Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 228

У утопий есть своя логика. Если нечто не укладывается в их мерку – этот «излишек» должен быть отсечен. В коммунистической утопии не должно было быть Церкви – и Соловки из монастыря стали концлагерем. В коммунистическом «общечеловечьем общежитье» не должно было быть «ни Россий, ни Латвий» – и слова «Родина», «Отечество» на десятилетия стали запретными. Рериховская утопия «синтеза всех религий» также много что грозит оставить за бортом.

Когда новые секты уверяют, что разделение между религиями – это плохо, они на самом деле имеют в виду, что им не нравится, что кто-то не принял еще именно их идеологии. Еще в 1987 году при проведении в Москве конференции под названием «Новый человек – единая надежда для Будущего», пресс-служба одного из самых известных лидеров западного неоиндуизма Шри Раджниша распространяла переводы нескольких его лекций. Конечно, «любимый бхагаван» (так он именовался в этих изданиях) начал с заявления о том, что «разделение между людьми – будь то во имя религии или во имя нации – примитивно и дико» («Золотое будущее»; лекция ј17 от 20.5.1987). Но проходит два дня – и Шри Раджниш начинает говорить яснее: «Христианство принесло столько вреда, что интеллигенция, и особенно гениальные люди, подобные Карлу Марксу, настолько разочаровались в христианстве, что они создали противоположность: материалистическую философию. Карл Маркс ничего не знал о Гаутаме Будде. Ничего не зная об истинной религии, он считал, что христианство и есть религия. Я всегда понимал, что в число всех преступлений, совершенных христианством, можно включить и коммунизм» (лекция (21 от 22.5.87). И едва лишь христиане позволяют себе заметить, что они в чем-то не согласны с новоявленным гуру (например, с его утверждением о том, что «Бога нет» – лекция (28 от 25.5.87), как следует суждение о «фанатичном фашистском христианском уме» (лекция (20 от 21.5.87)

Аналогично и рериховцы говорят о необходимости религиозного единства, имея в виду всего лишь тотальное распространение своего собственного вероучения.

Рериховцы, провозглашая объединение религий, не любят уточнять – на какой именно основе они мыслят это объединение. Чаемое ими слияние религий возможно только на основе всеобщего принятия теософских догм. «Нет религии выше Истины» – их первая и громкая декларация. Менее громкое, но достаточно внятное утверждение гласит, что теософия это и есть истина. И – уже шепотом – вывод: «нет религии выше нашего оккультизма». Все религии должны быть переиначены в соответствии с «Учением», все должны быть переварены. И возлягут волк христианства с ягненком буддизма вместе – но в утробе теософии.

Но идея быть «синтезированными» не вызывает восторга у всех исторических религий. А это значит, что рекламное шоу под названием «даешь синтез!» кончится просто образованием очередной секты, которая будет противопоставлять себя всем остальным (чье сознание недоразвилось до принятия их идей). У Достоевского один либерал-прогрессист как-то говорит о себе: «Чем больше я люблю человечество вообще, тем больше ненавижу каждого человека в отдельности». Что-то очень похожее происходит в либеральных религиозных настроениях нынешней интеллигенции. Все чаще встречаются люди, чья устремленность ко «вселенскому духовному братству», к экуменическому объединению конфессий имеет своим ближайшим плодом нечто совершенно противоположное: усугубление религиозных разделений.

Попытки «объединить религии» на деле ведут к очередному расколу, к отрыву людей от реальной церковной общины ради призрачного единства «в шамбале».

В одном из южнорусских городов мне несколько раз довелось встречаться и беседовать с одним очень хорошим и образованным человеком. Он кришнаит (причем экуменического вкуса). И вот в этих беседах он так и не смог разубедить меня в абсурдности ситуации, в которую он сам себя поставил. Ища примирить Запад и Восток, Россию и Индию, христианство и ведизм, он прежде всего выпал из своей (изначально) – Православной Церкви. Ища идеального единства и единства в идее, он разорвал реальные связи с религиозной общиной своего города. В «трансцендентальных» сферах и книжных грезах уносясь за Гималаи, он не может переступить порог единственного реального храма в городе – православного. Устремленность ко «всемирному братству» проявилась прежде всего как разрыв общения с теми братьями, которые живут на его же улице, в соседних домах. Высшее, литургическое, евхаристическое соединение с ними стало для него невозможным. Поскольку же он не просто интеллигент, а всерьез верующий и религиозно честный человек, то он не может не чувствовать, что «единства в мысли» мало, что нужно единство в молитве, в таинстве, в жертве.

