Сатанизм для интеллигенции

Не первый раз в своей истории Церковь встречается с подделками. Уже апостолам приходилось отстаивать полноту и чистоту Евангельской веры от оккультных интерпретаций Благой вести. И мужам апостольским, и апологетам, и первым учителям Церкви надо было противостоять усилиям языческого мира перекроить Евангелие на свой лад. О способе оккультной проповеди, не изменившемся с тех пор, уже в конце первого века говорит св. Игнатий Богоносец: «К яду своего учения еретики примешивают Иисуса Христа, чем и приобретают себе доверие: но они подают смертную отраву в подслащенном вине. Не знающий охотно принимает ее, и вместе с пагубным удовольствием принимает смерть» (К Траллийцам). И в том же первом, апостольском веке, не о нашем ли времени сказано апостолом Павлом: «будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух» и обратятся к мифам (2 Тим. 4,3-4)?

В последние годы в «домах культуры», в библиотеках, на стадионах, на телеэкранах и в школах нескончаемой чередой стали сменять друг друга колдуны, «эзотерики», оккультисты, «контактеры с Космосом», лже-христы и «целители». Столь агрессивного, самоуверенного и лукавого язычества никогда не знала Русь – даже в дохристианский период своей истории. Но самое недостойное – что это темное наступление прикрывается христианскими терминами и заверениями в том, что все, совершаемое ими, вполне согласуется с Евангелием и едва ли не благословляется Церковью. Пользуясь религиозной безграмотностью людей, выросших в атеистическом обществе, проповедники язычества выдают себя за распространителей христианских взглядов.

Чтобы каждый человек в условиях свободы совести и религиозного многообразия, характерных для современного общества, мог действительно свободно, с сознанием существа дела сделать выбор своей собственной веры, он должен знать о том, что христианство и оккультизм несовместимы. Стремясь помочь людям в обретении истинно свободного образа действия и видя попытки использовать авторитет православия для проповеди языческих доктрин, Архиерейский Собор, следуя апостольской традиции, засвидетельствовал: люди, разделяющие неоязыческие учения теософов и оккультистов, пропагандирующие их и способствующие их распространению, отлучили себя от единомыслия с Православной Церковью.

Сторонники Агни Йоги высказали свое возмущение тем, что кто-то посчитал возможным выразить несогласие с ними. Пресса обрадовалось еще одному поводу поговорить о «нетерпимости» православия и о его «ретроградности».

Язвительность не вполне грамотных журналистов понятна. Непонятно – почему сами рериховские иерархи сделали изумленное лицо. Им-то должно быть известно, что само теософское сообщество предусматривает возможность отлучения от общения с собой. «Лишение благословения есть акт древнейшего Патриархата. Он далек от дальнейших проклятий. Проклятие является уже продуктом невежества, но древнейший акт предусматривал нарушение связи с Иерархией. Связь с Иерархией есть настоящее благословение со всеми последствиями» (Напутствие вождю. 153). Или: «Если Вы допустите к себе общение личностей вредительских, то неизбежны тяжкие последствия»1792. Кстати, кто такие «вредительские личности», поясняется в другом письме: «Не думаю, что можно было бы ожидать что-либо продуктивное и даже полезное от религиозного кружка, в который вошли бы церковно настроенные»1793. «У Нас считается полезнее отделить опасного спутника, нежели нарушить весь караван»1794. «Могут быть лжекоммунисты: их надо отделять, как заразу сифилиса» (Община. 178). Или: «Возможно ли в настоящее время объединение всех разбросанных оккультных организаций? Объединение требует полное признание единства Иерархического Начала, следовательно, и совершенную преданность, которая учит нас, прежде всего, распознаванию ликов. Но хаотическое смешение самых разнородных элементов, только потому, что они наклеили себе ярлык „оккультизма“, недопустимо. Можно и должно терпимо относиться к редким доброкачественным группировкам, но зачем непременно садиться за один стол. Зачем устраивать искусственные взрывы, комбинируя несочетающиеся элементы? Нельзя объединять овец с тиграми. Нельзя всех собрать в одну кучу, неужели бесформенная куча есть цель даваемого Учения? Есть растения, которые никогда не будут расти вместе. Следует оберечься от вырождения через недопущение ядовитых соседей»1795.

И хотя христиане не употребляли по адресу теософов выражений типа «сифилис» или «ядовитые соседи», но по сути мы согласны. Любая религиозная община имеет право сама определять условия членства в ней. Любая – в том числе и Православная Церковь.

