Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 56 из 56

— Есть! Слушайте все! Только русская национальная власть наведет в стране порядок! — воззвал Жуков-Хаит. — Нет чужебесию! Долой чужекратию и мужеложство! Смерть Хазарии! Слава России! Я все сказал! — Выкрикнув последнее, он вскинул руку и, чеканя шаг, пошел прочь.

— А он у вас нормальный? — спросила кожаная дама, в отчаянье, как шапку, сдвинув набекрень свой парик.

— Не волнуйтесь, он скоро перекоробится… — робко успокоил ее кто-то из старичков.

— Перекоробится? Ну разве что… А пока все какую-то ересь несут! Прямо не знаю, что и делать! Хоть уезжай…

— Ну где же Ящик? Скорее найдите Ящика! Он все правильно скажет! — воскликнули сразу несколько ветеранов.

— Можно теперь я в стихах! — жалобно попросился Бездынько.

— Вы? — редакторша недоверчиво посмотрела на его ветхую штормовку с надписью «Братск». — Обязательно. Потом. Давайте-ка вы, Дмитрий Антонович, выручайте! Объясните по-человечески, что здесь происходит?

Жарынин неторопливо выступил вперед. Лицо его было исполнено суровой торжественности, ноздри слегка раздувались, а глаза светились огнем правдолюбия.

— Взгляните вокруг, какая красота! — Он широко распахнул руки. — «Ипокренино» — это не только природная, историческая и культурная жемчужина Подмосковья, это пристань чудесных талантов, всю жизнь бороздивших океан вдохновения и заслуживших священное право на тихую гавань. Последнюю гавань в своей отданной стране жизни… И эта гавань в опасности!

— Замечательно! — воскликнул Имоверов, невольно захваченный мощной метафорой. — Так что же за коварные гольфстримы угрожают этой тихой гавани?

— Правильно! Именно — «гольфстримы»! — внезапно вернувшись, встрял Жуков-Хаит, но его коллективно зашикали и оттеснили.

— …Наш святой долг, — крепчая голосом, продолжил речь Жарынин, — наша задача — сберечь эту жемчужину и передать в надежные руки новых поколений творцов, поэтов, музыкантов, художников. Нет, не гольфстримы угрожают нам, а наглое криминальное рейдерство. Ибрагимбыков — запомните это имя! Имя человека, впрочем, нет, не человека…

Кто-то тихонько тронул Кокотова за плечо, он обернулся: Валентина Никифоровна протянула ему узкий конверт, от которого исходили тонкие ароматические флюиды.

— Просили передать! — сказала она с лукавым сочувствием.

— Спасибо… От кого?

Но бухгалтерша уже повернулась к нему спиной и скрылась в толпе ветеранов.

«Интересно, — подумал писатель, — эти конверты уже продаются с душистой пропиткой, или они насыщаются волнующим запахом, хранясь в пределах красивой дорогой женщины?» Размышляя, он надорвал заклеенный конверт и вынул втрое сложенный листок. Летящим, но разборчивым почерком там было написано:

Уважаемый Андрей Львович!

Возможно, я больше не вернусь в «Ипокренино». Это зависит от результатов сегодняшних переговоров. Но так или иначе, я была рада встретить Вас и вспомнить юность. Вы меня, конечно, не узнали. Хотя скажи я Вам всего одно слово — и Вы, конечно, вспомнили бы все!..

Но не важно. Пусть это останется тайной. Жизнь без тайн скучна. На всякий случай — прощайте! Прощайте, прощайте, прощайте, герой моих фантазий!

От мысли, что он больше никогда не увидит Наталью Павловну и не узнает, почему стал героем ее фантазий, Кокотов оцепенел. Все его существо наполнилось детской знобящей досадой, а на глазах едва не выступили слезы, но именно в этот обидный момент раздался шквал аплодисментов, вернувших писателя к действительности. Андрей Львович оторвался от записки и огляделся: хлопали все — насельники, Огуревич, Зинаида Афанасьевна, Евгения Ивановна, обе бухгалтерши, Имоверов, кожаная дама, влажная блондинка, оператор, водитель джипа… Даже Агдамыч, начавший было отвинчивать таблички, отложил отвертку и бил мозолистыми ладонями, издавая звуки, похожие на стук копыт. Жарынин, по-оперному приложив руку к груди, раскланивался, точно дорогостоящий виртуоз на благотворительном концерте.

— Ну, после таких слов, дорогие телезрители, — вдохновенно лепетал Имоверов, глядя в камеру, — я за судьбу «Ипокренина» совершенно спокоен!

— Гениально! — сказала редакторша. — Сейчас подснимем планы, перебивочки и помчимся монтировать.

— Когда эфир? — строго спросил режиссер.

