. Анненкову было поручено произнесть тост в честь губернатора. Он произнес этот тост, но в конце его прибавил: «Ваше Превосходительство, пью за Ваше здоровье, но вместе с тем от души желаю, чтобы Вы посвящали больше времени делам вверенной Вам губернии».
Неделю спустя после этого эпизода, у дверей его дома остановилась почтовая кибитка с двумя жандармами; и, не давая Анненкову проститься не только со своими друзьями, а даже – с женой, его отвезли в Вятку. Его жене и Курскому и Фатешскому предводителям дворянства пришлось в течении шести месяцев самым настойчивым образом хлопотать у различных очень влиятельных особ в Петербурге, чтобы Анненкова вернули из ссылки. («Голос», «Порядок» и др. газеты, февр. 20-21, 1881 г.).
n36
В приложении приводится извлечение из речи Шакеева, произнесенной в Петербургском дворянском собрании.
n37
В течении 1881 г. было рассмотрено 2837 «дел» о политических, сосланных административным порядком; из них – 1950 находились в то время в Сибири. («Порядок», сентябрь 17, 1881 г.).
n38
«Голос», 12 февраля, 1881 г. С апреля 1881 г. газетам строжайше было воспрещено печатать какие-либо сведение об административно-ссыльных, да и все газеты, носившие более или менее независимый характер, были закрыты.