Нехоженые тропки

Он рассмеялся, и вновь его целый чудовищный Двор смеялся вместе с ним, ужасными адскими звуками. Герни сделал резкий жест, и Марселлус с Ливией схлопнулись вместе. Они оба вскрикнули, когда их тела сжимались так, что трещали и ломались ребра. Их плоть зашевелилась и стала жидкой, сливаясь и смешиваясь вместе. Их лица перетекали друг в друга. К этому времени они кричали уже единым ужасным голосом. И очень скоро перед лесным богом стояло единое существо, которым они стали, — размером с двух человек, с выступающими костями и слишком большим количеством суставов, с ужасным безумным пристальным взглядом, горящим в его единственном наборе глаз. Существо попыталось говорить своим единственным ртом, но из-за шока не могло этого сделать и, поэтому, лишь жалобно мяукало и выло. Оно упало вперед на четыре конечности, неспособное удерживать равновесие в единой форме, вновь и вновь тряся бесформенной головой.

— Ступайте и будьте чумой в городе, называемом Темной Стороной, — сказал Герни. — Все, кто страдает, должны притягиваться к вам, и в их боли найдете вы Силу и Власть, которой жаждете. Боль, ужас и отчаяние сделают вас сильными, а страдание, которое вы вызовите, в свою очередь будет вашей местью бесчувственному миру. И по воле моей, вы никогда не будете снова разделены. В конце концов, именно этого вы и хотели.

Он опустился на Трон и высокомерно размахивал руками, а создания его Двора изгнали новорожденную Силу с прогалины. Она по-звериному, на четвереньках, поскреблась прочь, воя и визжа как безумная, ее долгое мучение только начиналось. И из всех присутствовавших только я знал, что однажды его назовут Плакальщиком, ангелом страдания, а я стану тем, кто уничтожит его.

Время очень любит двигаться по кругу.

Хоб В Цепях внезапно шагнул вперед, и все глаза немедленно устремились на него. Он жестоко дернул цепь, выдергивая Сьюзи вперед, чтобы поставить на колени перед Герни. К этому времени из нее полностью выбили бойцовский дух. Герни глубокомысленно посмотрел на гиганта с кабаньей головой и кивком разрешил ему говорить.

— Для Охоты у нас есть эта женщина, — сказал Хоб В Цепях. Его голос состоял из ворчания и визга, лишь чары Дедушки Время позволяли мне его понять, но, тем не менее, голос его звучал резко и дико — голос того, кто никогда не должен был учиться говорить. — Давайте отдадим сына Лилит. Вернем его ей. Кто знает, что она могла бы дать нам взамен? Чтобы избавить его от мучений и смерти.

Повсюду раздались одобрительные лай и вопли, но большая часть Двора молчала, ожидая ответа Герни. А лесной бог уже качал своей огромной косматой головой.

— Лилит слишком горда, чтобы уступить кому-то, даже из-за собственной плоти и крови. Она никогда не бросит ни унции власти, независимо от того, чем мы будем угрожать ее сыну. Она скорее убьет его сама, чтобы не дать использовать его против себя. Нет, все, что нам остается, — это возможность причинить ей боль, разрушая то, что принадлежит ей. Показать наше презрение к ее городу и ее ограничениям. Шанс доказать — что бы они ни делала, мы можем это разрушить, как однажды мы сотрем с лица земли ее проклятый город.

— Я бы правда не рассчитывал на то, что она расстроится, — сказал я так рассудительно, как только мог. — Я из будущего. За много веков от этого времени. Она даже не знает о моем существовании.

Двор тревожно зашевелился, попытаясь понять смысл сказанного мною, и вновь они уставились на Герни, ожидая руководства к действию. Они вправду не были созданы для абстрактных размышлений. Герни медленно потирал свой бородатый подбородок.

— Я слышу правду в твоем голосе…, но в прошлом, настоящем или будущем, ты — по-прежнему ее сын. Она признает это в тебе.

— Ладно, — сказал я, быстро ориентируясь на ходу. — А как насчет этого — поскольку я из будущего, я знаю, что должно случиться с тобой, Герни. Знаю твое будущее и твою судьбу, и тебе действительно необходимо знать, что будет, если ты хочешь использовать любую возможность, чтобы избежать этого.