— Сегодня в двадцать два пятнадцать. Не пропустите!

— Не пропустим!

Оператор тем временем снял камеру с треноги, водрузил себе на плечо, огляделся и пошел на Агдамыча, который снова вооружился отверткой и снимал со скамеек таблички.

— Обязательно подснимите Ласунскую! — посоветовал кто-то из старичков.

— И она тоже здесь? — изумилась кожаная дама, на этот раз, кажется, искренне — зная, о ком речь.

— Конечно здесь!

— Где, где она?

— В зимнем саду.



— И панно наше тоже подснимите! — раздалось сразу несколько голосов.

— Какое панно?

— В столовой. Это работа самого Гриши Гузкина!

— Да вы что! — удивился Имоверов. — Я недавно брал у него интервью в Нью-Йорке.

— Как он там? — снисходительно спросил Жарынин.

— А вы с ним знакомы?

— Был знаком. В молодости.

— Он в порядке. Его триптих «Мастурбирующие пионеры» музей Гогенхайма купил за три миллиона долларов.

— Вот бы продать и наш «Пылесос»! — воскликнул Чернов-Квадратов.

— Почему? — удивилась кожаная дама.

— Да тошно смотреть на эту халтуру!

Тем временем к Имоверову робко приблизилась Жиличкина и робко протянула ему блокнотик.

— Вам что, бабушка? — участливо спросил повелитель эфира.

— Автограф, если можно! — пугливо шепнула она.

Слово «автограф» как молния поразило старческую общественность, и через мгновенье лицо канала было окружено галдящей толпой. Сморщенные руки протягивали ему для росчерка блокнотики, газеты, бланки анализов, просто клочки бумаги… И только обиженный Бездынько остался гордо в стороне.

Жарынин поглядел на эту стихийную автограф-сессию с ревнивым недоумением и проговорил:

— Х-м… Триумф Телемопы! А как вам моя финальная гипербола?

— Супер! — отозвался Кокотов, скрывая неведенье.

— Погодите! — Режиссер достал из кармана мобильник и набрал номер. — Эдик! Спасибо, отработали по полной. Слушай, ты им скажи, когда будут монтировать, чтобы меня сильно не резали! Ладно? Ты настоящий друг! С меня танкер водки…

Воспрянувший Огуревич, все еще держась за живот, гостеприимно увел съемочную бригаду в столовую. Когда соавторы двинулись следом, приковылял запыхавшийся Ящик, а с ним Злата Воскобойникова. Нарядная старушка держала в руках букетик лиловых недотрог. Старый чекист, тяжело дыша, кинулся к Жарынину:

— Мне сказали, я должен выступать перед телевидением…

— Поздно, Савелий Степанович, съемка закончилась!

— Как закончилась? — чуть не заплакал ветеран.

— Где же вы были? Вас так все искали!

— Я… Мы… — В его старинных слезящихся глазах мелькнула мужская потаенная гордость. — Мы со Златой гуляли там, за прудами, у старой беседки… — Он неопределенно махнул рукой.

— Что ж, ничего не поделаешь. Сен-Жон Перс говорил: лучше любовь без славы, чем слава без любви. Пойдемте, ей-богу, обедать…

Глава 30

Космическая плесень

Обед стал настоящим апофеозом Жарынина. Радостный Огуревич, поколебавшись, приказал в честь внезапного праздника выдать насельникам из поминальных запасов: кавалерам — по рюмке жуткой водки, дамам — по бокалу ркацители, еще не сделавшегося уксусом, но уже переставшего быть вином. Имоверов почти тотчас умчался в «Останкино» на запись новой передачи «Семейные тайны», по большому секрету сообщив всем, что сегодняшняя тема называется «Сантехника вызывали?» и посвящена спонтанным изменам скучающих домохозяек.

Телебригада задержалась на полчаса, подсняла перебивки и виды старческой повседневности, наскоро пообедала, причем бородатый оператор успел так напиться, что в микроавтобус его, недвижного, грузили вместе с камерой. Кожаная дама, садясь в машину, лепетала, что она буквально очарована «Ипокренином», спрашивала, нельзя ли на недельку заехать сюда отдохнуть и попить чудесной минеральной воды. Польщенный Огуревич, тоже успевший хорошенько принять из внутренних резервов, горячо ее приглашал, обещая кроме полноценного отдыха научить редакторшу усилием воли выращивать недостающие фрагменты организма. Он с упорной галантностью, опрометчиво не замечая бдительных взглядов Зинаиды Афанасьевны, предъявлял телевизионщице свою поросшую пухом лысину, чем неподдельно женщину заинтересовал. Как только бригада уехала, директор был немедленно уведен женой в семейный застенок до выяснения.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.