Страница 38 из 48
Через час его гонец мчался в Радигош к князю Лютобору.
Утром другого дня Русса разбудил дружинник:
— Князь, вставай. Из Радигоша выходят войска!
Русс быстро вскочил, вышел из шатра, увидел: из раскрытых крепостных ворот в боевом порядке, с развернутыми знаменами и трубными звуками в полном вооружении выходила рать. Что задумал Лютобор? Вступить в бой с противником, втрое превосходящим его силами, было бы безумием, а Лютобор был разумный человек, хотя и вспыльчивый и горячий. Показать свои рати, их боеспособность и выторговать на переговорах какие-то особые условия для себя? Так можно бы и без этого попытаться, а уж потом выводить из крепости свои войска… Впрочем, что гадать, скоро будет все известно.
Между тем войско Лютобора стало развертываться в боевые линии. Э, да он готовится к сражению! Русс приказал трубить военный сбор и стал выстраивать рати, в душе продолжая считать, что Лютобор не пойдет на такой безрассудный поступок, остановится на полпути и начнет переговоры.
Русс обернулся и посмотрел на войска князя Добрана. Там тоже зашевелились, забегали, стало быть, Добран понял намерение лютичского князя и готовится дать ему отпор.
Русс наблюдал за действиями своих войск. Особенно ему нравилась быстрота, с которой построилась его дружина. Месяцы ежедневных учений не прошли даром. Ровный строй по десяткам, сотням, без лишней беготни и суеты. Не то что рать гаволян: стоят толпой, кому где вздумается, будто пришли на вече поговорить о текущих делах, а не на битву.
Оба войска выстроились друг перед другом, готовые к смертельной схватке. Но, может, Лютобор еще передумает?
Вдруг к Руссу подскакал один из сотников, крикнул поспешно:
— Великий князь, смотри, что творит Добран!
Русс оглянулся, и у него мороз пошел по спине. Словенское войско выстроилось у него в тылу и начало медленное движение, нацеливаясь ударить ему в спину.
— Он что, с ума сошел? — вне себя вскричал Русс, вскочил на коня и понесся навстречу вооруженной лавине.
Оттуда выскочил всадник, кинулся ему наперерез. В нем он узнал Добрана. Князь, немного не доскакав до него, поднял своего коня на дыбы и прокричал:
— Остановись, Русс, если голову не хочешь потерять!
— Что случилось? Почему ты стал изменником? — в негодовании спросил Русс.
— Это плата за оскорбление, которое ты нанес мне и моему роду! Оно должно быть смыто кровью!
— Какое оскорбление? Мы только вчера мирно беседовали с тобой у меня в шатре!
— Забыл про бодричскую княжну? Забыл про Велину?
И тогда Русс понял все. Он молча развернул коня и поскакал обратно, на ходу пытаясь найти выход из той ловушки, в которую попало его войско. Спасти его могло только быстрое перестроение и немедленное, решительное наступление. Надо развернуть дружину навстречу Добрану, а рать гаволян бросить на Лютобора. И наступать, наступать первому, наступать смело, отчаянно, всеми силами, чтобы сокрушить противника, не дать ему сдавить его войска! Только в этом спасение, только так можно вырваться из железных объятий противника!
Дружина быстро выполнила его приказ и быстрым шагом направилась навстречу словенам; воевода гаволян повел свои отряды на лютичей. Началось ожесточенное сражение.
Русс метался между своей дружиной и отрядом гаволян. Он видел, как умело сражаются его дружинники. Они надежно держали строй; на место погибшего из глубины построения тотчас заступал другой воин; действовали они короткими римскими мечами, которые в тесноте были более эффективны, чем длинные; по команде десятников первая линия бойцов уходила назад, и тотчас на ее место заступала вторая, потом третья, четвертая, а потом снова первая, вторая, третья, четвертая… Русс видел, как перемалывали его воины силы противника, прокладывая себе дорогу. Еще немного, и враг не выдержит удара, дрогнет и побежит… Как там назади, у гаволян?
