Далекое имя твое...

«Нет, что сказали бы мои милые родители, увидев меня в этой компании? Это я сам, наверное, очень правильный, как отчеканенная монета», — подумал о себе Имре. Ему захотелось совершить какую-нибудь глупость. Уж очень кружил голову волшебный вечер с гуляющим по проспекту неспешным народом, с отражающимися в витринах фонарями, с тихими, наполненными покоем лета, деревьями вдоль тротуара, с шелестом проезжающих автомобилей.

«Какие мы все-таки счастливые!» — с восторгом подумал он, улыбаясь проходящей мимо и покосившейся в его сторону пожилой даме. Та от растерянности подумала, что знакома с Имре, и запоздало раскланялась с ним.

— Ни-че-го себе, какие у него знакомые! — заметила Марта. — Тебя вся страна знает.

— Да, я такой, — скромно отозвался Имре.

Так они шли, трое, неизвестно куда, мимо работающих магазинов, открытых кафе. Было ощущение, что они находятся в самом центре жизни. И, казалось, всегда так будет доноситься тихая музыка из распахнутых окон.

Они забрели в одно из шумных кафе, спросили по чашке кофе. Как школьники, сидели и пили крошечными глотками из расписанных яркими цветами фарфоровых чашек, вызывая недоуменные взгляды окружающих. Официант, обслуживающий их, не подавал вида, но, когда Имре дал ему на чай, как после хорошей выпивки, оживился, раскланялся, стал человек человеком. Только Габор на улице совсем раскис, опять замолчал и тащился, как мокрый мешок с песком, поняв, что Имре с Мартой ничем не смогут помочь и никуда не пойдут с ним.

— Ладно, ребята, мне туда, — кивнул он в сторону на перекрестке. И до того он одиноким показался, что Имре обидно за него стало.

— А не поехать ли нам на рыбалку вчетвером? Марта, ты согласна?

— Хоть сейчас! У меня отец был рыбак. Когда я была маленькой, брал с собой. Я до сих пор помню эти ощущения. Меня трясло всю, когда рыбу вытаскивали…

— Хорошо. А ты, Габор, что думаешь?

— Да что я думаю? Если Ильдика поедет, я — хоть на край света…

— Тогда вот что: иди к ней сейчас и выскажи эту идею. Понял? Берем две палатки, удочки и — на озеро, с ночевкой. Пока лето, пока тепло. Договариваемся на следующие выходные.

— Имре, ну ты башка! — с восхищеньем произнес Габор. В него снова будто воздух накачали, а казался тряпка тряпкой. Марта тоже зажегшимися глазами смотрела на Имре.

— Быть тебе командиром! — сказала она, глядя на него с восхищеньем.

…Что у него осталось от той поездки? Прежде всего, воспоминание о козе. Когда они вчетвером выгрузились на полустанке и ожидали, пока поезд двинется дальше, увидели козу. Вылупленные глаза, мохнатые ноги, сама костлявая, как сушеная рыба. И злая. Она уставилась на Ильдико глупыми глазами, словно решала, что с ней сделать: сбить с ног и растоптать или выцыганить какую-нибудь подачку. Ильдика на нее тоже уставилась, не скрывая своего восхищенья: не каждый день встречается чудо.

— Ой, коза! — пропела Ильдика. — Глядите, ко-за!..

— Да, не корова, — с сожаленьем произнесла Марта. — Корова лучше.

— Чем же это? — заревновала подруга Габора.

— Молока больше, — авторитетно заметила Марта.

— Кстати, это козел. Ильди, будь осторожна, он боднуть может, — Габор загородил собой Ильдико. — Кыш отсюда! Что голову угнул?

Всем стало весело, особенно, когда из железнодорожного помещения выкатилась озабоченная женщина:

— Миленькая, поди сюда! Ни одного пассажира не пропустит…

«Миленькая» только башкой тряхнула сердито: не мешай, мол.

— Габи, как же ты козу от козла не отличил? — укоряюще глянула Марта.

— А кто ее знает? Я вижу — рога… — засмущался Габор, впрягаясь в огромный рюкзак.

Когда они отошли от станции километра два, Имре почувствовал, что взял на себя больше возможного. Не рассчитал, в отличие от Габора. Тот, наоборот, с каждым шагом становился бодрее и о неразговорчивости своей забыл: развлекал шедших налегке девчат рассказом, как в детстве ловил раков. Делали круг из проволоки, обтягивали его сеткой, привязывали головы от всяких рыбешек и с мостков опускали на речное дно. Минут через пятнадцать доставали. Мешок шевелился от раков.

