Страница 35 из 151
— Так начнем, Ояр, — шепнул Акментынь. — Должно хорошо получиться. Вы с Имантом идите на тот бугор, а я засяду у речки.
— Идет. Только огонь открываю я. Тогда они бросятся к придорожной канаве и на открытом месте попадут под твой автомат. Так, смотри, жди, когда начнут отходить.
— Договорились, — согласился Акментынь. Он пробрался по канаве к своей позиции и удобно устроился за двумя валунами. В это время Ояр с Имантом тихо переползли на бугор. Ояр сделал опору для автомата, выбрал сектор обстрела и стал наблюдать.
Командир сидел на корточках в нескольких шагах позади цепи и тихим голосом подавал команду. Судя по всему, немцы приготовились к атаке. В тот самый момент, когда они начали приподниматься, чтобы сделать перебежку, Ояр нажал гашетку автомата. Длинная очередь, как острая пила, врезалась в цепь нападающих и перепилила ее надвое. Командир упал навзничь, справа и слева рухнуло несколько солдат. Среди немцев началась паника. Какой-то полицейский вопил что есть мочи:
— Не стреляй, идиот, здесь свои! Гляди, куда стреляешь!
Но его тут же уняла пуля Ояра. Тогда вся цепь поднялась и побежала назад по открытому полю к придорожной канаве. С нетерпением ждал этого момента Акментынь. «Получайте, дьяволы», — прохрипел он и нажал гашетку. Некоторые падали как подкошенные и больше не шевелились, другие побросали оружие и метались во все стороны. Но мало кому удалось достичь укрытия, — с другой стороны не переставая стрелял Ояр.
Весь бой продолжался несколько минут, но шестнадцать солдат и полицейских остались на месте, а те пять-шесть человек, которым посчастливилось выскочить, без оглядки неслись через кусты и болотце к лесу.
— Эй, друзья, выходите! — крикнул Ояр. — Путь свободен!
Тогда из ельничка вышли трое мужчин. Впрочем, вышли они не сразу, а сперва оглядели поле боя. Увидев трупы немцев, они поняли, в чем дело. Теперь можно было опустить автоматы, выйти навстречу нежданным помощникам и от всего сердца пожать им руки. Все были взволнованы в этот момент, у всех блестели глаза.
— Ну, братцы, мы было в такое пекло попали! — забасил один из них — плечистый парень с белыми, выгоревшими от солнца волосами. — Вот что значит правильная стратегия. А то бы мы совсем пропали. Ни вперед, ни назад.
— Давайте скорее соберем трофеи и — подальше отсюда, — сказал Ояр. — Поговорить успеем после. Эта музыка даром нам не пройдет.
Они сняли с убитых автоматы и патроны. Каждому досталось по два автомата, а Ояру, Акментыню и одному из новых товарищей — по хорошему пистолету. Остальное оружие спрятали в густом кустарнике: когда-нибудь пригодится. Изрядно пополнив запас патронов и даже продовольствия, удвоив свою живую силу, бойцы оставили поле боя. Акментынь мог еще раз сказать: «Наши силы растут, мы не пропадем».
Ясно, что он так и сказал.
Когда Акментынь узнал, что у одного из новых товарищей есть бритва, он решительно заявил:
— Пока еще светло, надо привести себя в человеческий вид. Скоро меня будут называть дедушкой, а я еще в женихах себя числю. А если ты, Ояр, думаешь, будто тебя украшает эта мочалка, то весьма ошибаешься. Ни одна девушка не захочет взглянуть на такого.
Они действительно стали походить на дикарей. У Акментыня на щеках местами уже начал завиваться волос. Ояр казался лет на десять старше, то же можно было сказать и о новых спутниках.
— Не понимаю, как вам самим не противно, — сердился Акментынь. — Молодые люди, бритва в кармане, а похожи на Мафусаилов.
Часа четыре прошагали они без остановки по лесным тропкам, прежде чем решились сделать привал на берегу ручья. Акментынь скинул пиджак и рубаху и облюбовал пенек под парикмахерское кресло.
— Друг, дай-ка сюда бритву, — обратился он к плотному, краснощекому парню, владельцу вожделенного инструмента. — Сначала я побрею тебя, потом ты будешь обрабатывать меня. Остальные становись в очередь.
Акментынь оказался неплохим парикмахером. Бритва шла легко, снимая густую, трещавшую под ней щетину. За неимением помазка Акментынь намыливал щеки при помощи собственной пятерни.