Гаволяне пока держались, Русс видел, как на белом коне метался Лютобор, подбадривая своих соплеменников, однако все усилия его были напрасны. Еще чуть-чуть, еще немного, еще чуть попридержать его, не дать ударить в спину дружины!..
Наконец дружина прорвала центр обороны словен, разорвала их линию надвое и погнала перед собой. Русс облегченно вздохнул. Угроза полного окружения и уничтожения его войска миновала, можно было пару сотен дружинников перекинуть против Лютобора. Он повел их обходным путем и ударил вбок войску лютичей, стремясь отрезать их от города. Лютичи стали пятиться, а затем начали втягиваться в крепостные ворота.
Русс не стал преследовать противника. Ему было не до этого. Воины были измучены до предела. Положив погибших на телеги и захватив раненых, он двинулся в сторону Вышковца.
Русс шел пешком, ведя за собой коня. Так легче думалось. А размышлять было о чем. Все было продумано, просчитано. Ничто, кажется, не мешало созданию единства славянских племен. И вдруг одним разом все рухнуло. Из-за простой случайности. Из-за того, что встреча его с Велиной произошла три-четыре дня назад, а не неделей позже. Нет, он не кается и никогда не будет сожалеть о том, что произошло тогда, в светлице Велины, это останется в его сердце навсегда, он будет верен этой встрече, он никогда не откажется от Велины, их пути соединились, и теперь навечно. Но кто бы мог подумать, что любовная встреча может повлиять на жизнь племен, что развернет их судьбу в совершенно другую сторону, нежели намечали их правители?..
Как обернется сражение у Радигоша для него, Русса? С одной стороны, он не выполнил указания Воимира добиться победы бескровным путем, но это произошло не по его вине. Кто мог предполагать, что Добран перейдет на сторону Лютобора?.. К тому же, несмотря на то, что противники заманили его в ловушку, он, благодаря выучке дружины, сумел предотвратить разгром войск и вывести их с наименьшими потерями. Должны же в конце концов оценить его полководческие способности!..
А что оценка его действий будет неоднозначной, он не сомневался, потому что и сам не знал точно: добился он победы или потерпел поражение? Вроде бы разогнал войска словен и вогнал в крепость рать лютичей. Но поставленной цели — добиться единства славянских племен — он не достиг, стало быть, все потери прошли впустую…
Жители города встретили возвращение войска глубоким молчанием. Только изредка раздавался женский плач и причитания, это жены и матери оплакивали убитых или сокрушались при виде раненых.
Воимир встретил Русса на крыльце своего дворца, долго молча смотрел на него, затем произнес глухим голосом:
— Пойдем в горницу, расскажешь, как было.
Круто повернулся и ушел в дверь. Русс двинулся вслед за ним.
В горнице сели за стол друг против друга. Воимир, не глядя ему в лицо:
— Слушаю.
Русс рассказал все как было.
Воимир выслушал не перебивая, спросил отрывисто:
— И почему же Добран изменил?
Русс отвел глаза в сторону, ответил:
— Не ведаю о том.
— А я знаю! — хлопнул по столу Воимир. — Добрана мы встретили честь по чести, ожидалась свадьба, а ты тут шашни устроил с моей дочерью! Мне только что доложили, как вы миловались! И чем обернулись ваши шуры-муры? Сотнями раненых и убитых, раздраем между племенами! И ты ни о чем не ведаешь? Ее я уже запер в светлице, пусть посидит с полгодика, подумает, как хвостом вертеть. А тебе я так скажу: скатертью дорога! Вон из стольного города на все четыре стороны!
Вид Воимира был страшен. Если бы Русс что-то ему возразил, он, возможно, бросился на него с мечом. Но Русс покинул горницу, а выйдя на улицу, взял под уздцы коня и побрел к крепостным воротам. Он знал, что теперь ему путь один — в родовое селение к отцу и матери, что будет он призван к князю только во главе родового воинского отряда в случае какой-нибудь войны, а что касается Велины, то о ней он боялся думать…
— Ну что, великий князь, свергли тебя с престола? — раздался рядом шутливый голос, и Русс увидел Могуту. — Долго бушевал Воимир?
— Нет. Просто выгнал — и все.