Страница 2 из 10
Увидел, как Таисия ударила ногами в бока коня, сам он стал нахлестывать животное поводом уздечки. Однако, как они ни старались, пастух догнал их и ременной плетью хлестнул Таисию. Она громко вскрикнула. Тогда Иван, попридержав своего коня, пропустил ее вперед и оказался перед пастухом. Тот не замедлил стегануть и его по спине, потом еще раз и еще. Преодолевая резкую боль, Иван не сводил с него взгляда, примериваясь. И когда тот для удара плетью замахнулся в очередной раз, он резко выбросил правую руку, плеть обвилась вокруг руки, и он резко дернул ее на себя. Пастух, как видно, не ожидал такого поворота в противоборстве и вылетел из седла.
«Так, — удовлетворенно подумал Иван, посылая коня вперед, — пока ты оправишься, вскочишь в седло, мы уже далеко будем».
Впереди выросла небольшая рощица, они устремились в нее. Среди деревьев ничего не было видно, и они стали полагаться только на чутье своих животных. Те сбавили ход, но уверенно пробивались вперед, все более и более углубляясь в чащу. Наконец остановились. Иван и Таисия соскочили на землю, всполошенными глазами глядя друг на друга.
— Вот это скачка! — наконец проговорил он.
— Я чуть не задохнулась! — восторженно ответила она.
— И все-таки оторвались!
— А здорово он меня огрел! — поежившись, сказала Таисия.
— Мне тоже крепко досталось, — сознался Иван. — Да ничего, через день-два заживет. Будем как новенькие!
Они рассмеялись, довольные.
— Куда теперь? — спросила она его.
— Как куда? К табуну. Вернем лошадей, а сами домой.
Они снова сели на коней и поехали между деревьями. Рощица скоро кончилась, они оказались в поле. Иван поглядел на небо, по звездам определил направление движения — он умел это делать безошибочно, и Таисия доверяла ему.
Ехали не спеша, негромко переговаривались.
— Парень ты хороший, добрый, к людям ласковый, зла от тебя никто не видел, — говорила Таисия, искоса бросая на него взгляд. — Но какой-то шебутной, бесшабашный, шалопутный. Не сидится тебе на месте, вечно что-то выдумываешь, куда-то стремишься. И сам колобродишь, и другим покоя не даешь.
— Не нравлюсь, тогда почему вместе со мной?
— Да я тоже такая же. Но вот думаешь иногда, не вечно же забавами заниматься, пора и повзрослеть.
— Ничего, еще подрастем, как и другие, серьезными заделаемся. А пока молодые, гулять надо от души!
Появился табун. Они сняли уздечки с коней и отпустили их.
— Вот будет потеха! — рассмеялся Иван. — Наутро пастух станет объезжать стадо, а кони на месте!
— Он, наверно, подумает, что ему все приснилось! — веселилась Таисия.
— Я думаю, он рехнется от увиденного!
— Крепко мы его разыграли!
Довольные, они вернулись в Перемышль, стали прощаться.
— Сейчас завалюсь спать, — сладко потягиваясь крепким телом, проговорила Таисия. — Устала невозможно, до завтрашнего утра просплю.
— А мне и спать неохота, — потрясая в руке уздечкой, ответил Иван. — Я бы сейчас еще раз пронесся в дикой скачке!
Таисия направилась к своему терему, Иван — к княжескому дворцу. Навстречу ему выбежал гридь, проговорил встревоженно:
— Князь, где ты пропадал? Тебя с вечера отец ищет.
— А что случилось?
— Из Галича прибыл князь Владимирко Володаревич, вел долгую беседу с твоим отцом, а потом тебя стали искать.
— Да вот он я. Куда мне деться?
— Надо тебе, князь, в покои отца идти. Наверно, что-то срочное для тебя приготовлено.
Иван переоделся, заскочил к поварам, наскоро перекусил. Спросил:
— Отец поднялся?
— Нет, он еще почивает.
Вошел в свою горницу, прилег в кровать и незаметно уснул. Разбудил его тот же гридь:
— Князь к себе требует.
