Страница 29 из 48
— Но кем! Через несколько лет стану князем полян!
— Н-да, братья мои размахнулись. Один стал князем, теперь второй нацеливается…
— Один ты всего-навсего центурион…
— Но ты сам говорил, что это — высокое звание!
— Куда еще выше! — пренебрежительно проговорил Лех, и Руссу почему-то стало обидно от этого. «Ничего, — подумал он, — зато буду жить в родных краях, а не прозябать среди чужого народа!»
Свадьбу Леха и Ядвиги сыграли через месяц. Целую неделю во дворце двери были настежь, на улицу выкатили бочки с вином и пивом, рядом поставлена закуска, пили и ели все желающие. А еще через неделю Русс со своими воинами уходил к Балтийским берегам.
— Там живут поморяне, — говорил ему Лех на прощание. — К ним отец направил гонца, так что встретят тебя и твоих воинов радушно, с истинно славянским гостеприимством. Авось там останешься и тоже в князья тебя возведут?
— Не стремлюсь, мне бы домой добраться. А тебе счастья семейного и любви взаимной, чтобы она согревала твою семью. И детей, разумеется, а главное, чтобы Ядвига родила тебе наследника престола…
— Спасибо.
— И еще взаимной верности.
Лех широко улыбнулся, хитро подмигнул:
— Ну, это как получится!
II
Едва ступили на родную землю, как были огорошены новостью: идет война бодричей с германским племенем саксов и англов. Воины заговорили между собой:
— Вот так, из огня да в полымя…
— Думали, отвоевались, а тут на тебе…
— Видно не скоро отчие дома увидим!
В какое селение ни заходили, всюду военные сборы, в дороге попадались вооруженные отряды — это каждый род направлял в распоряжение князя свое ополчение. Одеты воины были разномастно: редкие носили кольчугу, тем более панцирь, даже из военачальников; в основном были одеты в шкуры животных, перепоясаны кожаным ремнем, на котором висели длинные мечи. Деревянные щиты, пики, боевые топоры и различные припасы были положены на телеги, которые везли, как правило, два коня. Каждый род обязан был в случае войны поставить князю полностью вооруженных воинов и пропитания на две недели.
На стоянках воины центурии и ополченцы собирались вместе, зажигали костры, готовили пищу, делились впечатлениями. Ополченцы с большим интересом рассматривали римское вооружение, цокали языками, восхищались:
— Ишь ты, заковались в броню…
— А панцири, панцири какие надежные! Ни один меч не возьмет!
— И кольчуги добротные…
— Даже поножи и наручники…
— Нам бы такое вооружение против саксов!
В свое родовое поселение Русс въехал под вечер. Домики с двухскатными крышами и маленькими окошечками были расположены вокруг небольшой площади, которая служила местом проведения собраний. Отчий дом выделялся среди других и величиной, и красотой отделки — резные двери и наличники, фигурные столбы, поддерживавшие крышу над крыльцом, — как-никак отец его долгие годы был старейшиной рода. К дому шла девушка лет пятнадцати с до боли узнаваемым лицом и фигурой, на коромысле несла деревянные ведра с водой.
— Ивица, ты ли это? — спросил он ее.
Девушка повернулась к нему, лицо ее озарилось бурной радостью.
— Русс, братец!
Ивица сбросила с плеч коромысло, ведра, расплескивая воду, покатились по лужайке, она кинулась к нему на грудь и замерла. Он осторожно гладил ее по спине, чувствуя, как комочек подступает к горлу.
— Как дома? Все в порядке? — наконец спросил он, отстраняя ее от себя.
— Все живы! — тотчас ответила она, увлажненными глазами глядя на него. — И папа приехал с полей, и мама только что загнала стадо. Так-то будут рады!
А вот и знакомое крыльцо со стертыми ступенями, из которых выступают выглаженные постоянными мойками сучки, и ручка двери, потемневшая от постоянного прикосновения рук, а вот и родная изба с запахом хлеба и еще чего-то особенного, знакомого с детства.
В избе полутемно, только в печке горит огонь, бросая на стены расплывчатые тени. За столом сидит отец, возле печки, процеживая молоко, склонилась над ведром мать.
— Мама, папа, Русс вернулся! — крикнула от порога Ивица.
