Падающий

Вскоре вся компания вольготно расположилась в лифте, весело, хоть и коротко перебрасываясь репликами. Ни дать, ни взять - опытные охотники-друганы, возвращающиеся с удачной охоты.

Двери захлопнулись, намертво отрезав жёлтый свет. Деликатный рокот, исчезающий кверху… Снова серый сумрак.

Тишина… Поскрипывание старого дерева домов не в счёт.

Скрежет двери, за которой я стоял, заставил поморщиться. По спине аж мурашки… Ладно. На резкий шумок никто не отозвался, не выглянул, ответного шума не произвёл. Я мягко шагнул за порог. Так мягко, что снова мои ноги превратились в тигриные лапы. Шаг, другой. Та же тишина. Я сунул руку в карман - за зажигалкой. Громкий шелест. А щелчок отозвался эхом от пустынных стен. Живой огонёк сразу сузил пространство. Но мне слишком простора и не надо. Разглядеть бы, что тут такое.

Сумка, которую так и не взяла та особь, что пыталась застегнуть заевшую "молнию", и при близком знакомстве оказалась довольно длинной и вместительной. Пустая. Возможно, в ней принесли оружие. Чуть отогнув край и убедившись, что из этого вместилища меня не подстерегают неприятные сюрпризы, я, чутко прислушиваясь к закрытым дверям лифтовой шахты, приблизился к той куче, возле которой трясла ногой вляпавшаяся во что-то особь.

Прежде чем присесть и внимательней обследовать тёмную груду, я огляделся, пропитываясь всеми звуками, которые только мог услышать. Но - мёртвая тишина. Только воздух почему-то отяжелел…

Прикрыв огонёк зажигалки, я присел на корточки. Груду чего-то, мягких очертаний, прятал кусок брезента - грязный, во влажных пятнах. Я ещё раз глянул в сторону лифтовых дверей и отогнул краешек. И - оцепенел.

Настроенный на легкомысленную прогулку в поисках приключений, я и помыслить не мог, что встречусь со смертью, да ещё такой… Из-под приподнятого брезента на меня помутневшими глазами глядело мёртвое лицо, чей рот скалился в отчаянном крике. Мужчина? Женщина? Не разобрать… Уже не остерегаясь, я встал и потянул брезент от начала груды до конца. Мне пришлось сделать шагов семь, чтобы открыть тела полностью. Здесь были и дети… Тела, наваленные друг на друга, лежали неподвижно и холодно… Я чувствовал, как бьётся в горле моё сердце… Охотники…

Не знаю, сколько времени я стоял, тупо глядя на мертвецов… Наверное, стоял очень застылый, настолько без движения, что явившиеся мусорщики, которые совмещали полезное с приятным, не испугались меня, живого. Крысы. Они деловито мчались со всех сторон и, не колеблясь, рвались в самую кучу мёртвых тел. Я тоже их не смущал. Мои ноги они обегали. Зачем им живой… Мертвечины довольно…

Я очнулся, когда куча тел под напором крыс зашевелилась, когда тела принялись подрагивать, неуклюже скользя. Нет, слово "скользя" здесь не подходило. Звери вжирались в плоть столь жадно и быстро, что мертвецы просто сдвигались.

Больше не могу. Я отступил уже от живой груды, которая шевелилась мягкими волнами бегающих зверей, которые то и дело прыскали в стороны от падающего тела… Отступил - и внезапно вновь замер, ужаснувшись. Сердце буквально прошил слабый стон… Возможно, я здорово психанул, но я начал быстро раздвигать тела, стремясь добраться до источника стона. Это потом я вспомнил с благодарностью, что на мне перчатки. А сейчас просто не до того было, что руки по локоть промокли от крови и, кажется, мочи и сукровицы, которыми мёртвые были измазаны и пропитаны насквозь. Что по рукам деловито шныряют крысы - их тяжеловатые тушки то и дело заставляли ладони срываться с ухваченных было одежд, за которые я тянул тела, ещё тёплые и потрясающе - иллюзорно - живые. Особенно когда то один, то другой труп словно пытался устроиться удобнее и откидывал руку в сторону, как будто свободно спал в обычном сне.

Крыса скатилась по моей руке и присоединилась к товаркам, пирующим на чём-то лохматом. Именно это лохматое издавало ещё живые звуки боли, но всё реже - лишь с каждым коротким и редким выдохом. И тише. Я поднял зажигалку. Откинул ещё один труп. Громадная псина. Умирает. Пожираемая заживо. Я стороной пожалел, что у меня нет пистолета. Один бы выстрел - чтоб не мучился.

