Стража

Вскоре он обнаружил, что спиной упирается в прикроватный ковёр, изо всех сил тараща глаза на что-то смутное, тёмное, там, где должна быть белая дверь в комнату…

Утро? Вечер? День? Со стороны окна руку щедро обтекало ласковым теплом летнего солнца, и в общем-то он должен был сразу сообразить — утро. Не соображалось…

Тёмное пятно проплыло мимо кровати, сгустилось перед ним. Вадим почувствовал: в ладонь ткнулось что-то твёрдое. Он поспешно, всё ещё вздрагивающими пальцами нацепил на нос очки и с облегчением узрел младшего брата. Митька тоже таращился на него, правда, не столько удивлённо, сколько смущённо. Недолго. Свалился на постель и сладко зевнул.

— Если б знал, что так крепко спишь, не будил бы. Чес слово. Сам же сказал — экзамен, а сам спишь… Напугал, да? Чо снилось?

— Не помню, — сказал Вадим, с содроганием глядя на грубое соприкосновение белоснежного постельного белья с потемневшей местами джинсой на Митьке. Митька взгляд уловил, разлёгся вольготнее. — Что-то снилось, а что? Из-за твоего ора всё позабылось.

— А чо как разоспался? Опять билеты всю ночь зубрил?

— Да нет. Не всю. У нас сегодня морфология. Людмила группу пропустит не раньше шести вечера. Вот и договорились кому когда, чтобы зря не сидеть. Потому и сплю… За мной где-то к десяти заедет Виктория, повторим кое-какой материал и пойдём.

Митька бормотнул что-то в сторону. Вадим лишь уловил "эта".

Родители Викторию терпели, во всяком случае, были с ней вежливы. Митька в её редкие визиты дулся и ворчал себе под нос. Он считал — Виктория "корчит из себя" благодетельницу Вадима, и пытался открыть брату глаза на "эту мордастую акулу". Но брат витал в заоблачных далях, в своём особом мире, и воспринимал людей сквозь призму этого мира.

— Подвинься, встать не могу…

Митька перекатился на другой край кровати, впав в задумчивость и рассеянно глядя, как старший брат, высокий худущий, неуклюжий, застёгивает рубашку. Вадим заметил его взгляд в зеркале шифоньера и улыбнулся. От его улыбки у Митьки защемило сердце. Привычно. Между ними была разница в пять лет: младший закончил десятый класс и наслаждался началом летних каникул, старший учился на третьем курсе университета и старательно готовился к экзаменам. Ну да, старательно! Митька скосил глаз на письменный стол: кажется, среди учебников и пухлых от записей тетрадей валяется целая куча драных тетрадных же листов? Конечно же, не шпоры — опять ночью стихи писал!.. Именно младший, Митька, чувствовал за брата иногда такую ответственность и тревогу, что боялся выпускать его из дома куда бы то ни было, — слишком уж беззащитным выглядел Вадим. Правда, мир пока благоволил к брату: до сих пор он не попал ни в одну серьёзную переделку.

Додумавшись до последней мысли, Митька про себя сказал: "Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!", сполз с кровати и встал рядом с Вадимом. Точно и не братья — утверждало зеркало: один — невысокий, но широкоплечий коренастый крепыш со взъерошенными светло-русыми вихрами; другой — длинный, тонкий, как свеча, с мягкой волной почти чёрных волос; небольшие глаза за мощными диоптриями очков кажутся обнажёнными, лишёнными всякой защиты.

— Был вчера в больнице? Что сказали?

— Миопия прогрессирует. Предложили отпуск на год. Академический.

— А операция?

— Анализы не позволяют. Сказали, надо походить на лечение.

— И что теперь будешь делать?

— Университет заканчивать. Ребята из группы обещали принести пособие "Как остановить прогрессирующую близорукость", буду заниматься…

— А если не поможет?

— Митя, ты прекрасно знаешь: мама копит только на операцию. Лечение стоит примерно столько же. Так что легче положиться на судьбу и надеяться, что пособие поможет.

Митька фыркнул, несколько удивлённый. Обычно очень непрактичный, брат рассуждал сейчас весьма здраво, несмотря на маленькое туманное допущение "положиться на судьбу". Но именно эта маленькая уступка заставила его напрячь фантазию и выдать вслух следующее:

— Если книжку принесут, давай будем вместе заниматься? На медосмотре в школе мне тоже сказали, что зрение садится, а одному не хочется…

— Ты уверен?.. — начал Вадим и пожал плечами. — Ладно, попробуем вместе.

