Страница 22 из 48
— На Виндобону!
— Тряхнем дворец Аврелия!
— Выпустим пух из его перин!
Братья пили мало, отходили в сторонку, советовались между собой, как сделать так, чтобы не пострадали воины их центурий. Наконец решили, что лучшим выходом из данной ситуации будет посылка человека к Аврелию, чтобы тот убедил его возвратить средства воинам; тогда они успокоятся, а потом можно будет вести речь о завершении работ в Крапине. Ехать вызвался Чех, как самый старший из братьев и находящийся в доверии у начальник гарнизона, особенно после того, как помог вызволить его сына из плена.
Аврелия он застал с глубокого похмелья. Волосы всклокочены, глаза безумные:
— Были старейшины племени квадов, навезли подарков, пришлось угощать. Заодно принимал сам, иначе обидишь, да вот не рассчитал…
Аврелий налил себе и Чеху по бокалу вина, выпил залпом, помотал головой, потом стал закусывать, беря по одной виноградинке и с брезгливой гримасой отправляя в рот.
— Говори, чего приехал, — наконец произнес он.
— Нам выдали жалованье за следующий год, — начал Чех…
— Рановато в этом году.
— Зато вдвойне приятно внимание императора. Говорят, это сделано только для тех центурий, которые задействованы на земляных работах.
— Императоры теперь заигрывают перед легионами.
— Может быть.
— Только почему чиновник не заехал ко мне?
— Говорил, будто тебя не было в Виндобоне.
— Ах да, я отъезжал ненадолго.
— Так вот он порассказал интересные вещи, Аврелий…
— И чего он наплел вам, эта денежная душонка?
— Поведал такое, что не знаю, как сказать…
— А как есть, так и говори.
— Утверждает он, что еще летом выдал тебе, Аврелий, триста тысяч денариев на земляные работы в Крапине, но ты присвоил их себе.
Аврелий тотчас протрезвел, внимательно рассматривал Чеха некоторое время, будто прицеливаясь, потом откинулся на спинку кресла, проговорил тихо и раздельно:
— Никаких денег я не получал. Тут какое-то недоразумение.
— Но чиновник из Рима высказал это при всех воинах центуриев. Солдаты настолько возмущены, что готовы пойти на Виндобону для выяснения истины. Ты понимаешь, чем это грозит тебе, Аврелий?
— Не брал я этих денег! — Аврелий вскочил, откинул в сторону кресло и широкими шагами зашагал по комнате. — Ваш чиновник напутал. Видно, он что-то имеет против меня! Ему надо было заехать в Виндобону, известить обо всем меня, а потом ехать в ваши центурии.
«Ага, ты бы его напоил, подкупил, и он ничего бы нам не сказал, — зло подумал Чех. — А теперь ты мечешься и не знаешь, что делать. И отдать деньги жаль, и не отдать нельзя, слух дойдет до Рима, до императора, и тебе несдобровать. И голова дурная после вчерашней пьянки, толком сообразить не можешь. Вот так вот, одно к одному».
— Что передать центуриям? — спросил он.
— А то, что слышал: не брал я никаких денег! И пусть не слушают всяких проходимцев, а верят своему командиру!
— Чиновник — не проходимец, а императорский слуга!
— Видно, имеет что-то против меня, вот и оклеветал!
— Тогда поедем к центуриям, там воинам и объясни.
— Никуда я не поеду!
— Тогда они сами явятся в Виндобону.
— Но это будет бунт, а ты знаешь, как Рим поступает с бунтовщиками!
На этом расстались.
