Леди и война

    Хотелось, чтобы остались живы.

    Но что бы с ними было дальше?

    Нет, все-таки странные вещи творятся в моей голове. Не следует отвлекаться от нытья на философию.

    Ллойд лично пичкает меня какой-то отравой, уже трижды в день. Откуда берет - не спрашиваю. И на вкус не жалуюсь. Эта мерзость и вправду приносит некоторое облегчение.

    По-моему, он за мной следит.

    Как только у меня приступ дурного настроения, Ллойд оказывается рядом. Говорит о каких-то пустяках, отвлекая от того, что делает. Ему больше не надо прикасаться ко мне, но само присутствие успокаивает. Иногда - погружает в сон. Бывает, что проснувшись, я узнаю о том, что спала сутки или двое. Наверное, так надо. Если бы не спала, было бы хуже.

    Конечно, на всех выездах пришлось поставить крест. И выставка цветов в Ратуше прошла без моего участия. Однако, кажется, все цветы оттуда переслали мне. Не только цветы... теперь мне придется ответить на несколько десятков писем.

    А местная газета взялась публиковать бюллетень о состоянии моего здоровья - я уже не задаюсь вопросом, зачем им это надо и кому интересно. Выходит, что много кому. Прислали даже художника, которого Луиза сочла возможным допустить.

    Лучше бы она этого не делала! Я видела итог его упражнений... умирающий лебедь и только.

    Пока он рисовал, сосредоточенно, с осознанием важности момента, я вспоминала Кайя. Где теперь те его рисунки? И что будет с нами?

    Мне ведь не позволят отступить.

    Я не дура. Я понимаю, что однажды меня вежливо попросят отдать долг гостеприимства. И сохранение Протектората куда важнее женских капризов.

    Хотя я не знаю, буду ли капризничать.

    Зато вчера появился Магнус. Целый день просидел у кровати, разве что за руку не держал... он чувствовал себя виноватым. И я тоже. И все никак не могу выкинуть из головы, что мы обречены испытывать это чувство вины друг перед другом если не до конца дней, то очень и очень долго.

    Я спросила его, где он был.

    А Магнус ответил, что большей частью - в своем прошлом. И что переоценил свою выдержку. Потом стал рассказывать про пушки, литейные мастерские, про мастеров, изготовлявших порох... про то, что все оказалось куда страшнее, чем он предполагал.

    Работорговцы. Стража. Городские власти. Плотный клубок даже не заговорщиков - деловых людей, увидевших выгоду там, где ее прежде никто не видел.

    За пушки платили золотом.

    Кто?

    Я знаю ответ - Хаот.

    Мастерских больше нет. И тех, кто их покрывал. И тех, кто владел кораблями, развозившими бронзовых зверей. И тех, кто торговал людьми... и многих иных.

    Когда вокруг огонь и кровь, много огня и много крови, Магнус перестает себя сдерживать.

    Ему жаль.

    Уезжая, он знал, что Кайя не выпустит меня из поля зрения. Но не знал, что Кайя тоже можно убить. Слишком все привыкли к неуязвимости протекторов.

    Дядя забрал Юго. Сказал, что для него есть работа, а я не стала уточнять, какая именно. Наверняка, по основному профилю. Пожелала удачи обоим.

    Сержант тоже уходит, но, кажется, сам. Зашел попрощаться...

   Мы виделись редко. Он избегал меня, да и не только меня, предпочитая держаться от людей подальше.

   - Ллойд, - Сержант упер мизинец в висок. - Снял. Ухожу. Так надо.

   - Побереги себя, пожалуйста.

   Кивнул, но как-то рассеянно, наверняка он находился где-то далеко, полагаю, рядом с Городом.

   - И не думаю, что Кормаку стоит верить.

   Он покачал головой, и снова виска коснулся.

   - Я слышал. Тогда. Эхо. Больно. Сейчас - пусто. Совсем пусто.

   - Мне тоже больно, но я жива. И ранение было. Кормак это признал. Его ты и слышал. Но раненые выживают.

   Упрямый. Опять касается виска.

   - Не слышу.

   - Конечно, не слышишь. Ты далеко. На чужой территории. И знакомы вы были не так давно, чтобы связь появилась крепкая...

