Стража

И он первым вышел из комнаты.

Оказывается, наступил вечер. Оказывается, бесформенные, но деловитые сумерки уничтожили ясные очертания предметов и могли сыграть со "слишком нежными и чувствительными" весьма подло: Всеслав вышел, и занавеси на двери качнулись за ним, а внизу, в темноте, это движение вдруг стало живым и вкрадчивым. И сердце Вадима обмерло. Так двигался рваный чёрный пакет на дороге. "У тебя шок, — строго сказал он себе, поспешно вспоминая, какую картинку должен в таких случаях держать перед глазами — с розовым слоном ли, с зелёным ли верблюдом. — У тебя шок. Виктория уже доехала и с родителями располагается на даче. У Дениса и Митьки своей машины нет. Они вернутся на такси. И вообще — идёт розовый слон, хоботом качает…"

— Ты идёшь, нет? — спросили сбоку.

Он оглянулся. Чёрный Кир стоял в двух шагах от него. Сумерки углубили черты его лица и сделали его странно… инфернальным. Другого слова Вадим подобрать не мог. Слово "адский", например, не могло бы отразить стёртую глубинность появившихся морщин, какую-то общую для лица Чёрного Кира старинность. "Нет, не старинность, — отстранённо думал Вадим. — Скорее, вечность. Он выходец из глубин ада, и… и… — Суматошное хихиканье ворочалось где-то внутри, и Вадим давил этот смешок, поскольку тот был до ужаса опять-таки неуместен. — И… И его инфернальность заключается в его амбивалентности!" Потом он подумал, что амбивалентность Чёрного Кира — в его детском округлом лице и общем впечатлении фигуры Повелителя Ада.

И рванул на кухню. Протиснулся мимо Всеслава к крану и напился тепловатой воды с металлическим привкусом. А может, показалось, что с привкусом. Губы-то почти прижаты к тёплому сухому крану.

Судороги в горле, грозившие перейти в неудержимое нахальное хихиканье, стихли.

— Вата и йод на столе, — не оборачиваясь, сказал Всеслав. — Света нет. Ни в квартире, ни в доме напротив.

— У мамы в шкафу где-то свечи были. На всякий случай.

Вадим утёрся кухонным полотенцем и потянулся открыть дверцы верхнего посудного шкафа. Свечи нашлись справа, у боковой стенки. Вадим взял два надтреснутых от старости подсвечника и поставил посередине стола.

Чёрный Кир сел за стол и мрачно уставился на пузырёк с йодом.

— Давай-давай, дезинфицируй! — прикрикнул Всеслав. — Тебе бы морду набить, а мы — возись с тобой!.. Что задумал Шептун? Только говори конкретно.

— Сегодня до полуночи полная луна. После она идёт на убыль. Шептун заканчивает выкладывать Врата и открывает их. Раньше все силы он бросал на поиски Кубка. Но сейчас он ничего не боится и торопится побыстрее с Вратами. Он уверен, что Вадим не настоящий и не сможет найти Кубок.

— А что с Вратами?

— Врата — только дань традиции. Ткань между нашим миром и миром Шептуна и без них трещит и рвётся. Пока слабо. Но всякая мелочь уже просочилась в город. Старые защитные заклинания ещё действуют: очаг распространения этих гадов ограничен рамками города. Но когда будут готовы Врата…

— Где они?

Чёрный Кир замялся.

Всеслав грохнул кулаком по столу.

— Баш на баш! Я ищу твоих семерых — ты показываешь Врата. Или ты считаешь, что это неравный торг — семеро жизней и жизнь целого города?

— Я не уверен, что они живы.

— Живы. Можешь не беспокоиться.

— Если так, то… Как только мои семеро будут здесь, я веду вас к Шептуну.

— На, дуй кофе и кати к своим. Пусть ищут топливо для семи костров, способных гореть час с лишним. Кроме этого, пусть найдут по одной личной вещи пропавших… Да, костры соберите на торце дома. На перекрёстке.

На тонкие пальцы Чёрного Кира Вадим засмотрелся нечаянно. В этих пальцах с аккуратно постриженными ногтями кофейная чашка выглядела весьма аристократично. Но если взглянуть выше… А Вадим не удержался и взглянул. Обработанные йодом царапины больше не кровоточили, но чёрными кривыми полосовали кожу… Тонкие пальцы — чёрт бы их подрал! — с аккуратными ногтями! Откуда же тогда взялись недавние чёрные когти, виденные мельком, но наглядно продемонстрировавшие звериную силу?

