Стража

Боевики Чёрного Кира шли к нему, держа в руках странные факелы…

32.

А из-за "лесного уголка" появились Чёрный Кир и Всеслав.

И Вадим сразу ослабел. Шагнул в сторону, с трудом сунул один меч за спину, другой в набедренные ножны. Сесть на кирпичную кладку оказалось делом не простым. Измятое весом Голема, тело внезапно вспомнило обо всех своих несчастьях и горестно заныло.

— Вадим, почему до сих пор здесь?

— Что случилось, рыцарь?

Подошли факельщики, и ничего объяснять не понадобилось. Хватило одного слова:

— Дрался.

Спину Голема, его бесстыдный зад и конечности обтягивала кожа жёсткая, почти древесная, покрытая не то волосками, не то шипами. Вадим разглядел эти шипы и присмотрелся к своей левой руке, той, что без его ведома вынула набедренный меч и сдерживала первый натиск Голема. Рукав содран напрочь, кожа уцелела чудом — во всяком случае, её можно разглядеть под засыхающей кровью. И, естественно, уцелела частично.

— Ну что, бедолага, дышать можешь?

Всеслав присел перед Вадимом.

— Давай лапу, гляну, что у тебя там.

Справа от себя он положил небольшой мешок с объёмной, но лёгкой поклажей. "Приправы", — безразлично вспомнил Вадим.

— Посвети сюда, — велел Всеслав одному из факельщиков.

Вадим узнал Андрея. "Когда я с ним разговаривал? Неужели вчера?"

Факел оказался совсем близко, и Вадим некоторое время смотрел на изящную полированную палку, прежде чем узнал в ней ножку стула или журнального столика. Боевики сжигают мебель. Удобно. Небось, из соседних домов повыволокли. А что — ни рубить, ни пилить. Побросали — подожгли.

— Держись. Сейчас немного больно будет, — невнятно сказал Всеслав.

Руку точно кипятком ошпарило. Вадим рванулся спрятать её от Всеслава, но тот держал крепко и продолжал поливать жгучей жидкостью из пластиковой бутылки.

— Что… Господи, что это?

— Спирт. Воды нет, и некогда её искать. Не дай Бог инфекция какая, уж лучше сразу почистить. Сиди смирно. Я тебе с плеча рвань срежу, чтоб ожогов не касалась.

Он склонился над плечом Вадима и пробормотал:

— Вот ещё случай… Кирилл! Вадим обойдёт все костры по часовой, перед тем как я начну вызывать.

— Зачем?

— Быстрей восстановится.

— Раз надо…

Вадим не выдержал. Слишком уж похож Голем на фигурки со стола! И эта фраза: "Вот ещё случай…" Он чуть повернул голову, словно стараясь рассмотреть, над чем хлопочет Всеслав, и негромко спросил:

— Это ты его на меня наслал?

— Не понял.

— Ну, этого, с кем я сейчас дрался. Твоих рук дело? Чтобы я потом вокруг костров спокойно прогулялся?

— Не глупи. Мне нет резона рисковать твоим здоровьем и жизнью. Цепь случайностей. Совпадение.

— А что насчёт быстрого выздоровления? Правда или как?

— Давай сам оценишь, ладно? Костры-то обойти — много усилий не надо. Шагай себе. Обойдёшь — посмотрим, будут ли у тебя вопросы.

Легко сказать — "не глупи". А если чувствуешь себя глупо, на глазах скептически, а то и враждебно настроенной толпы обходя нелепые костры, сложенные из мебели? Единственно — огонь настоящий.

Закончил Всеслав лечение, размазав по руке масло — судя по запаху, растительное. Вадим сразу вспомнил, как с братом лечил Ниро.

— А это зачем?

— Чтоб кожу не стягивало. Помочь встать или как?..

Сначала Вадим с кирпичей оттолкнулся, потом, цепляясь за контейнер, встал. Тело протестующе застонало, но хозяин сквозь зубы пообещал: "Начну двигаться — легче будет". И зашагал. И костры надвинулись на него. И, заворожённый ревущим пламенем, он будто ослеп на всё остальное: на раскоряченное, сжираемое огнём дерево, в котором после некоторой заминки, вызванной шоком узнавания, угадывались останки столов, стульев и прочей мебели; на жалобно раскачиваемые пружины, напомнившие документальные хроники о войнах всех времён и народов… Нет, всё это осталось на периферии зрения и даже где-то на периферии сознания.