Уже за дверью его комнаты Митька облегчённо выдохнул: вранья старший брат не заметил, а значит — регулярность занятий по книжке обеспечена. А то ведь Вадим такой: не заставишь — так и промечтает, время только зря потратит. А тут такая надежда! А вдруг книжка — и не надо никаких операций! — поможет?

Звонок в дверь прервал размышления. Неужели Виктория? Рановато для неё.

Брат из ванной крикнул:

— Мить, открой! Я сейчас подойду!

На площадке были двое: сосед, открывавший свою квартиру, и серый пёс. Сосед повернулся к Митьке и объяснил:

— Поднимаюсь по лестнице — вижу: сидит это лохматое чудо и глазами дырявит вашу дверь. Меня увидел — давай дверь лапой скрести. Я и позвонил. Вдруг, думаю, соседи псину завели, а я и не знал? Потом только разглядел, что псина вроде как не домашняя, выглядит уж больно так… непрезентабельно, что ли… То есть я хочу сказать, видок у него такой…

Под неспешно многословную речь соседа Митька удивлённо разглядывал пса, сидящего перед ним на каменных плитах площадки. Перепутал подъезды, горемыка? Бывает. Но ведь по запаху должен догадаться, что здесь не его дом. Да и ошейника не видать. Может, бродячий? Вот и сосед пришёл к тому выводу.

Митькины глаза привыкли к полумраку подъездной площадки, и мальчишка получил доказательство принадлежности пса к бродяжьему племени: почти от самой холки через плечо пса выворачивал края раны недавний шрам. Или нет. Скорее, это можно назвать именно раной. Жестковатой башкой и общим окрасом пёс напомнил Митьке виденных по телику лаек. Вот только морда (Митька встревожился: с чего это он так подробно псину рассматривает?) потяжелее будет. Хотя, признаться честно, много ли он на своём веку лаек видел? Явно маловато, но то, что хвост у них бубликом — факт общеизвестный. А у бродяги — прямой. И шерсть какая-то короткая и жёсткая.

Додумать Митька не успел. Пёс встал, и его сонные до сих пор глаза ожили. Он не вилял хвостом, но являл собой абсолютное воплощение выжидания. По одним напрягшимся небольшим ушам можно было понять, что он жаждет увидеть идущего к двери — на слух он этого идущего уже узнал.

— Смотри-ка… — начал сосед. Он всё ещё придерживал свою дверь, то ли не решаясь уйти, то ли желая посмотреть, как поступят соседские пацаны в этой ситуации.

— Мить, что тут у вас?

"Бездомный пёс, — хотел сказать Митька, — прибился к нашей двери".

Пёс шагнул вперед — или сделал намёк на шаг, неуверенно, а может, насторожённо.

Вадим шагнул из квартиры широко и сразу, хотя ему пришлось протиснуться между косяком и братом. И Митьку поразила даже не ловкость, а координированность движений брата. А Вадим уже легко осел на корточки, и пёс как будто не впервые, а как будто так и надо, положил ему на плечо жёсткую башку. Постороннему человеку вся сценка могла бы показаться завершением каких-то предыдущих действий. Как, видимо, и решил сосед. Он довольно улыбнулся — ну вот и разрешилось всё, и слава Богу! — и закрыл за собой дверь.

Но для Митьки ситуация оставалась выдранным из книги листом. Он суматошно перебрал варианты объяснений, от самых диких ("купил — не сказал") до наиболее вероятных ("собака его друга какого-нибудь, потерялась, учуяла знакомый запах и прибежала к Вадьке"). Вслух он выдал самое обобщённо-нейтральное, что мог придумать:

— Знакомый пёс?

— Никогда в жизни не видел, — счастливым голосом отозвался брат. — Он у меня будет жить, в комнате.

— Ну-ну, любовь с первого взгляда? — тут же насупился Митька. — А по утрам вставать кому придётся — его выгуливать? Мне, что ли? Ты ж по утрам дрыхнешь после своих ночных бдений!

— Ради собаки я готов на всё, даже на смену режима в отдельно взятой комнате! А вообще — что менять? — Вадим встал с корточек и с улыбкой посмотрел вслед псу, деловито перешагнувшему порог. — Если и разосплюсь, Ниро меня разбудит.