Аальхарнская трилогия. Трилогия

Потом время остановилось. Несса ощутила этот момент всем телом и ушла на дно. Какое-то время она еще слышала шум воды; потом перед глазами взмахнули молочно-белыми хвостами странные незнакомые рыбы, и стало тихо и темно.

Казалось, Несса плавала в блаженстве серой пустоты несколько геологических эпох и не хотела выбираться на поверхность. Но затем откуда-то издалека стал пробиваться пульсирующий звук, постепенно сложившийся в знакомый голос:

— Уроды! Всех под трибунал! На рудниках сгною!

Дальше шла совершенно безобразная матерщина на всех языках, включая и русский.

Так совпало, что именно в этот час в загородную резиденцию приехал император лично, и первым, что он увидел, были насмерть перепуганные охранцы, что вытаскивали тело Нессы из воды. Шани схватился за сердце и разразился такой тирадой, что вогнала бы в краску пиратского боцмана и в несколько раз ускорила реанимационные мероприятия. Когда Несса окончательно пришла в себя и избавилась от воды в легких, то Шани уже успел проораться и относительно успокоиться. Командир охранцев стоял, вытянувшись во фрунт, и готовился принять любую кару из множества обещанных.

— Не кричи, пожалуйста, — хрипло попросила Несса. Собственный голос показался ей чужим. — В ушах звенит…

Шани энергично провел ладонями по лицу и абсолютно спокойно приказал:

— Так, все вон отсюда.

Охранцы и лекарник быстро и неслышно покинули комнату. Несса закрыла глаза: смотреть на Шани ей сейчас совсем не хотелось. Вернуться бы под воду, к белым рыбам и тихим грезам… Сухая горячая ладонь опустилась на ее лоб, провела по мокрым волосам.

— Несса, ну зачем ты так…

— Да все случайно, — сказала Несса. Меньше всего она сейчас хотела делиться с кем-то своим горем. Особенно с Шани. С ним в первую очередь. — Не волнуйся. Задремала и черпанула воды носом.

— Правда?

— Правда. С чего бы мне, — Несса плакала и не понимала, что плачет. — У меня вот отец умер… Конечно, надо жить да радоваться.

Шани хлестнул ее по щеке — не больно, но очень обидно. Старый способ прекращения истерик снова показал себя с лучшей стороны.

— Приведи себя в порядок, — глухо приказал Шани. — У нас скоро будут гости.

Глава 12. Лев зимой

Того, что случилось дальше, никто не ожидал. Никто даже не предполагал, что подобное возможно.

Как говорится, поначалу ничто не предвещало беды. После похорон доктора Андерса прошла седмица, и народ стал потихоньку успокаиваться. У жителей столицы хватало собственных насущных дел — и они занялись делами. Пресса вместо привычных уже рассуждений о приходе Заступника писала о новых разработках Пышного в сфере покорения неба, никто не собирался на пикеты, требуя странного, и в городе воцарилось долгожданное спокойствие. Шани, как обычно, провел очередное заседание государственного совета, на котором, судя по протоколам, обсуждался вопрос строительства нового академиума (единогласно решено положительно) и проблема продажи технологий за рубеж (такое же единогласное вето).

А после того, как министры покинули дворец и разъехались по собственным ведомствам, то Шани снял корону аальхарнских государей и отнес ее в тронный зал, где сдал хранителю под роспись в гроссбухе. Взглянув на написанное, хранитель перепугался чуть ли не до физиологической крайности: император написал просто имя и фамилию. Без титулов и церемоний, как обязан был это сделать по государственному протоколу.

— Простите, сир, — окликнул хранитель, с крайнего перепугу даже осмелевший, — но вы тут… немножко… ошиблись.

Шани только отмахнулся.

— Все правильно, — небрежно промолвил он. — И я вам больше не «сир».

Хранитель даже рот открыл от ужаса. А государь покинул тронный зал и вскоре, собрав небольшой саквояж с самым необходимым для путешествия, уехал в загородное поместье, как совершенно частное лицо. Церемониальные ключи от дворца он с такой же скрупулезностью, как и передача короны, вручил коменданту, который со страху оцепенел настолько, что ключи вывалились из его моментально вспотевшей ладони.

Страна осталась без владыки.

Спустя четверть часа после того, как императорский экипаж с быстро и небрежно закрашенным гербом выехал из города, по столице распространился экстренный выпуск «Столичного вестника», который в обстановке полной и строжайшей секретности отпечатали утром в типографии инквизиции. В газете была только одна статья, которая погружала читавших в какую-то суеверную панику.

