Черное сердце

Кассель,

Юликовазаметно повышаетголос. – Я –наименьшаяиз твоих забот.Думаешь, еслибы ты жил в Китае,тебе бы удалосьразгуливатьна свободе?

Ох,хватит уже,

говорюя.

Сейчаспроблем от тебябольше, чем отПаттона, а тывидел, как моеначальствоулаживаетпроблемы.Единственныйпокончить совсем этим, еслиты…

С этимникогда непокончить! –Кричу я. – Кто-товсегда будетменя преследовать.Всегда будутпоследствия.Так что валяйте.Хватит мне ужебояться, и хватитс меня вас.

С этимисловами спешув дом. Но на крыльцеостанавливаюсь,оглядываюсьна Юликову.Жду, пока онавернется ксверкающейчерной машине,сядет в нее иуедет. Потомсажусь на порог.

Долгосмотрю на двор,ни о чем в общеми не думая – побольшей частипросто дрожаот ярости иадреналина.

Государственныхчиновниковмного – одномучеловеку несправиться.Они могут ополчитьсяпротив дорогихмне людей, ополчитьсяпротив меня,сделать такое,о чем я даже ине думал. Могутсделать ходсейчас иличерез год. А ядолжен бытьготов к этому.Готов отнынеи навсегда –иначе я лишусьвсего, что уменя есть, япотеряю всех,кого люблю.

Например,они могут начатьохоту на Лилу,которая хладнокровнозастрелилачеловека. Еслиим удастся этовыяснить, обвинитьее в убийствеагента Джонса,я сделаю всечто угодно,лишь бы сохранитьей свободу.

Илиони могут обрушитьсяна Баррона,который работаетна них.

Или…

Покая думаю, до менядоходит, чтоя смотрю настарый сарай.Туда уже многолет никто незаходил. Оннабит староймебелью, ржавымиинструментами,ненужным хламом,который сложилитуда мои родители.

Именнотам отец училменя открыватьзамки. Там ондержал все своиинструменты,в том числе исверхнадежныйящик. Живо вспоминаюотца: с сигариллой,свисающей изуголка рта, онсмазывает замокмаслом. Памятьдобавляетотмычки, наборыстамесок иболты.

Помнится,никто не моготкрыть этотящик. Даже зная,что внутрилежат конфеты,мы ничего немогли поделать.

Сарай– единственноеместо, где мыс дедом не делалиуборку.

Оставляюмолоко на крыльце,иду к высоким,видавшим видыдверям и отодвигающеколду. В последнийраз я был здесьво сне. Да и сейчасвсе похоже насон – из-подног поднимаютсяклубы пыли,свет поступаетлишь в щелимежду досок,а окна посерелиот паутины игрязи.

Пахнетгниющим деревом,какими-то животными.Большая частьмебели покрытапогрызеннымимышами покрывалами,отчего всевокруг кажетсякаким-то призрачным.Замечаю мусорныймешок, полныйпластиковыхпакетов, и несколькопотрепанныхкартонныхкоробок, доверхузабитых бутылкамииз-под молока.Рядом старыйсейф – такойржавый, чтодверь навекизастыла в приоткрытомсостоянии.Внутри нахожустопку мелочи– монетки позеленелии прилипли другк другу.

Рабочийстол отца тожепокрыт тканью.Сдернув ее,вижу разбросанныеинструменты:тиски, съемник,декодер для кодовых замков,молоток сосъемныминаконечниками,сверхнадежныйящик, мотокшпагата и связкуржавых отверток.

Еслибы у отца былбриллиант«Воскресение»,если бы он хотелоставить каменьсебе, если бымог продатьего, то он навернякаприпрятал быалмаз там, гдепостороннийни за что искатьне станет, аникому из членовсемьи не хватитумения до негодобраться.Трачу примерноминут пять идобиваюсь того,что в детствеказалось мненевозможным.

Зажимаюящик в тисках.Потом беруциркулярнуюпилу и распиливаюего.

Металлическиеопилки разлетаютсяпо полу, собираясьв сверкающиекучки. Ящикуничтожен, яполностью снесего верхушку.

Внутринет никакогобриллианта– только пачкабумаг и оченьстарая, наполовинурастаявшаяконфета напалочке. Откройя этот ящик вдетстве, меняждало бы горькоеразочарование.

Сейчася тоже разочарован.

