Стража

Даже не прислушивался, даже не принюхивался.

— Ниро, ты куда?!

Внутренняя тревога, снедавшая и Вадима, лишь поверхностно выплеснулась в его машинальном оклике, поскольку задал он риторический вопрос уже на бегу…

…Андрей вздрогнул. Ладони, лежавшие на ребристом руле мотоцикла, внезапно сдавило. Пока ещё удивлённо и отстранённо, он следил, как чёрные мягкие тряпки прикручивают, приматывают кисти рук к рулю.

— Что за чертовщина…

Движение на руках закончилось. Он подёргал ладони — тщетно, не удавалось даже мышцы напрячь… Ничего не понимая, он нагнулся к локтю левой руки вытащить зубами метательный нож. Он ещё с тем же недоумением позволил себе себя же похвалить, что во время разговора с Вадимом снял шлем и теперь может хотя бы в таком положении дотянуться хотя бы до такого оружия.

Мгновенно упавшая тьма отрезала Андрея от мира, оглушила его, ослепила и полностью перекрыла дыхание.

Боевики Чёрного Кира сидели на мотоциклах и безучастно наблюдали, как умирает, задыхаясь в пакете, Саид.

Мотоцикл свалился в первые же секунды конвульсий. Вместе с хозяином его заносило и заносило направленно спешащим мусором.

… Меч здесь точно не нужен. Заворачивая за остановку, Вадим знал, что несчастье произошло с Андреем.

Боевики, не шелохнувшись, стояли на месте — жуткие статуи жуткой ночи. Мельком глянув, Вадим убедился, что с их стороны препятствий не ожидается, и грохнулся на колени перед мусорной кучей, из которой торчало колесо. Без раздумий сунул руку туда, где, предположительно, мог находиться Андрей. Ниро, глухо рыча, раскапывал с другой стороны.

Пальцы Вадима наткнулись на твёрдое. Сразу сориентировавшись, он попытался вытащить неподвижное тело, ухватившись за рубаху на груди Андрея. Невероятная тяжесть и движение мотоцикла подсказали где-то на подсознательном уровне — наверное, на уровне инстинкта, что человек и машина, неизвестно по какой причине, но взаимосвязаны. В панике Вадим бросился искать эту "взаимосвязь", но вовремя отказался от поисков.

Мусор. Значит — пакет. Значит — удушение.

В шевелящейся груде мусора он на ощупь отыскал голову Андрея и, сам задыхаясь от бешенства и злобы, попытался отодрать пакет от лица. Но пакет так прилип к коже, что пальцам ухватиться было не за что.

И Андрей такой тёплый и такой неподвижный.

А пальцы всё скользили по такой же тёплой плёнке, уже точно приросшей к коже…

Вадим на коленях откинулся назад и дико и яростно — не веря, что так может, — закричал в пустое чёрное небо.

45.

— Пошёл к чёрту со своими ребятами! — ещё раз сказал Вадим, изо всех сил стараясь говорить нормальным, ровным голосом, а не прерывистым, как после хорошего плача с воплями, которые больше приличествуют сериальным девицам-истеричкам.

Левой рукой он держался за шерсть притихшего Ниро, а правую не знал куда девать. И смотреть на правую было страшно. Так же страшно, как на кровоточащий порез на лице Андрея — от виска до челюсти.

Андрей промокал царапину салфетками, морщился, а кровь не унималась, и Вадим злился ещё больше, потому что он чуял её тяжелый сладковатый запах — или ему казалось, что он чуял. И всё внутри вставало дыбом, потому что он вдруг понял: ему нравится этот запах — и это понимание ужасало его вкупе с тем, что произошло с правой рукой.

— Не вытирай. Просто держи салфетку и всё, — раздражённо сказал он.

— Прилипнет к коже, засохнет.

— Водой потом смоешь. Ну, всё? Идём?

— Отведу ребят и приду. Ничего со мной больше не случится. А ты иди спокойно. Скиф заждался.

— Слушай, объясни, почему ты не хочешь, чтобы они сами доехали до костров? Что — маленькие? Дороги сами не найдут? Или, пока дом объезжают, вляпаются во что-нибудь?

— Вадим, оставить ребят без присмотра в этом их состоянии — всё равно, что сбросить на город бомбу. Сейчас их сдерживает только моё или Кирилла присутствие, а также жёсткий приказ. Если я скажу: "Езжайте до перекрёстка с кострами и ждите нас там", они поедут, но куда они успеют заехать по дороге и что успеют натворить… Уж лучше я сам доеду с ними до места, а там хватит одного слова: "Ждите!" И будут стоять на месте.

