Страница 7 из 11
– Пойдёмте, посмотрите. Может, вам ещё и не понравится. Тогда у нас на выбор несколько коттеджей, но без вида на бухту. И номера поменьше – с видом.
Но постоялец хотел именно в мансарду, наверх, под крышу. И бодро взлетел на три этажа, плюс металлическая лестница под ту самую крышу.
– Извините, тут под лестницей у меня полотенца сушатся, ничего? – извинилась она. – У меня пока нет большой прачечной, да и на воздухе высушенное бельё – оно как-то приятнее.
– Это же чистые полотенца? Если чистые – то ничего! – хохотнул Всеволод Алексеевич. – А про бельё вы правы: на воздухе оно всегда лучше.
Его переполняла какая-то задорная энергия. Это было приятно. С ним рядом было безмятежно, спокойно. И весело (не путать со «смешно»).
Маргарита Павловна открыла ключом бронированную дверь и впустила гостя в помещение.
Это и была мансарда. Большой светлый номер с балконом. Тогда он не был ещё так хорош, как сейчас. Когда Маргарита Павловна перепланировывала, переделывала и переобустраивала мансарду, она думала именно о нём, а Всеволоде Алексеевиче. Прилежно привязывала этот номер к нему. К его вкусам. Ещё тогда, той самой ночью, едва зайдя в номер и небрежно бросив саквояж на пол – и даже в этом жесте было что-то безумно кошачье-мужское, – он сказал:
– Вот эти две стены убрать, в коридорчике перегородки тоже не нужны, кладовку под крышей разрушить и в образовавшуюся нишу – кровать. Сюда – низкий, но массивный стол, приземистую мягкую мебель. В потолки – окна. Большое окно в стене – иллюминатор. Шкаф под одежду – один, у выхода на балкон. И пару комодов. Больше ничего. Всё массивное и должно быть цвета моря, песка и морёного дуба. Цвета моря и песка, но без уклона в жовто-блакитность державного стяга. И никаких новомодных ярких пятен. Спокойствие и классика. Только спокойствие и только классика. Ничего, кроме спокойствия и классики. Но это я так… Простите. Был тяжёлый день. Сперва на двенадцать часов задержали рейс. Затем даже бизнес-класс не спас от шумных украинских гастрабайтеров, возвращающихся на родину. Они все так накачались за двенадцать часов ожидания в аэропорту, что бродили туда-сюда, не обращая никакого внимания… Вы же знаете условность наших бизнес-классов. Занавесочка – призрачная межсословная межа. Потом изумительные в своей наглости, к которой я никак не привыкну, крымские таксисты. Впрочем, меня это даже забавляет. Меня уже давно забавляет то, что прежде раздражало.
– Вы архитектор? – поинтересовалась Маргарита Павловна, мигом в уме всё взяв на заметку.
Сколько она ни думала над перепланировкой и ремонтом этого большущего, в сущности, чердака, громко и незаслуженно (пока!) именуемого мансардой, такие очевидные пространственные решения не приходили ей в голову. И не только ей. Она обращалась в дизайн-бюро, но там за проекты ломили какие-то несусветно большие цены, а предварительно проговоренные предложения были ей совсем не по душе. Из обычного большого чердака ей предлагали сделать дизайнерски захламлённый большой чердак.
