Страница 12 из 81
— Знаете, капитан, я всегда была поклонницей философии буддизма, — наконец нашлась Натали. — Реинкарнация, переселение душ… Как вы думаете, кем вы были в прошлой жизни?
Верещагин не собирался объяснять девице, что переселение душ не имеет ничего общего с буддизмом.
— М-м… стыдно признаваться, но в горах я становлюсь гораздо более ревностным христианином, чем на равнине.
— Но все-таки, — не унималась Натали. — Неужели вас не заинтересовали обычаи непальцев?
Верещагин улыбнулся. В Непале улыбка — самый что ни на есть национальный обычай. Нет, их улыбки — это не американское холодное, фирменно-белозубое и стандартное, как пожарный гидрант, keep smiling. Улыбка непальца щербата, темна и согрета солнцем, как молитвенный камень у дороги в Намчебазар…
— Да, обычаи у непальцев забавные, — с воодушевлением сказал он. — Знаете, я как-то битый час простоял на набережной, глядя, как сжигают покойников… Чрезвычайно занимательное зрелище… Дров там не хватает, и в реку часто сбрасывают недожаренный труп… Полгорода, что интересно, пьет из этой реки, давно уже должны вымереть от кишечных инфекций — ан нет. Река считается священной… Вот что делает вера…
Мари поперхнулась, сдавленно извинилась и выскочила из гостиной, едва не сбив с ног Тамару, которая появилась (наконец-то!) с такой естественностью и грацией, словно это она, а не две светские кобылки, была хозяйкой дома.
— Арт, это слишком, — заметила она.
— Что вы, что вы! — кисло возразила Натали. — Тамара, ваш кавалер необычайно интересный собеседник. Для человека своего происхождения он весьма оригинален…
Он решил отбить выпад.
— Кстати, сударыня, вы знаете, кто может считаться гражданином Непала?
— Нет, сударь…
— Любой, кто был зачат непальцем и непалкой.
Оставив Натали переваривать это пикантное сообщение, они покинули особняк. На выходе Верещагин слегка получил между лопаток.
— Вот тебе, — сказала Тамара. — Чтоб не задирался. Сегодня они расскажут моей матери, какой ты солдафон. А завтра я по телефону получу от нее очередной разнос.
— Виноват, вашбла-ародь! Больше не повторится, вашбла-ародь!
— Когда ты начинаешь бравировать своим плебейством, ты просто ужасен.
Она поймала себя на том, что начинает испытывать раздражение уже в самом начале вечера — боже мой, а ведь только что была до умопомрачения рада звонку и его появлению! Раздражение выплеснулось в вопросе:
— Ну, что у нас сегодня? Ужин во французском ресторане и ночь в мотеле? Ужин в китайском ресторане и ночь на яхте твоего друга? Ужин в турецком ресторане и ночь в твоей квартире?
— Не угадала. Ужин, для начала, в «Пьеро». А где ночь — увидишь.
— После ужина в «Пьеро» ночь можно провести только на заднем сиденье твоего «хайлендера». Тебе не кажется, что мы немножко не в том возрасте, чтоб тискаться на заднем сиденье автомобиля?
— С тобой я готов тискаться где угодно. Скажешь на заднем сиденье — будем на заднем сиденье.
— Не сомневаюсь. И все-таки, где ты взял деньги на «Пьеро»?
— В тумбочке.
— ???
— Это советский анекдот. «Где ты берешь деньги? — В тумбочке. — А кто их туда кладет? — Моя жена. — А кто ей дает деньги? — Я. — А где ты берешь деньги? — В тумбочке».
Она сдержанно посмеялась:
— Ну, а все-таки?
— Я снял все со своего счета.
— Ты с ума сошел?
— Я подумал — зачем советскому человеку счет в крымских рублях?
— А, перестань! Деньги бы обменяли по курсу, а так мы их проедим.
— Лучше их проесть, чем поменять по советскому курсу.
С этими словами они свернули в переулок Малый Арбат, ведущий к набережной Нахимова — и тем самым пересекли границу самого фешенебельного и дорогого района Севастополя.