Потянувшись за своим кофе, Вадим невольно перевёл взгляд на стол, а вернувшись к изучаемому предмету, наткнулся на глаза Чёрного Кира. Тот цедил кофе, не отрываясь от чашечки, и в упор смотрел на Вадима.

— Как Всеслав выразился, мы люди нежные, чувствительные, — бесстрастно сказал Чёрный Кир и медленным кошачьим движением потёрся о чашку щекой. — Я твоих глаз за очками не вижу, но взгляд чую. Или говори, что спросить хочешь, или кончай пялиться.

— Извини, привыкнуть не могу…

К чему привыкнуть — Вадим не договорил. Но Чёрный Кир, видимо, удовлетворился ответом. Может, сам в это время думал о чём-то, так что слова Вадима пришлись в строку.

Он прихватил со стола пару печений и пошёл к двери.

Всеслав спросил в спину:

— Подмёнышей куда дели?

— Около двери в подвал положили. Связанных.

— Соли дать?

— Ловко! А я и забыл. От Вадима беспамятством заразился, — не замедлил подковырнуть Кирилл. — Конечно, давайте!

— Где у вас соль, Вадим?

— Будто я знаю, — проворчал Вадим. — Той, что в солонке, наверняка не хватит?

— Лучше килограммовую пачку. Так надёжнее.

Вадим пооткрывал многие дверцы, прежде чем добрался до зимнего холодильника — шкафа в две полки, встроенного под подоконник. Ого! Теперь можно и расщедриться!

— Одной точно хватит? Может, две?

— Шутить изволите? — усмешливо наморщил нос Чёрный Кир.

Он взвесил на ладони добычу, и Вадиму, всё ещё сидящему на корточках, внезапно показалось, что пацан, явно напяливший невидимую мантию Повелителя Ада, сейчас врежет ему, Вадиму, по виску этой увесистой пачкой соли. А тяжёлая дверца зимнего холодильника открыта, и голова Вадима как раз напротив притолоки с железной задвижкой. Один удар — и…

— Ладно, я пошёл. Проводите меня кто-нибудь со свечой. Не ровен час треснусь в прихожей или наткнусь на что…

Ближе к нему оказался Вадим. Он и взял подсвечник со стола. Недовольная его резким движением, свеча сразу запротестовала: от дёрнувшегося пламени отделилась черноватая дымка копоти. Одновременно вслед Вадиму от газовой плиты оттолкнулся Всеслав. Поворачиваясь к двери, Вадим заметил его встревоженное лицо, но удивиться не успел: ленивый голос Чёрного Кира из прихожей сказал:

— Что ворохнулся, Всеслав? Не съем я твоего драгоценного рыцаря.

Славка изобразил смачный плевок и прошептал что-то ругательское.

А Вадим удивлённо оглянулся и вышел: вспомнил, что по привычке закрыл дверь на замок, единственный действующий. Второй замок, по месту очень удобный — рука так и тянулась именно к нему, был замком несчастным. Ключи от него начали терять сразу, как только врезали. Поэтому приходилось пользоваться старым… Чёрный Кир потянулся к "несчастному" замку.

— Нет. Нижний.

Щёлкнул замок. По движению двери Вадим понял, что Чёрный Кир слегка отодвинул её, чтобы язычок замка не закрылся. Почему же он не открывает?

"Потому что мне надо поговорить с тобой. На площадке мои ребята — услышат. Пока Всеслав отделён от нас стеной, он знает, что мы говорим, но тоже не слышит".

Чёрный Кир повернулся. Широкоскулое, точно голодное лицо кривилось, освещённое дёрганым пламенем свечи.

Подсвечник в руке Вадима вдруг стал скользким. Вадим не верил глазам: глаза Кирилла полыхнули мёртвой, почти чёрной кровью.

"Ты Вадим. Дай слово, что пойдёшь до конца. Не говори вслух. Просто скажи про себя".

"Мне придётся идти до конца. Почему тебе важно моё слово?"

"Посмотри, какая темень на улице. Бывает ли такое в начале июня, чтобы в семь часов вечера на улице стояла ночь? Ночь ставит человека в ситуацию незащищённости, если она так внезапна. Твоё слово мне очень важно. Оно будет моим якорем. Ниточкой, которая будет удерживать меня от безумия".

"Я не понимаю".

"В полночь луна отдаст отражённый свет — извращённый свет — Вратам Шептуна. Помнишь, я говорил о вывернутой психике тварей, которых он собирается выпустить к нам? Их выверт — наше земное безумие. Чем ближе полночь, тем легче я перехожу к уровню тварей Шептуна. А я не хочу лишаться земного, человеческого. Мне уютнее в человеческом гнезде с человеческими законами, нежели в идеальном Хаосе".