«Друзья мои, братья и сестры, граждане Аальхарна.

С глубокой душевной болью я расстаюсь с вами. Я прошел с вами самую страшную войну в новейшей истории страны. Я дал абсолютному большинству Аальхарна свободу от крепостного владения, уравняв в правах каждого с каждым. Вместе мы построили новое, счастливое и свободное будущее для нас и наших детей. Я искренне любил вас, и все, сделанное мной за время правления, подчинялось именно этой любви.

За это вы назвали меня предателем, еретиком и маловером.

За это патриарх отлучил меня от церкви.

Оказалось, что мне не доверяют и не верят. А где нет веры, там нет и любви. Поэтому я официально и окончательно покидаю престол и уезжаю из столицы. Вы говорили, что желаете сами выбирать свое будущее: теперь вам даны все возможности выбора.

Будьте счастливы.

Шани Торн».

Государь обиделся, короче.

Народ был перепуган и ошеломлен. Многие плакали и надевали траур, уверяя, что теперь-то уж точно настают последние времена, раз владыка, отец народа, добровольно отказался от престола. И из-за чего? Мало ли, что кричали академиты по площадям? Люди всегда кричат, такова их натура, а вот покидать трон и бросать неразумных чад — вот где предел всего возможного и невозможного. Такого не могло быть, потому что не было никогда.

Артуро, который единственный был в курсе всех событий и планов государя, сохранял совершенное спокойствие, словно основы государства и самого бытия не рушились у него на глазах. Пригласив Эмму на чашечку кевеи к себе домой и собственноручно накрывая на стол, он выглядел настолько уверенно и небрежно, что Эмма совершенно растерялась, не зная, что и думать.

— Не волнуйся, Эми. Уже завтра все наладится.

— У нас будет новый владыка? — ляпнула Эмма. Артуро только отмахнулся.

— Да типун тебе. У нас и с прежним все в порядке.

— А как же тогда…

— А вот этого, моя дорогая, тебе пока знать нельзя, — сказал Артуро, придвигая к Эмме фарфоровую чашку с тончайшим золотым узором. Эмма всмотрелась: переплетенные ветви бересклета, волки, лоси — герб прежнего государя. На нынешнем лосей золотой лев с длинной гривой. — Лучше расскажи о своих изысканиях по нашему общему вопросу.

А вот теперь Эмме стало по-настоящему страшно. Несколько минут она молчала, пытаясь собраться с духом. Артуро с видимым удовольствием наблюдал за всеми оттенками чувств на ее лице и не говорил ни слова.

Если раньше Эмме была безразлична собственная судьба, то теперь, после того, как с течением времени она смогла успокоиться, ей хотелось жить. Очень хотелось. Вспоминая о своем прежнем желании броситься с моста в реку, она испытывала жгучий стыд.

— Он молод и обеспечен, — промолвила Эмма, изрядно отпив из чашки и сумев-таки справиться с духом. Как всегда, ее спасала хорошая история — а уж эта была на удивление хороша. — Не женат, живет один в собственном доме, без прислуги. Я говорила со специалистами с кафедры душелечения: так вот, они предположили, что у убийцы рыжих дев есть сложный букет эмоциональных проблем, — Эмма попробовала улыбнуться, но улыбка вышла какой-то жалкой. Артуро понимающе кивнул.

— Что-то подобное я себе и представлял, — сказал он. — Продолжай.

— Он убивает их не просто так, — сказала Эмма. — Я обнаружила между жертвами определенную связь. Сперва мне казалось, что ее нет, но потом… Все они, видишь ли, так или иначе, но посягали на власть. Поэтому, если брать мотив наказания, то он наказывает их за предательство. Они предали свою страну. Хотя бы краешком. Если искать их вину, то вот она. Я начала с Мариты Стерх: она покушалась на государя. Вельта Браня была вдовой генерала Брани, который перешел на сторону амьенцев во время войны. Вера Вельд написала книгу о партизанском движении… противоречивая книга с подробным описанием того, что эти партизаны делали с пленными. Не слишком красивый образ героев. И дальше, и дальше, и прочая, и прочая. То, что они рыжие — скорее всего, какой-то неприятный эпизод из прошлого. Сюда не укладываются только Хела Струк и Мила Квиточек. Хела была простой библиотекаршей, к тому же, светловолосой, а Мила — самой обычной проституткой, только что из деревни. Какая уж тут антигосударственная деятельность… А потом я нашла свидетелей.