Герни раздумывал, пока весь его Двор смущенно переглядывался, а потом кивнул свиноголовым, державшим меня, и те стали жестоко меня избивать, снова вынуждая меня встать на колени, прикрывая голову от ударов. Сьюзи вскрикнула и попыталась до меня добраться, но железная цепи сжимала ее горло, пока не вынудила остановиться, чтобы получить возможность дышать. Я отступил глубоко внутрь себя, подальше от боли. Наконец, избиение прекратилось, и я медленно поднял голову, чтобы посмотреть на Герни. Я пытался что-то сказать, но все, что у меня получилось, это вяло выплюнуть кровь изо рта. Герни рассмеялся мне в лицо.

— Ничто не имеет такого значения, сколько боль и ужас, которые ты испытаешь в моих руках и по моей воле. Месть будет моей. — Он поднялся с Трона и поднял руки над своей рогатой головой. — Пусть начнется Охота! Дикая Охота, по старым правилам и самой древней традиции!

Весь Двор ревом и лаем выразил свое одобрение, топая по земле ногами, копытами и лапам и задрав лица, рыла и морды к полной луне над пустошью. В воздухе витали свежий голод и крайняя необходимость, горячие и безрассудные, пульсируя, как биение гигантского сердца. Жажда преследования была в их крови и умах, они уже предвкушали кровавую резню, которой все закончится. Они смотрели на меня горящими счастливыми глазами, и мускусное зловоние наполняло воздух.

— Начнем с женщины, — сказал Герни, глядя вниз на Сьюзи с почти нежной улыбкой. — Попроще, конечно, но все же сладкая и дикая гонка, чтобы разогреть наш аппетит для основного состязания. По смотри на свою женщину в последний раз, сын Лилит. Когда ты увидишь ее снова, или то, что от нее останется, вряд ли ты сможешь ее узнать.

Он смеялся надо мной, наслаждаясь мыслью о моем ужасе и беспомощности, и его Двор — вместе с ним. Но я — Джон Тэйлор, и я никогда не бываю беспомощным. Я выкинул из головы боль и слабость, яростно размышляя. Я не мог позволить этому случиться. Не мог позволить Сьюзи страдать и умирать за меня. Я поклялся истечь кровью, страдать и умирать, но не допустить этого, и каждое слово моей клятвы имело для меня значение.

— В чем дело, Герни? — громко спросил я. — Кишка тонка для настоящей Охоты? Маловаты яйца преследовать сына Лилит, так вы должны набраться храбрости, для начала охотясь на женщину?

Смех резко прервался. Весь Двор смотрел на Герни. Он шагнул вперед, поднимая руку, чтобы меня ударить, и я рассмеялся прямо ему в лицо. Он замер от внезапной неуверенности. У меня не должно было остаться сил для борьбы. К этому моменту я должен был быть сломан телом и духом. Но я все же был сыном Лилит… и впервые Герни начал осознавать действительное значение этого. Он оглянулся на свой Двор, чтобы увидеть, как они это восприняли, и увидел в их глазах такую же неуверенность. Я посеял сомнения и в его, и в их сознаниях, что он предложил охотиться на Сьюзи лишь для того, чтобы оттянуть момент, когда у него хватит храбрости для охоты на меня. Я публично бросил вызов его гордости и отваге, и он знал, что он не мог позволить себе казаться слабым перед своими людьми. Перед сыном Лилит.

— Отлично, — сказал он наконец, и махнул свиноголовым, чтобы держали меня на коленях, так что он мог вплотную приблизить свое лицо к моему. Я и забыл, какой он невысокий. — Забудь про женщину. Она умрет здесь и сейчас, прямо перед тобой, и ты будешь завидовать ее быстрой и легкой смерти, когда мы станем гнать тебя, кричащего и окровавленного, с каждым шагом теряющего куски своей кожи, через дикие леса, по капле выдавливая твою кровь страданиями и ужасом, убивая тебя дюйм за дюймом… до тех пор, пока ты не в силах будешь бежать дальше — а потом мы вскроем тебя и на твоих глазах вырвем и сожрем твои потроха.

— Да и черт с ним, — я был категоричен. — Если вы ее убьете, я не побегу. Я останусь стоять здесь и умру, лишь бы досадить вам и лишить вас удовольствия Охоты. Нет. Предлагаю сделку: получите меня вместо нее. Оставьте ей жизнь, и я обещаю вам гонку, какой прежде вы не видели.