Раскладываюбумаги, и мнена ладони падаетфотография.Группа мальчиковс очень светлымиволосами нафоне огромногодома – одногоиз тех старинныхфамильныхособняков встиле Кейп Код,с огороженнойперилами площадкой,с колоннамии видом на океан.Перевернувснимок, вижусделаннуюзатейливыми незнакомыммне почеркомнадпись: «Чарльз,Филип, Анна».Наверное, одиниз них все жене мальчик.

Думаю,что, скореевсего, передомной заготовкадля какого-тостарого мошенничества.Потом я разворачиваюеще один листок.Это свидетельствоо рожденииФилипа Рэбёрна.

Не Шарпа– я всегда знал,что это имяфальшивка,вроде призаиз игральногоавтомата. Рэбёрна.Настоящаяфамилия моегодеда. Та, которуюон оставил, та,которую он отнас скрывал.

КассельРэбёрн. Я мысленнопытаюсь представить,как это звучит,но выходитнелепо.

Здесьесть и газетнаявырезка – в нейговорится, чтоФилип Рэбёрнв возрастесемнадцатилет погиб прикораблекрушенииу берегов Хэмптонса.Нелепый и весьмадорогой способумереть.

Рэбёрнымогли купитьвсе что угодно.Разумеется,покупка краденогобриллиантабыла им по карману.

Дверьсо скрипомоткрывается,и я, подскочив,оборачиваюсь.

Я нашелмолоко у порога.А ты что здесьзабыл? – СпрашиваетБаррон. – И чтоты сделал спапиным ящиком?

Смотри,

протягиваюему леденец.– Там и правдабыла конфета.Вот тебе и на!

Барронсмотрит на менятак, будто донего внезапнодошло, что, пожалуй, именно он самыйразумный избратьев.

Возвращаюсьв Уоллингфордсразу послеужина. Нашсмотритель,мистер Пасколи,странно коситсяна меня, когдая пытаюсь вручитьему написаннуюмамой записку.

Всев порядке, Кассель.Декан ужепредупредил,что ты можешьотсутствоватьнесколько дней.

А,

говорюя. – Точно. – Япочти забыло сделке, которуюмы с Сэмом заключилис деканом Уортоном.С тех пор стольковсего случилось,что я почти ине надеялсяпустить ее вход. Но теперь,вернувшисьв школу, понимаю,что, пожалуй,мне и впрямьвсе сойдет срук.

Интересно,можно ли невставать скровати, покая полностьюне отдохну.

Скореевсего, нет.

Не знаю,что я ожидалувидеть, войдяв свою комнату,но уж точно неСэма, лежащегона кровати сзабинтованнойногой. Рядомс ним сидитДаника – и онииграют в какую-тоочень увлекательнуюигру в карты.

Очевидно,Сэму уже прощаетсято, что в нашейспальне находитсядевушка. Восхищаюсьего практичностью.

Привет,

говорюя, прислоняяськ дверномукосяку.

Чтос тобой случилось?– СпрашиваетДаника. – Мыволновались.

Я тожеволновался,

отвечаюя, глядя на Сэма.– Ты как, в порядке?Я про ногу.

Ещеболит,

Сэмосторожноопускает ногуна пол. – Покахожу с палочкой,но врач сказал,что я, возможно,буду хромать.Быть может, этоне пройдет.

Тотшарлатан? Надеюсь,ты еще с кем-топроконсультировался.– Меня охватываеттакое чувствовины, что фразавыходит резче,чем я планировал.

Мы всеправильносделали,

с глубокимвздохом отвечаетСэм. Такогосерьезноговыражения лицая у него еще невидел. Сказываетсядействие боли.– Я ни о чем нежалею. Я чутьне сгубил своебудущее. Наверное,раньше я всевоспринималкак должное.Хороший колледж,хорошая работа.Думал, то, чтоты делаешь –это так клево.

Прости,

говорюя, и мне действительностыдно. Мнеочень и оченьжаль, что онтак думал.

Нет,

говоритмой друг. – Тебене за что извиняться.Я был дураком.А ты спас меняот крупныхнеприятностей.

Смотрюна Данику. Сэмвсегда таквеликодушен,но вот Даникаточно выскажется,если считает,что я неправ.– Я не хотел,чтобы ты… я нехотел, чтобывы пострадалипо моей вине.

Кассель,

Даникаговорит слишкомпрочувствованнымтоном – каквсегда, когдасчитает, чтомы ведем себяпо-идиотски.– Не вини себяиз-за Мины Лэндж.Это не ты свелнас с нею. Онаже учится вэтой школе,забыл? Так чтоты ни при чем.И ты не виноватв том,… о чемты думаешь. Мы– твои друзья.

Сэмсмеется:

В хорошемнастроении,да?