— Понял, — сказал Вадим. — Поднимай свою колымагу. Ты будешь присматривать за своими субчиками, а я — за тобой. Поехали. В конце концов, расстояния-то — проехать дом.

Андрей не стал возражать. Показалось даже, вздохнул с облегчением. И сколько Вадим не искал в бесстрастном лице боевика брезгливости или такого понятного — для Вадима — желания отделаться от нечаянного пассажира, он ничего не нашёл. К сожалению, отсутствие всяких эмоций у Андрея не успокоило. "У меня навязчивая идея, — тоскливо подумал Вадим, — и я всё время забываю, что Саид в компании Кирилла изначально чужой. Он чужак, я превращаюсь в чужака. Остаётся одно. Чужаки всех стран, объединяйтесь!"

Пока Андрей высвобождал мотоцикл из мусора, Вадим украдкой взглянул на свою правую руку. Спрятать бы её куда подальше. Бинтами, что ль, обмотать? Лишь бы глаза лишний раз не видели. А может, ничего уже и нет? Но и смотреть не надо было, чтобы знать: всё осталось как прежде. И кисть руки непривычно весомо тяжелела к земле.

… Тот безнадёжный крик ярости был короток. То ли мусор сдвинулся, то ли Андрей, чья замотанная голова покоилась на коленях Вадима, и в самом деле вздрогнул, только Вадим снова попытался сорвать толстую плёнку с лица боевика. И, уже понимая, что старается подцепить неподцепляемое, он начал лихорадочно представлять, что бы могло помочь ему. Нож с тонким лезвием? Нож только порежет плёнку и кожу. Нужно что-то острое, с маленьким кривым кончиком, чтобы на месте разреза приподнять край плёнки, а дальше — одним рывком сдёрнуть её с кожи. Маленькое, с кривым кончиком… У него, Вадима, такого нет. И вообще — на что это похоже?.. Мысль нервно сменяла предыдущую, изредка вмешивались посторонние раздумья о времени: что сейчас для Андрея остановленное Всеславом время?

"Это похоже на коготь хищной птицы", — холодно подсказали со стороны. И Вадим машинально примерился: ну да, плёнку подцепить пальцем с когтем вот здесь, сделать надрез сверху вниз (и он сделал и непонимающе уставился на чёрную кровь, хлынувшую из надреза), подцепить четырьмя когтями плёнку — и…

Сначала некогда было разбираться, что произошло. Вадим не знал, как помогают людям, задохнувшимся от нехватки воздуха, чтобы они снова стали дышать. Он просто начал ритмично давить Андрею на грудную клетку, как показывают это действие в фильмах. Действие оказалось лёгким, и делал его Вадим равнодушно, поскольку распластанное на асфальте тело определённо мертво, а лицо расслабленно и умиротворённо.

Но когда он ослабил давление ладоней, когда ритм нажимов замедлился — по инерции забываемого движения, Андрей вдруг резко втянул воздух сквозь зубы, будто переживая сильнейшую боль, и сильно, с надрывом закашлялся. Вадим, испугавшись, как бы он вновь не задохнулся — уже от кашля, обхватил его за плечи и перевернул боком.

И увидел кисть своей руки. И обмер.

Ладони не было.

Тяжёлая бронированная лапа с каменными когтями цепко держала плечо Андрея — лапа, бронированная тускло поблёскивающей чешуёй.

Андрей снова задёргался в его руках, сплюнул и упёрся локтем в асфальт. В поддержке он, кажется, больше не нуждался, и Вадим отпустил его. Боевик лёг на асфальт животом, а когда дыхание успокоилось, сел. И тоже увидел — что разглядывает Вадим. Понадобилась минута, прежде чем он заговорил. Коротко вздохнув и потрогав рану на лице, Андрей спросил:

— Ты меня этим?

Вадим угрюмо кивнул. Он всё ещё сидел на коленях, чуть отставив лапу с когтями в сторону, точно боялся: а вдруг случится, не дай Господь, ещё что-нибудь… Как будто лапа — жуткая зараза. Прикоснёшься ею к себе же — и…

Андрей подполз ближе. Луна сияла за его спиной, и выражения его лица Вадим не мог разглядеть. Поэтому где-то из желудка стала подниматься и разливаться горячечное тепло, переходящее в жар нового бешенства: "Если он сейчас хоть слово скажет о…"