Теперь представьте себе кабаре «Пьеро» — полуподвал в двухэтажном особнячке на набережной, простая, почти незаметная вывеска — стилизация под серебряный век, трагический черно-белый овал — лицо грустного клоуна — и вечер, упоительный севастопольский вечер…
Сроду Вертинский не бывал и не певал в этом кафешантане, но ушлые стилисты-рекламщики так много усилий приложили к тому, чтоб уверить в обратном туристов и местных, что в «Пьеро» народ валил валом, несмотря на космические цены. Денег в этом году севастопольцы не считали — к чему экономить бесполезные «тичи», когда вот-вот нагрянет Красная Армия и принесет, кроме всего прочего, советский рубль — самую твердую в мире валюту, официальный курс которой не меняется вот уже двадцать лет!
Поэтому «Пьеро» был забит под завязку, и не закажи Артем столик заранее, свободного места они бы не нашли.
Тамара была здесь в первый раз. Этот кафешантан находился на верхнем пределе ее финансовых возможностей и подбирался к верхнему пределу финансовых возможностей Артема. Говорили, что получить здесь после легкого ужина с десертом счет на миллион — обычное дело. Она села за столик и начала оглядывать стены, украшенные афишами и фотографиями Вертинского.
— С ума сойти! Он здесь выступал?
— Ни разу.
— Откуда ты знаешь?
— Просветил Гия Берлиани. В те годы этот бульвар еще не был построен. Вертинский действительно жил какое-то время в Севастополе, но тот дом был разрушен во время реконструкции.
— Жаль. Я думала, здесь все настоящее.
Арт пожал плечами.
— Кофе настоящий. Мороженое настоящее. Шансон настоящий. Чего ж вам боле?
— Да, ты прав. Здесь очень мило. — Она была слегка разочарована.
Он улыбнулся.
— В Ялте, в «Невском проспекте», за бешеные деньги сдается номер, где Высоцкий несколько дней жил с Мариной Влади. Никогда не понимал желания прикоснуться к знаменитости через то место, которое она почтила своим присутствием.
— Мало ли кто чего не понимает. Я, например, не понимаю желания прийти в такой дорогущий шантан в джинсах и пуловере на голое тело… Извини…
— Ничего… Ты сердишься, что меня так долго не было? Что я не взял отпуск вместе с тобой?
— Нет, уже не сержусь… Сначала хотелось удушить тебя, а потом я поняла… Мы ведь еще долго будем вместе, а в Гималаи тебя, скорее всего, больше не выпустят.
— Ты меня простила?
— Я боялась, что ты меня не простишь. Что больше не приедешь…
— Хорош бы я был, если бы не приехал! — Он протянул руку через стол и взял ее ладонь, сжал осторожно и сильно. — Я полтора месяца с тобой не виделся. Как я мог не приехать?
Он приложил ее ладонь к своей щеке. Борода слегка кольнула руку.
— Как ты провела отпуск?
«Ужасно. Я, как идиотка, моталась в автобусе по всей Италии и могла думать только о том, что ты со мной не поехал. Я три года копила деньги на этот круиз — и никакого удовольствия…»
— Неплохо. Только в Венеции шел дождь, все кошмарно затопило… Так что даже если бы ты поехал — все равно покататься на гондоле не вышло бы. А как ты съездил?
— Тоже неплохо. Уэмура собирается на Эверест в одиночку.
— Тебе все равно бы не разрешили.
— Да…
«Ничто не делает мужчину таким привлекательным, как полуторамесячная разлука», — подумала Тамара.
— There Beren came from mountains cold… — прошептал он. — And lost he wandered under leaves, and where the elven river rolled he walked alone and sorrowing. He peered between the hemlock leaves and saw in wonder flowers of gold upon her mantle and her sleeves and her hair like shadow following…[3]
…Они познакомились два года назад, на армейском рождественском балу.
Она к тому времени уже семь лет была военнослужащей — и этим все сказано. Вы знаете, что такое женщина-военнослужащая? Одно из двух: или это жена военного, или это любовница военного. Штатские не женятся на «форсянках». Особенно — на «Вдовах». Ну, какой штафирка примирится с прелестями армейской жизни: постоянным окружением толпы интересных мужиков, патрульными и тренировочными полетами, медицинскими проверками, тренировками, в конце концов — кругом такая масса штатских женщин!
3
Дж. Р. Р. Толкиен, «Песнь о Берене и Лучиэнь», первод В. Григорьевой и Г. Грушецкого.