   ...я отчаянно ищу аргументы, чтобы зацепить его. Потому что, не имея причины жить, Сержант найдет себе подходящее последнее приключение.

   - Если ты все равно возвращаешься...

   Не вопрос, и ответа я не получаю.

   - То хотя бы узнай точно, что произошло.

   - Узнаю, - он улыбнулся прежней своей, нехорошей улыбкой. - Иза, я сделал выбор. Не жалею.

   - Тогда... если вдруг захочешь вернуться... я всегда буду рада помочь, чем смогу.

   - Знаю.

   Но чем я, живущая в чужом доме, сама не понимающая, кем являюсь в этом мире, могу ему помочь?

   - И все-таки побереги себя.

   Вряд ли послушает, но неожиданно Сержант кивнул. Будем считать, что обещание получено.

   - Иза. Нельзя, чтобы Протекторат умер.

   Он первый это сказал. Но что бы ни происходило за границей, мне не позволят остаться в стороне.

   Дядя пробыл неделю. Он хотел бы остаться на более долгий срок или же забрать меня, но... мы оба понимали, что случай не тот, чтобы потакать желаниям.

   Я не уверена, что смогу выносить ребенка без помощи Ллойда.

   - Все будет хорошо, ласточка моя, - сказал он, обнимая меня. И я почти поверила.

   А Магнус протянул кольцо с синим камнем, точно такое, которое я все еще носила, не думая, имею ли на это право.

   - Может когда и вернешь. Если захочешь. Только... деточка, я умоляю, не обещай ему того, чего не сможешь дать. Это будет неправильно.

   И нечестно.

    Дорогой дневник... наверное, я исчерпала лимит нытья. Больше плакать не хочется. Напротив, я пребываю в состоянии странного умиротворения. Начинаю подозревать, что в снадобьях Ллойда есть не только витамины с минералами.

    А и пускай.

    Сегодня я ощутила, как шевелится мой ребенок. И впервые, наверное, поняла, что он - есть. Не как набор симптомов беременности, а как... не знаю. Просто есть.

    У меня мое маленькое чудо.

    Я уже знаю, что родится сын. У протекторов только сыновья и бывают. И пусть он будет похож на Кайя... а характер, так и быть, от меня возьмет...

   Моему пожеланию суждено было исполниться. Почти: родилась дочь.

Глава 11. Переломы: Кайя

   Дипломатия - это искусство так нагадить кому-нибудь в душу, чтобы у того во рту остался легкий привкус лесных ягод.

   Откровения бывшего посла после седьмого бокала шампанского.

   Блок не поддавался.

   Впрочем, сейчас война с ним отвлекала Кайя. Он даже научился получать своеобразное удовольствие - короткие мгновенья размытого сознания, когда одна боль уже уходит, а другая лишь готовится накрыть.

   Под волной тоже неплохо.

   Если перестать испытывать страх, то... темнота - лишь кокон. Спокойствие. Ни звуков. Ни запахов. Легкая горечь на языке и странное ощущение отсутствия тела.

   Почти свобода. В том числе от себя и выматывавшей душу тоски.

   Возвращение приносило свои проблемы, которые тоже отвлекали. Однажды Кайя три часа убил на то, чтобы написать собственное имя. Пальцы отказывались управляться с пером, выскальзывало, расплескивало чернильные капли, и это было забавно.

   Он рассмеялся, и кот, следивший в полглаза за неумелыми попытками, запрыгнул на колени. Он терся тяжелой головой о ладонь, презрев опасность быть измазанным чернилами, и мурлыкал. С котом Кайя заснул, так, как сидел - в кресле.

   Проснувшись же, обнаружил, что чернила высохли, а лист с корявыми буквами присох к щеке.

   - Бывает, - сказал Кайя, и кот согласился.

   Пожалуй, он единственный, с кем Кайя мог говорить, не испытывая раздражения. Или вот Хендриксон. Но весной он умер.

   К этому времени снег уже сошел, и зарядили дожди. В башне стало сыро и холодно. Камин разжигали, но скорее по привычке, Кайя вполне способен был обойтись и без огня.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.