Будь честным всегда

Миши густо покраснел, когда Янош положил руку ему на плечо.

— Так что же мы здесь делаем?

— Господин Дереш велел нам… — начал он, но продолжать не посмел: стыдно было врать в присутствии Орци.

— Он вам велел, а вы, значит, здесь болтаетесь?.. Поди-ка сюда… — Он оттянул Миши в сторону. — Ну как, передал?

Миши во все глаза смотрел на него, не понимая, о чем речь.

— Да письмо-то передал?

— Письмо?! Я пойду туда только в среду.

— Вот проклятие! Так, значит, в среду?

— Да.

Видно было, что Янош раздумывает.

— Ну ладно, в среду так в среду. Но вот что ты должен ей сказать: я ее прошу ответа мне не писать, а передать с тобой на словах: «с удовольствием» или «ни за что»! Понятно?

— Да.

— «С удовольствием» или «ни за что»! Смотри не забудь!

— Хорошо.

— Да гляди у меня! Перепутаешь — не поздоровится! Такое письмо напишу твоему дяде Гезе, пожалеешь, что на свет родился! Тебе ясно?!

Миши стоял молча, нахмурившись.

— Погоди-ка! Получишь монету. — И Янош стал искать кошелек.

— Не нужно! — запротестовал Миши. — Спасибо, не надо! — прибавил он и отступил назад.

— Ишь каков богач! А крейцер, барин, не разменяете? — И махнул рукой. — Ну ладно. Чего зря болтать: будем живы — не помрем. В общем, делай как я тебе сказал, — не пожалеешь.

Спрятав кошелек в карман, он пожал мальчику руку и, кивнув в сторону проезжающей повозки, прибавил:

— Вон пожертвования собирают…

И пошел дальше ровной, уверенной походкой.

Со стороны коллегии по самой середине улицы ехала повозка, а рядом с ней шли два высоких богослова в черном. Солнце уже поднялось, и ветер стих.

Орци ждал его с любопытством.

— Смотри, собирают пожертвования, — шепнул ему Миши.

— Что собирают? — удивился Орци.

Миши уже знал, что это значит, потому что несколько дней подряд у них в коридорах шли разговоры о том, как поздно в этом году начали собирать.

— Пожертвования собирают…

— Какие еще пожертвования?

— Ну, для нашей кухни… У горожан.

— А что собирают?

— Да кто что даст: кукурузу, пшеницу, муку, сало.

Орци был так поражен, что даже рот раскрыл.

— Учащиеся?!. Побираются?!.

Миши вспыхнул.

— Собирать пожертвования не стыдно!

Орци засмеялся.

— Знаешь, я бы попросился к ним — посмотреть.

— Марци Тыква уже был.

— Какой Марци Тыква?

— Да Марци Тайти из второго «А». Ребята прозвали его Тыква.

Богословы уже поравнялись с ними, и мальчики прислушались к их разговору.

— Свинство! Эти мужики рады отделаться двумя початками кукурузы да парой крейцеров… в лучшем случае…

— Не понимаю, как это не отменят…

И они прошли дальше.

Миши густо покраснел: он вдруг понял, что они действительно не собирают, а побираются, и со стыдом смотрел им в след.

Орци толкнул его в бок:

— Ну, пойдем.

Они перебежали через дорогу и замерли: штора была поднята и у раскрытого окна, совсем уже одетый, стоял преподаватель Дереш. Увидев их, он вытаращил глаза:

— Что вы тут делаете? — закричал он. — Ах вы негодники! Следили за моим окном?! Подглядывали?! Вместо того, чтобы заниматься?..

Ученики стояли как вкопанные.

— Немедленно убирайтесь! Ну, я вами сегодня займусь!

Мальчики бросились бежать. Теперь они уже не кружили по коридорам, а кинулись напрямик через двор и, задыхаясь, влетели в класс.

— Тихо, тихо, тихо, — проговорил Орци, и все, поняв, казалось, его испуг, вдруг замолчали.

Несколько минут стояла мертвая тишина, но, так как преподаватель не появлялся, через некоторое время все опять осмелели, и класс снова загудел, как пчелиный улей.