И вот этого единства, он себя лишил. Можно, конечно, сказать, что он-де перерос конфессиональную узость местных прихожан, но такой снобизм не может быть одобрен ни христианством, ни, наверное, даже кришнаизмом. И чем дальше, тем больше это чувство неловкости будет нарастать в душе, пока живые и близкие люди не станут восприниматься как досадная помеха на пути к идеальному единству. В общем, вполне по Руссо: «в наше время любят негров вместо того, чтобы любить ближнего103.

Так и «миротворческая» деятельность рериховских обществ закончилась тем, что они отлучили себя от Церкви. Люди, вроде бы с искренним благоговением произносившие имя преп. Сергия Радонежского, оказались вовлеченными в тот же христоборческий натиск с Востока на Русь, которому противостоял Преподобный.





Конечно, рериховцы уверяют, что они – и христиане, и православные. Но самохарактеристика еще не доказательство. «Мария Дэви Христос» из киевского «Белого братства» и лидер секты Аум Синрике также выдавали себя за христиан.

На словах утверждая, что они с любовью и терпимостью относятся ко всем убеждениям, синкретисты на деле с крайним раздражением встречают любую попытку христиан отстоять уникальность своей веры. Тут приходится вспомнить слова Псалма: «Долго жила душа моя с ненавидящими мир. Я мирен: но только заговорю, они – к войне» (Пс. 119, 6-7).

Агни Йога отнюдь не плюралистична, она никак не согласна с теорией множественности религиозных истин. Через исторические, «экзотерические» одежды многих религиозных традиций надо проникнуть к Единой Эзотерической Доктрине, и если что-то в исторических религиях не соответствует тайному знанию оккультистов – оно должно быть отброшено. Там, где нет полноты каббалистического оккультизма – там нет полноты истины, там есть ущербность, ложь и обман.

Поскольку же нет ни одной исторической религии, которая была полностью идентична конструкции Блаватской, остается только отвергнуть их все. И потому в теософской литературе, вроде бы ищущей мистические глубины всех религий, столь естественны нападки на все религии вообще: «Религии запугали человечество судом и лишили дерзаний» (Агни Йога, 245). «Всякая обособленная, ограниченная и упадочная религия есть опиум, злейший яд разъединения и разложения. То же можно сказать о невежественной науке»104. «История Религий истинно самая мрачная и кровавая страница в истории человечества!105. «Казалось бы, навсегда покончено с двумя западными измышлениями – мистицизмом и метафизикой. Лаборатория, среднеоборудованная, говорит достаточно о свойствах единой материи» (Община, 230). Последнее, очевидно, означает, что если Бога нельзя взять пинцетом и положить под микроскоп – значит, всякая речь о Нем бессмысленна. А если при анатомировании трупа не удается вырезать души – значит, ее и не было. Это – пошлость, а отнюдь не «синтез философии и науки».

Но прежде всего – каково отношение теософов к христианству? Официально рериховцы заявляют, что они сами совсем христиане и готовы исполнять все, что велит «махатма Иисус». Такая ситуация в истории Церкви не нова. Еще пророк Исайя предсказывал: «И ухватятся семь женщин за одного мужчину в тот день, и скажут: свой хлеб будем есть и свою одежду будем носить, только пусть будем называться твоим именем, – сними с нас позор» (Ис. 4,1). Так и сегодня за имя Христа хватаются даже те, кто в сердце своем противостоит Его благовестию.

103 Цит. по: Кьеркегор С. Страх и трепет. – Л-д., 1991, с. 38.

104 Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 2, с. 166.

105 Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 1, с. 278.