Елена Рерих признает, что человека действительно православного лучше удалить от теософского кружка. Вот теперь и сама Церковь подтвердила, что между нами не может быть общения. Елена Блаватская жаловалась на то, что «существуют миллионы спиритуалистов, у большинства из которых не хватает храбрости оторваться от своих собственных церквей»1796. Как видно, Блаватская готова лишь приветствовать окончательный разрыв своих адептов с Церковью. Теперь же и Церковь предложила людям более отчетливо осознать их собственные взгляды и решить – стать ли им христианами или теософами.

Так что вопрос о церковной анафеме – это не тот случай, когда можно противопоставить «веротерпимость» рериховцев «фанатизму» христиан с выгодой для первых. Спустя многие века вновь приходится объяснять антихристианам то, что в III веке Ориген объяснял Цельсу: «Знаменитая школа пифагорейцев на членов, отпавших от их учения, смотрела как на мертвецов и сооружала им надгробные памятники. Точно также и христиане оплакивают как погибших и умерших для Бога всех тех, которые подпадают под власть распутства или какого другого непотребства» (Против Цельса. 3,51).

Тем, кто считает себя последователями тайных пифагорейских учений, следовало бы уважать право религиозной общины ограждать себя от псевдоучеников.

Но пропаганда есть пропаганда. И вот уже Президент МЦР Г. Печников проповедует Патриарху: «Мы считаем великим грехом предавать анафеме людей только за их внутренний образ мыслей, потому что по-христиански глубоко почитаем свободу совести каждого человека».

Во-первых, то, что Печников считает «великим грехом», рекомендуется Еленой Рерих.

Во-вторых, Печников выставляет себя большим христианином, чем ап. Павел, по чьему совету и поступила Церковь: «Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся» (Тит. 3,10).

В-третьих, отлучение от Церкви не есть нарушение «свободы совести». Если, близко ознакомившись с чьим-то «внутренним образом мыслей», я перестаю принимать носителя этих мыслей в своем доме – это не значит, что я становлюсь злостным нарушителем «прав человека». Если я кого-то не пустил на порог своего дома – это не значит, что я его преследую.

Ни в каком толковании «свобода совести» не предусматривает, что религиозная община обязана принимать в свои члены человека противоположных взглядов. Свобода совести предполагает, что ни одна община не должна завлекать людей силой или обманом, а также, что она не должна насильно удерживать у себя тех людей, которые решили ее покинуть. Собор, закрыв церковные врата перед сектантами, не совершил ни того, ни другого нарушения свободы совести1797.

И все же вопрос о том, что произошло на Архиерейском Соборе, требует специального и долгого разговора. Дело в том, что обыденный язык не всегда совпадает с языком церковным. Так было всегда, но особенно резко это расхождение прочертилось в последние десятилетия, когда люди были лишены возможности освоить язык христианского богословия хотя бы в объеме воскресной школы. И поэтому получилось так, что Собор говорил на своем языке, люди же, читавшие его Определение, воспринимали богословскую лексику Собора как вполне обыденную, разговорную речь.

1792 Письма Елены Рерих. 1932-1955. с. 217.

1793 Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 1, с. 263.

1794 Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 1, с. 92.

1795 Рерих Е. И. Огонь неопаляющий. – М., 1992, с. 63-64.

1796 Блаватская Е. П. Разоблаченная Изида. Т. 2 с. 12.

1797 «Но если церковь, действуя нравственно, не может употреблять насилие, если она в праве приобщать к себе членов единственно путем свободного убеждения, то это не значит, что внутри себя она должна признавать свободу основным началом всего своего духовного здания. Человек свободно примыкает к церкви, но приобщаясь к ней, он признает над собою высший закон, который не им установлен и который он не властен менять самовольно. Церковь является хранительницею высшего закона, не только изъятого от человеческого произвола, но и подчиняющего себе человеческий произвол. Никто не в праве требовать от человека этого подчинения, но если он хочет быть членом церкви, он должен покориться ее власти и ее уставам, никогда не отрекаясь от своей совести и от своего разума, которые он обязан уважать в себе как проявления божественного начала, но сознавая шаткость личной мысли и стараясь согласить их с непоколебимыми основами церковных преданий» (Чичерин Б. Наука и религия. – М., 1901, с. 222). Здесь стоит еще только добавить, что евангельские истины, возвещаемые Церковью, изъяты из области произвола не только отдельных людей – сама Церковь также не может противоречить Евангелию или отменить некие его части.