Мать вскрикнула, отец грохнул стулом. Они оба обняли сына, долго стояли так, потом повели к столу. Ивица в это время зажгла лучину.
— А почему один? — спросила мать, радостно и тревожно вглядываясь в лицо Русса. — Где Чех с Лехом?
— Братья задержались в пути. Встретились нам славянские племена. Одно из них избрало Чеха своим воеводой, но потом, я думаю, он будет князем, а во втором Лех женился на дочери князя и тоже, по-видимому, скоро станет князем.
— Мать, слышишь, как высоко залетели наши сыновья! — с гордостью проговорил отец. — В князья их народ избрал!
— Лех пока не князь, — осторожно поправил его Русс.
— Все равно скоро будет!..
Стараниями матери и Ивицы на столе появились угощение и питье, и начался долгий разговор про житье-бытье на римской границе и дела в родном племени.
— Война, говорят, надвигается? — спросил Русс.
— А когда проходило мирно хоть одно десятилетие? — вопросом на вопрос ответил отец. — Наше племя проживает на границе. В войнах и походах закалялся его характер. Бодричи — это племя соколов! Постоянно воюем если не с германскими племенами, так с иллирийцами. Не они, так мы нападаем, и так из века в век! Наверно, и ты пойдешь против саксов и англов?
— Неужто нисколько не отдохнет с дороги? — всплеснула руками мать.
— Потом отдохнет. Наше дело мужское — отчизну защищать, а не на печи разваливаться!
…Воинские отряды стекались в Вышковец — племенной центр бодричей. Это был крупный город, окруженный деревянной стеной, с пятью башнями, одними въездными воротами. Возле княжеского дворца толпились вооруженные люди, у крыльца на высоком шесте развевался княжеский стяг с изображением стремительно летящего сокола[1].
Князь Воимир, лет пятидесяти, высокий, широкоплечий, с бритой головой и вислыми усами, озабоченно ткнул Руссу руку, кивком головы указал на скамейку возле стола, спросил хрипловатым голосом:
— Говорят, из римских пределов явился?
— Кто успел доложить?
— Земля слухами полнится.
— Служили с братьями на римской границе, да не поладили; пришлось уйти.
— Не сладка служба у римлян?
— Служба шла нормально, но порой начальство своевольничает.
— Понятно… А у нас серьезные дела затеваются. Пошли на нас саксы, да не одни, а ведут с собой на этот раз англов. Огромная сила напирает!
— Надо просить помощи у соседних племен — лютичей, словен и гаволян, как это раньше делалось.
— Какое там! Лютичей только что мы изгнали из своей земли, теперь они сцепились с гаволянами. Князь у них задиристый объявился, сам в мире жить не хочет, другим не дает.
— Одним бодричам придется туго.
— Не спорю. Но надо врагу заступить дорогу в глубь нашей территории. Ты, конечно, поведешь свой центурий под моим началом?
— Конечно, за тем и пришел. Но что значит сотня воинов?
— Иногда много. Особенно когда сражаются храбро и умело.
В это время в горницу вошли парень с девушкой. Русс тотчас радостно воскликнул:
— Скрынь! Ты ли это?
— Русс! Сколько лет, сколько зим!
Они обнялись. Скрынь был из соседнего рода, но все детство они провели вместе, участвовали в играх и забавах, и только уход на римскую границу Русса разлучил их. Был он худощав, жилист, с покатым лбом и глубоко посаженными глазками, хитроватыми и пронырливыми.
— Вернулся насовсем? — спросил Скрынь, любовно глядя на друга.
— Подчистую. Рассорились с римлянами, еле ноги унесли.
— А тут такое затевается!..
— Мне князь уже порассказал. А кто это?
— Ты что, не узнал? Велина, дочь князя.
— Ого, как выросла!
Велина была в том цветущем возрасте, когда все черты в ней были милы и привлекательны: и румяные щечки, и вздернутый носик, и сочные губы; русые волосы у нее были густыми и заплетены в одну косу — символ девичества. На ней было голубое — под цвет глаз — платье из дорогой материи, на ногах желтые полуботинки из мягкой козьей кожи.
1
Позднее, уже в IX веке, геральдический знак своего племени бодричей князь Рюрик перенес на Русь. В стилизованном виде пикирующий сокол — «тризуб» присутствует и сейчас в украинской символике.