«Кровь может пролиться, — думал Чех, возвращаясь в лагерь. — Воинов уже не удержать, они пойдут до конца, чтобы вернуть свои деньги. И Аврелий уперся, как назло. Нет отдать эти триста тысяч денариев, не обеднел бы вконец. Так нет, жадность не позволяет. А может, не жадность. Вернуть деньги значит признать себя вором, обокравшим своих солдат. А за это в Риме не погладят по головке, может и голова слететь с плеч. А пока упирается, надеется как-то выкрутиться. Поедет в Рим, найдет того чиновника, что выдавал нм жалованье, подкупит, запугает или через влиятельных лиц заставит отказаться от своих слов — вот и чист! Разве он один ворует? Вся верхушка в империи — это вор на воре, хватают все, что можно и где можно. И сенаторы постоянно ловят момент, чтобы урвать да увеличить свое состояние. А уж что творится при смене императоров! Как пауки в банке, поедают друг друга состоятельные и именитые люди. На что глухой угол этот город Виндобона, но и сюда доходят слухи о злоупотреблениях в столице и во всей державе. Поэтому-то едва ли воины согласятся писать жалобу на Аврелия в сенат или императору. Знают, что не добьются правды. Постараются сами разобраться с Аврелием. Хорошо, если все пройдет удачно. Но коли прольется кровь, тогда последствия будут непредсказуемы…»
Когда центурии собрались на площадке, расположенной посередине лагеря, Чех сказал заранее подготовленные слова:
— Братья, Аврелий утверждает, что никаких средств на обустройство земельных участков не поступало, и он денег не брал. Предлагаю сейчас же написать жалобу на имя императора и послать с ней делегацию в Рим. Пусть там разберутся. Если доверяете, во главе ее поеду я сам.
Толпа некоторое время молчала. Потом раздался неуверенный голос:
— А что, центурион верно говорит. Зачем ссориться с властью?
Люди задвигались, заговорили, потом раздались голоса:
— Чех, пиши жалобу!
— Мы доверяем тебе…
— И в поддержку людей выберем.
«Ну, вот и все, — облегченно подумал Чех, не ожидавший, что так легко и быстро удастся уговорить воинов. — Пару недель понадобится, чтобы делегация съездила в Рим. А за это время страсти улягутся, и все придет в норму».
— Тогда расходимся по палаткам, — сказал он. — Сегодня отдыхаем, а завтра снова за работу.
— Нет, постой! — вдруг выкрикнул один из воинов, и Чех узнал в нем Балаку. — Это что же ты, центурион, предлагаешь снова задарма горбатиться?
— Тогда давайте по палаткам сидеть…
— Нет, мы и по палаткам сидеть также не согласны! Пока ты ездил к Аврелию, мы между собой решили, что в связи с холодами снимаемся и уходим в Виндобону, в свои казармы. Сейчас уже треть больных лежит, через месяц все поляжем!
— Верна-а-а! — загремела толпа, и Чех понял, что на сей раз уговорить ее не удастся.
— Ладно, — согласился он. — Два дня на сборы, потом идем в город. Там и будем ожидать ответа из Рима.
Через два дня колонна воинов с телегами возвращалась в город. Шли радостные, полные надежд на будущее. Впереди их ждали теплые казармы, спокойная служба. Пока то да се, прояснится в Риме их дело со средствами на разработку земли, наверняка император встанет на их сторону, потому что ему нет смысла ссориться со своими воинами. Пусть с запозданием, но деньги они получат. Зимой отдохнут, отъедятся, и с новыми силами возвратятся в Крапину, ставший им родным краем, второй родиной!
После полудня подошли к стенам Виндобоны. Ворота оказались закрытыми. Стали стучать. В окошечко выглянул стражник.
— Что надо?
— Ты чего, дядя, не узнаешь нас? — спросил его насмешливо Чех. — Это славянские центурии возвратились из Крапины.
— Не велено пускать.
— Кем не велено?
— Аврелием.
— Позови его на переговоры.
Окошечко захлопнулось.
Долго никого не было. Воины стали волноваться. Послышались возгласы:
— Где там Аврелий?
— Долго нам стоять на холоде?
— В родные казармы не пускают…
Примерно через час на верху башни показался Аврелий. Толпа тотчас примолкла, смотрела на своего начальника. Тот, хмурый, недовольный, обвел взглядом центурии, капризным голосом спросил:
— Почему без приказа покинули Крапину?
— Наступили холода, и в палатках невозможно жить. По ночам волосы примерзают к подушке, — ответил Чех.
— Меня не интересуют мелочи вашей жизни. Вы мне ответьте на вопрос: почему вы нарушили приказание императора о проведении земляных работ и самовольно покинули лагерь?
— Ты лучше сам ответь, где наши деньги, выделенные на земляные работы? — выкрикнул кто-то из толпы.
— Так вот, в город я вас не пущу, даже не просите. Возвращайтесь в Крапину и приступайте к выполнению заданных вам императором работ.