– Нет, я судмедэксперт. Просто люблю простор, комфорт, уют и чистоту. И не люблю лишнего. Из этого чердака может получиться очаровательный номер для сибарита-одиночки. Если мне у вас понравится, стану постоянным клиентом. Я много лет приезжаю сюда. Ещё со студенческих времён. Люблю Крым – всё побережье от Севастополя до Феодосии. А с тех пор как Балаклава перестала быть закрытым военным объектом, я во время своих крымских вакаций в основном здесь базируюсь. До сих пор останавливался в гостинице на улице Калича. Милая гостиница, хотя и неоправданно дорогая за их далеко не европейский сервис. Любоваться из окон люкса на дорогу и стену завода, а перекуривать во дворике, упираясь взглядом в крутой склон горы – это не очень по мне. Но тем не менее больше ничего особенно-то и не было. Ну разве что чуть повыше и далековато от бухты построили совсем уж какой-то пластмассовый кемпинг с номерами размером с коробку из-под холодильника… Не примите меня за сноба. Я легко довольствуюсь самым малым, когда нет возможности довольствоваться самым лучшим. Самым лучшим тут было гостиничное заведение на Калича. По крайней мере до сих пор. Я мирился с ценами, которые они ломили даже зимой, и терпимо относился к бессмысленному и беспощадному русскому… пардон, украинскому сервису. Но сегодня они переплюнули сами себя. Во-первых, меня не впускали добрых полчаса, несмотря на настойчивый трезвон. Во-вторых, заспанная девчушка, наконец отворившая мне врата, была так нелюбезна, как будто я лично олицетворял её проблемы былые, текущие и, вероятно, даже грядущие. В-третьих, забронированный мною люкс оказался занят. Потому что я, видите ли, опоздал на двенадцать часов. А между тем я перезвонил в гостиницу из аэропорта и предупредил, что рейс задерживается на неопреде-лённое время и я прошу держать номер за мной. А они мне по приезде: «Не я с вами разговаривала, мне ничего не передали!» Верю, что не с ней! Я разговаривал, так сказать, с гостиницей. Гостиница оказалась ко мне глуха. Не вняла просьбе постоянного и щедрого клиента. Я не стал уточнять, кому так срочно понадобился люкс февральской ночью в Балаклаве. Настолько срочно, что потребителю услуги отказали, цедя через губу. Не извинились. Не предложили альтернативы. Не стал, не стал, не стал. Я лишь ещё глотнул из моей верной бутылки виски и попросил очередного алчного и безмерно разговорчивого крымского таксиста – того самого, что подкатил меня сюда – оттранспортировать меня в какую-нибудь приличную гостиницу, если они тут, разумеется, есть. А хотя бы и в тот пластиковый кемпинг на горе. «Ой, тут на Куприна есть новая гостиница, – сказал мой извозчик, – очень приличная». И подкатил меня к вам. – Всеволод Алексеевич посмотрел на Маргариту Павловну и улыбнулся. – Похоже, я не только сноб, но ещё и брюзга. Вы наверняка хотите спать, а я вас всякой ерундой гружу. Простите, я не всегда так болтлив.
– Ах, перестаньте! – искренне замахала на него руками Маргарита Павловна. – Никакой вы не брюзга. Я прекрасно понимаю ваше состояние. Двенадцать часов в аэропорту, перелёт, наши таксисты с их ночными ценниками, да тут ещё и сервис подвёл. К тому же у нас не просто гостиница, а гостевой дом. И значит, каждый мой гость – не просто случайный постоялец, а гость моего дома. Лично мой гость. Так что если вам что-то нужно – звоните лично мне в любое время дня и ночи. В папке все номера. Я здесь и живу. Моя квартира на втором этаже. Зимой у нас не слишком много обслуги: приходящая горничная, кухарка и я. Чувствуйте себя дома! Единственное… – Она замялась. – У нас в номерах не курят. Не потому, что я такая уж поборница здорового образа жизни, просто разные бывают постояльцы, не все соблюдают технику безопасности и…
– И напиваются, и прожигают дыры в диванах и занавесках! – подхватил ночной гость. – Не волнуйтесь, Маргарита Павловна! Я умею читать и знаю, что обозначает эта перечёркнутая сигарета в кружке. Я уважаю чужие монастырские уставы. К тому же одна из главных прелестей мансард как раз и заключается в балконах! На балконе можно курить?
– Да, конечно! У нас прекрасный большой балкон. Терраса… Там есть кресла и пепельница. Спокойной ночи, Всеволод Алексеевич.
– Спокойной ночи, Маргарита Павловна.
В восемь часов утра Маргарита Павловна обнаружила постояльца на кухне у Фёдоровны. Кухарка смотрела на него с обожанием и даже не сразу заметила хозяйку. Маргарита Павловна покашляла.
– Ой, Марритапална! – пророкотала не то ещё с вечера хмельная, не то с утра опохмелившаяся кухарка. – Я пришла – и смотрю, вы мне тут распорядились насчёт завтрака для мансарды. Ой, только не надо мне делать внушений! Я знаю, шо завтрак с восьми до одиннадцати. Ну так то когда сезон! А тут мне стало интересно, шо у нас за гость такой в мансарде, шо вы мне прям завтрак, как аглицкому прынцу, расписали. Ну так я ему и позвонила спросить, если он съест овсяную кашу, и яйца всмятку, и творог с сухофруктами, и булочки с джемом, и ещё вот всё то, что вы мне тут понаписали на полк, – так не треснет ли у него лицо? А он мне, милый, и говорит, что вполне удовольствуется манной кашей. Ну так меня зло взяло, и я ему свой коронный морковный пирог пеку, а на обед ему приготовлю корсарскую похлёбку! И пусть только попробует не съесть!