Вадим обходил первый костёр, и Вадим и костёр шли навстречу друг другу. Идти тяжело. Что-то не подпускало человека слишком близко к огню. Что-то знало о хрупкости человеческой оболочки, о её уязвимости. И что-то сдерживало натиск заворожённого огнём сознания и не позволяло Вадиму шагнуть в горячие объятия живого хаоса. Огонь манил: "Иди ко мне! Я тоже уязвим и зависим. Моя власть недолговечна. Прикоснись к магии света и жара. Иди ко мне…" Нечто внутри Вадима возражало: "Он будет любоваться тобой на расстоянии. Иначе не станет восторга и радости, а пребудет одна боль".

Неловкость от совершаемого обряда (как дурак, костры обхожу) отодвинулась в сторону, а затем и вообще пропала. Первый костёр самый лёгкий. Он обвеял Вадим сухим теплом и словно обласкал. И Вадим помнил, как перешёл ко второму: будто чьи-то мягкие ладони толкнули от одного костра к другому.

Дальнейшее — сплошной огонь. Костры передавали Вадима друг другу, и он уже не понимал, где шипит и трещит пламя: вокруг него или в нём самом…

Со второго костра пошло раздвоение. Современного Вадима оттёрли куда-то в тихий уголок, а главенствующее место занял человек, которого тоже звали Вадимом. Чужая личность просуществовала в теле недолго. Вернулся современный Вадим и считал с остаточных следов чужого присутствия, что ушедший — настоящий Вадим и что его, ушедшего, личность предпочтительнее в нынешней ситуации, но создать её целиком и полностью мешает владелец тела. "А кто хотел восстановить прежнего Вадима?" — спросил он, натужно шевеля губами. Огонь обвеял его вихрями и порывами, никто не ответил на вопрос, но сам он получил впечатление рассеянного размышления: предположительно личность прежнего воина сольют с нынешней личностью носителя Зверя. "Я не хочу сливаться с кем-то. Даже на время", — сердито подумал Вадим. "Хорошо. Тогда ты получишь доступ к его памяти на информативном уровне", — предложили ему.

"Ты кто?" — снова спросил Вадим. Огненный хаос взревел, и ошеломлённый Вадим замер, напряжённо глядя: суровый старик в длинной рубахе потрясал крючковатым посохом и что-то отчаянно кричал — прямо здесь, в пяти-шести шагах от Вадима. И вдруг кричащий и грозящий посохом старик буквально поехал на Вадима, всё так же продолжая бушевать. Он всё увеличивался и наезжал, и Вадим с замиранием ждал, что же будет. И как-то сразу понял: а ничего не будет! Это изображение — и пришло оно из огня. А старик этот, уже исчезнувший, — Всеслав. Узнать по глазам нетрудно.

Всё-таки уловил со стороны лица стоящих. Нет, одно лицо. Чёрный Кир повернулся к кострам вполоборота, огненный отсвет прыгает по верхней части лица — нижняя, вокруг рта, темна… Вадим — видит и слышит: нечеловеческий крик бьющихся людей, ржание и визг сталкивающихся коней, звон боевого оружия, грохот падения; и — умирающая лошадь, дрожь по телу, пронзённому стрелами. Из ниоткуда — Чёрный Кир. Падает на колени перед лошадью, смотрит ей в глаза и — когтем! — надрезает жилу на шее. И пьёт, захлёбываясь и время от времени отрываясь от крови, чтобы заглянуть в тускнеющие глаза.

Новое изображение — сначала Вадим решил, что видит муравейник из какого-то мультика: старинный, явно славянский городок облепили странные муравьи. Они бегали, носились по улицам, будто тараканы; обегали дома, легко, даже не карабкаясь, путешествовали по стенам и крышам. Изображение снова ринулось на Вадима, и он опешил, разглядев в муравьях порождение самых жутких ночных кошмаров…

Он уже не шёл вокруг костров, его вели… Он чувствовал свои широко раскрытые, застывшие глаза. Он знал, что видит показываемое ему внутренним зрением, но расслабиться не мог.

От седьмого костра его оттащил Всеслав. Оказывается, он шёл за Вадимом по пятам и последние несколько минут терпеливо ожидал, когда же Вадим отойдёт от огня.

Вадим стоял, безвольно опустив руки. Всеслав потянулся было снять с него очки, но руку отдёрнул немедленно.

— Что с ним? — спросил подоспевший Чёрный Кир.