Девчонки притворно взвизгивали.

Имре было даже не до улыбки: и горб, и обе руки его были заняты, на лбу появилась испарина. Солнце казалось еще горячим, хотя оно на сегодня уже умерило свой пыл и миролюбиво клонилось к западу.

— Девочки, мальчики, привал! — наконец не выдержал Имре.

Предложение приняли с радостью. Имре свалил с себя груз, и настроение его мгновенно взлетело, как выпущенная на волю птица.

— Боже мой, как хорошо жить!

Перед ними лежал луг, заросший густым клевером, викой и пыреем. Так и хотелось броситься на пахучую траву, как на перину, зарыться в ней и лежать, чувствуя себя растворенным в голубом и зеленом.

Марта попыталась подхватить рюкзак Имре и округлила глаза. Лямки были мокрыми от пота.

— И ты все это тащил? Дальше половину мне отдашь!

Имре не стал спорить. Тем более что до озера оставалось метров пятьсот.

— Вы посмотрите, какая красотища!

Вдоль луга тянулось картофельное поле. Грядки, словно вычесанные гребешком, плавной волной уходили до самого ручья, спрятавшегося в густых кустах.

— Вон там будет деревянный мост через ручей, — показал рукой Имре, — и справа, в окружении сосен, то самое озеро, где мы можем разбить палатки.

— А мы что будем ловить — рыбу или раков? — поинтересовалась Ильдика, тем обнаружив полнейшее равнодушие к рыбалке.

— Зачем же мы остановились? — недоумевал Габор.

Он так и не снял с себя рюкзак, стоял на затравеневшей дороге, как конь в повозке, готовый поскорее добраться до места. Только не бил копытом.

Имре понял, что бесполезно призывать послушать тишину, пронизанную солнцем, гуденьем шмелей, стрекотом кузнечиков, звоном птиц. Все уже жили предчувствием пирушки, рыбалки, устройством на ночь. Габор светился счастьем от близости своей подруги.

Ох, как не хотелось опять надевать рюкзак! Он и так слишком оттянул плечи. Но общество право: сперва надо дотащиться до озера, а там уж и красотами любоваться. Тем более что-то неуловимое произошло с погодой: с запада заползала туча. Подсвеченная солнцем, она, казалось, возникла с единственной целью: украсить своим величием простор с туманными очертаниями дальних гор.

— Ой, девчонки, кажется, будет гроза!

— Где? Да, правда, — вдруг заверещали дамы. — Пойдемте скорее, может, успеем поставить палатки.

Туча не стояла на месте, а упорно, подобно груде угнувшегося овечьего стада, слепо волоклась по небу. Багрово-сизая волокнистая проседь рваными клоками вырывалась, вымахивала из нее в младенческую голубизну. Дыбясь и закручиваясь на ходу, взмывала вверх и, словно дорвавшись до чего-то единственно желаемого, бессильно повисала в воздухе, ослепленная солнцем, и начинала опять тускнеть, растворяться. Однако новый вихрь, более мощный, вырвавшийся наружу, неистово и безоглядно подминал под себя жалкие остатки прежней волны и вскоре сам повторял ее участь.

Марта, панически поглядывая на небосвод, заторопилась впереди всех, как будто в конце пути их ждала готовая крыша.

— Марта, не торопись! Грозы не будет.

— Как же не будет, если вот она! — показывала на тучу Ильдика. — Скажи, Габор, что ты замолчал? Ой, зачем я согласилась поехать с вами?

— Ребята, не будет никакой грозы. Мимо пройдет, — уже всерьез стал успокаивать Имре.

— С чего ты взял? Или ты волшебник?..

— Вон, крошечный желтый одуванчик знает больше нас с вами. Видите, не закрылся… А птицы? А всякая мелкота летающая? Они и не думали прятаться. К чему бы это? — пытался убедить Имре.

Все так расшумелись, что не заметили, как с ними поравнялась подвода. Загорелый местный парень, свесив ноги с телеги, лениво держал вожжи:

— Нно-о, милая!..

Столько безмятежности было в его позе, что, казалось, никакая стихия не сдвинет с места.

— Друг, вот скажи, скажи, дождь будет? — показывая на тучу, кинулся к нему Габор.