— В Англии только так и намыливают, — объяснял он. — В каждой парикмахерской есть мальчик, ученик брадобрея. Когда я в Кардифе зашел в первый раз побриться, меня усадили в кресло, опрокинули навзничь, после этого на меня набросился мальчишка и несколько минут мылил пальцами щеки. Друг, немного повыше подбородок… дай подступиться к шее. Почему у тебя такая колючая борода? Нельзя так. Теперь поди умойся. В ручье удивительно мягкая вода.
Когда всех побрили, они едва узнали друг друга. Оказалось, что старшему из «дедушек» было не больше тридцати лет, а остальные и того моложе — лет двадцати пяти — двадцати восьми.
Тот, который первым вышел из ельника, долго смотрел на Ояра, а Ояр, в свою очередь, силился припомнить, где он видел это лицо.
— А ты случаем не был в Риге у Силениека за несколько дней до войны? — спросил парень.
— Правильно! Шофер Силениека? Так?
— Он самый, Эвальд Капейка.
— Как это ты расстался с Андреем?
— Мы расстались в Валке. Он должен был отправиться на фронт, а мы… — Капейка кивнул на своих товарищей, — мы получили задание вернуться обратно и организовать партизанское движение в тылу немецкой армии. Уже несколько дней как идем к назначенному месту. А теперь скажите, какой добрый дух послал вас к нам на выручку?
— Немцев заметил Имант. Позиция у нас была выгодная — вот и ввязались.
— Им это понравилось, как собаке палка! — засмеялся Акментынь. — Ну, вы посмотрите, что за прекрасное оружие! Можно свободно отправить на небеса несколько сот отборных гитлеровцев.
У него все карманы оттягивали патроны, да и остальные были не беднее. Имант все время ощупывал свой автомат, он сам не верил, что, наконец, и у него есть оружие.
— А получилось это вот как, — продолжал Капейка. — Напоролись мы на группу немцев. Ну, не хотелось оставлять их без подарка, всыпали из автоматов и нескольких убили, а остальные разбежались. А немного погодя они за нами и погнались — но уже с подкреплением. Мы и так и сяк — петляли то влево, то вправо, но они, как собаки, — дуют прямо по нашим следам, да и только. Наконец, загнали нас в этот проклятый ельничек и обложили со всех сторон. Ну, думаем, пришел наш конец, — и приготовили ручные гранаты. Живыми не дались бы. А теперь по фрицам заупокойную читают. Мы, конечно, тут ни при чем.
— Там, видно, были не только фрицы, но и местные, — сказал Акментынь.
— Не важно, на каком языке они говорили, — сказал Ояр. — Кто заодно с Гитлером, тот такой же фашист, и мы их по полочкам раскладывать не будем. Всех в один мешок.
Он узнал, что румяного владельца бритвы зовут Ян Аустринь, а третьего парня — Саша Смирнов. Аустринь служил в милиции, детство провел в здешних краях и хорошо знал местность. Саша Смирнов раньше работал на фарфоровом заводе Кузнецова в Риге, а в первые дни войны вступил в рабочую гвардию и вместе с активом своего района отошел до Валки. В Абренском уезде у него и сейчас живут родственники.
— В случае чего можно у них приютиться. Они не выдадут.
Немного передохнув, пошли дальше и около полуночи очутились у огромного болота. Аустринь пошел вперед и вывел отряд на маленький остров, густо поросший кустарником и сосенками. Именно к этому месту он целую неделю и вел своих товарищей. Остров был прямо как нарочно приспособлен для партизанской базы. В двух-трех часах пути было несколько шоссейных дорог и два железнодорожных узла. Болото окружал большой лес, но самым важным преимуществом было то, что здесь сходились границы трех уездов: в случае преследования можно было перейти из одного уезда в другой. А пока власти одного уезда договаривались бы с властями другого, партизаны могли перебраться на территорию третьего уезда.
— Здесь и остановимся, — сказал Эвальд Капейка.
Ояр весь последний переход был очень задумчив.
Дело в том, что на привале Капейка дал ему номер газеты «Циня», где была напечатана речь Сталина от 3 июля. В этой речи как будто прямо ему, Ояру Сникеру, было сказано, что́ должен делать человек, оставшийся в тылу врага. Очень возможно, что здесь он и принесет больше пользы. А как же Рута, Силениек, товарищи? Отказаться от надежды увидеться с ними? Но какое это имело теперь значение?