Ростислав Володаревич, седовласый старик с болезненным лицом и серыми, тусклыми глазами, сидел в кресле, его худые ладони покоились на подлокотниках. Рядом с ним восседал его младший брат, Владимирко Володаревич, князь Галицкий, с крепким станом, круглой головой; губы у него были тонкие, а рот маленький, словно куриная гузка; глаза навыкате, немигающие, с холодным блеском. Был Владимирко умен, расчетлив и хладнокровен, но одновременно жесток и коварен, способен на любые непредсказуемые поступки. Сильный, хитроумный и изворотливый правитель, он сумел объединить два удела — отца и деда, князя-слепца Василько Теребовльского, и стал могущественным князем. Своим стольным городом он выбрал ничем не примечательный Галич, ставший при нем одним из главных центров Западной Руси.
— А вот и племянник явился, — проговорил Владимирко, вперив в Ивана пронзительный взгляд. — Пару лет, брат, я у тебя не был, а он вон каким молодцом стал. В настоящего богатыря вымахал!
Владимирко несколько преувеличил, на богатыря Иван не был похож. Он был среднего роста, с широкими плечами и длинными сильными руками, на лице выделялись глубоко посаженные большие голубые глаза, веселые, озорные. И весь он был как бы на взводе, готовый в любой миг сорваться с места и броситься в какое-нибудь предприятие.
— Вырос большой, да взрослым не стал, — болезненным голоском отозвался Ростислав Володаревич. — Не проходит недели, чтобы не пожаловались на него. Сколотил вокруг себя ватагу отчаянных парней, беспокоит бояр и купцов набегами, шалят, безобразничают. Парню жениться пора, а он все в детские шалости наиграться не может.
— Это дело преходящее, — возразил ему брат. — Минет еще годок-второй, остепенится, станет рассудительным, важным, как и подобает князю, а женишь его, так и подавно серьезным мужчиной станет. Невесту не подыскал?
— И не собираюсь. Пусть сам ищет.
— Ну это ты зря. Надо бы тебе, брат, из княжеских семей ему подходящую невесту подыскать. Породнишься с каким-нибудь князем, верным союзником будет на всю жизнь.
Ростислав Володаревич махнул рукой, отвернулся:
— Женили меня на польской принцессе насильно, вот и мучаюсь до сих пор. Как не любил, так и не люблю, хоть и детей народили. Не жизнь, а мука одна, вспоминать тошно. Не хочу такой судьбы своему сыну. Пусть женится по любви.
Помолчав, продолжал:
— Я о другом думаю. Многими ты, Владимирко, землями владеешь, до иных руки не доходят, выделил бы ему какой-нибудь удел. Он бы при деле оказался, про баловство свое забыл, да и тебе выгода: твою волю исполнять станет и за порядком наблюдать, все поменьше твои тиуны воровать будут.
— Надо подумать, — отозвался Владимирко. — Но не сейчас, а после войны с Польшей. Так отдаешь мне в поход своего сына, брат?
— А как же, раз обещал.
И — Ивану:
— Слышь, Иван, немощен я стал, придется тебе вместо меня с нашей дружиной в поход на Польшу сходить. Намерен твой дядя отомстить полякам за пленение своего отца и за унижение, которому подверг его король польский.
Несколько лет назад отец Владимирко был обманом захвачен в плен поляками. Тогда сын собрал несколько телег золота и серебра, одежды и всяких драгоценностей в возах и привез в Польшу. Добра было столько доставлено королю, что не только поляки, но и немцы, окружавшие трон владыки, поражались безмерной широте натуры Владимирко. Польский король устроил пир, на котором была провозглашена вечная дружба между ним и Владимирко. Столько было произнесено клятв и заверений, столько было рукопожатий и поцелуев, что казалось, никогда больше не прольется кровь между народами. Но прошло немного лет, и вот теперь, в 1135 году, Владимирко собрался в поход против Польши.
— Я рад, что получил поддержку от тебя, брат, — говорил он. — Мне важно иметь возле себя твои воинские силы.
— Иначе и быть не могло, — отвечал Ростислав Володаревич. — Мой родной Перемышль — пограничный город с Польшей, стоит на реке Сан. Мы издавна отстаивали свои рубежи и говорили: «Знай, ляше, по Сан — наше!» Разве мы можем уклониться от противоборства с давним недругом?
— Высокомерные поляки надеются, что я им прощу отцовское унижение! — неожиданно вскипел Владимирко. — Пока жив, постоянно буду мстить, при любом удобном случае!