Один только Миши сидел молча, совершенно расстроенный. Аккуратно разложив перед собой учебники, он приготовился к тому, что как только войдет преподаватель, сразу же вызовет его и начнет спрашивать именно то, чего Миши не знает. И он уже заранее представлял себе, как запутается в ответе. А как после этого он сможет заниматься с Дороги? Тут он вспомнил о письме, которое должен передать Белле, и весь похолодел. Какое неприятное дело ему еще предстоит! Миши опустил голову и стал читать латинское упражнение, повторил весь урок, стараясь угадать, что спросит его преподаватель и на какие вопросы он не сможет ответить. Но он знал каждое слово и все понимал.

Миши даже не слышал, как открылась дверь, и очнулся только когда все встали, а преподаватель был уже за кафедрой. Миши смотрел на него, как на привидение, — так неожиданно он появился.

— Чтобы я больше этого не видел! — резко сказал молодой преподаватель и вскинул стриженую голову с длинными, доходящими до самого подбородка, бакенбардами; сейчас он был похож на злую собаку. — Чтобы больше этого не было! Выставлять дозор, подглядывать за преподавателями… Если это повторится, вам грозит исключение… Садитесь!.. Орци!

Все сели, Орци тут же вскочил.

— Раздай контрольные.

Нилаш почувствовал облегчение — ведь он решил, что преподаватель сейчас займется ими.

Орци проворно выскочил из-за парты, ловко схватил стопку контрольных и пошел по рядам; контрольные были сложены в том же порядке, в каком сидели учащиеся, и каждый сам брал свою работу.

— Нилаш!

Смертельно побледнев, Миши вскочил.

— Переведи на латынь: «Тот… тоже вор… кто крадет… доверие… людей…» Ну, как ты это переведешь? Быстро, быстро! — Он постучал карандашом по столу. — Как будет «вор»?

— Fur, furis.

— Так, сколько здесь предложений? Повтори все.

Миши повторил:

— «Тот тоже вор» — первое предложение; «кто крадет доверие людей» — второе.

— Какое предложение главное?

— Главное: «Тот тоже вор».

— Ну, дальше, не тянуть же из тебя каждое слово… Второе предложение?

— Второе… «Кто крадет доверие людей».

— А это какое предложение?

— Это придаточное.

— Какое именно?

— Придаточное подлежащее.

— Теперь переведи.

— Etiam ille est fur.

— Дальше.

— Qui…

— Какое слово ты не знаешь? Человек?

— Homo, hominis — человек.

— Доверие?

Миши молчал.

— Ну, доверие — это fidutia. Теперь переведи все.

— Etiam ille est fur, qui… fidutiam… hominum furat.

— Furat? Что еще за «Furat»? He придумывай новых слов, тем более по-латыни. Rapit.

— Etiam ille est fur, qui fidutiam hominum rapit.

— Это предложение запиши себе в блокнот и постарайся хорошенько его запомнить.

Миши густо покраснел. Он тут же понял, что хотел этим сказать преподаватель. Он смотрел прямо перед собой, лицо у него вытянулось. Преподаватель больше не обращал на него внимания, он помогал Орци раздавать тетради. Миши видел только черную доску, плохо вытертую, всю в меловых разводах, и под пристальными взглядами товарищей чувствовал себя у позорного столба; лицо его то покрывала восковая бледность, то вновь заливала краска, кровь стучала в висках, голова кружилась, он едва держался на ногах. Ведь он украл доверие преподавателя, который, конечно, когда давал ему ученика, не ожидал от него такого. Теперь он отберет Дороги, и это будет таким позором, что Миши даже не сможет поехать домой к родителям. А что скажет дядя Геза, если узнает?.. Мысли становились все туманнее, и он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание, как тогда, на свекловичном поле… Вдруг Гимеши дернул его за рукав:

— Да садись же.

Миши опустился на место и тут же испугался, что не спросил разрешения преподавателя сесть, но снова встать уже не решился. Он не знал, что ему делать, и сидел в полном изнеможении, чувствуя себя совершенно разбитым.

— Покажи тетрадку, — сказал Гимеши. Он был страшно зол, потому что получил за контрольную четыре с минусом.