Прыгнула ещё одна падальщица, вгрызлась где-то близко к шее псины. Тёплая струйка крови брызнула на мой рукав. бездумно вынул даггер и ударил. Крыса, всего лишь раненная в плечо, с визгом метнулась куда-то в сторону. Остальные насторожились, внимательно уставившись, наконец, на меня. Я замахнулся - падальщики прыснули от ножа. Но на меня не собирались бросаться: мертвечины и в самом деле полно и без пса.

Далее я действовал машинально. Всё ещё с оглядкой на крыс - приподнял пса под мышки и потащил из тяжёлой кучи. Начавшийся стон, едва я прикоснулся к псу, оборвался сразу, едва пришлось буквально выдирать его из переплетённых тел. И поднять его я не смог: он и правда оказался огромным, а выдержать его вес полусогнувшись… Так что я оттащил его подальше от кучи и быстро обследовал. Слово это, "обследовал", конечно, слишком профессионально звучит, ведь я всего лишь оглядел зверя. Вывод по осмотру напрашивался один: псина скоро сдохнет… Пистолет бы - снова подумалось тоскливо. Ну не мог я его ударить ножом. Не мог… Он оказался в одной куче с людьми. Возможно, кто-то из этих нынешних трупов был его хозяином. Возможно, пёс защищал его. Не отошёл, когда начали стрелять. Поэтому - на фиг! Пусть сочтут меня психом! - я не мог относиться к нему как к вёрткой крысе, на которую рука поднималась инстинктивно.

Я провёл ладонью по мокрой, слипшейся до жёсткого шерсти. Морда псины вдруг шевельнулась. Я наклонил зажигалку. Чёрная морда больше не дрогнула. Слезящихся глаз пёс не мог поднять на меня. Но он смотрел. И пелена смерти не собиралась заволакивать его смертельно усталые глаза. Или он не позволял заволакивать. В общем, психанувший, я понял только одно: мне нужен врач для этого зверя - и я найду человека, который окажется таковым, или… Или я взорву весь город!.. Все уровни!!

Всё ещё держа зверя под мышки, я подтащил его к сумке, распяленной на дряхлом асфальте. Он хрипел от боли, но по-другому его нельзя было тащить. Мне вдруг причудилась странная мысль: внутренний вопль о взрыве не выпендрёж… Мне ведь известно, что где-то здесь, на супернижнем уровне, имеется штуковина, которая… Чёрт… Смутная мысль никак не хотела оформляться в чёткую. Как слово, которое вертится на языке, но вспомниться наотрез отказывается.

Весь пёс в сумку, естественно, не уместился. Лапы вяло свисали с обеих сторон, разодранных по краям. Главное - нести его стало более-менее удобно. Я вделся в длинные крепкие ручки и только хотел поднять кровоточащий груз, как вдруг вспомнил и оглянулся. Они сказали - мусорщики. Они сказали - совместить приятное с полезным. Да, приятно: была груда людей - стала жратвой. И полезно: никаких следов… Чего? Пока не знаю. Но тот я, который тигр на мягких лапах, решил выяснить, насколько это возможно, что здесь происходит. Но и это потом. Сейчас мне хотелось только одного: взять бы некую литую штуку, которая так удобно ложится в ладонь, и, выдернув чеку из гранённого по-черепашьи корпуса, швырнуть её в кучу того, что недавно дышало, думало и чувствовало!.. Вместе с мусорщиками… Зажигалкой не возьмёшь. Топлива не сыскать столько.

Мышцы живота сжало и неохотно отпустило.

Я поднялся и, почти не чувствуя груза из-за налитых адреналином ног, пошёл прочь от кладбищенского места. На волне приглушённой ярости я прошагал длинный коридор, закончившийся дверью с львиной ручкой, и влетел во тьму первого пустого дома, куда выпал из подвального окна. На той же волне даже думать не стал, как выбраться на нижний уровень. Чиркнул зажигалкой (машинально напомнив себе, что в следующий раз неплохо бы захватить фонарик) и поднял руку с огнём. На высоте моих плеч начиналась металлическая лестница, исчезающая в густом мраке наверху. Не останавливаясь ни на секунду, сунул зажигалку в карман и с трудом подпрыгнул ухватиться за вторую перекладину. Пёс молчал. Да если бы и вякнул что-нибудь, я бы ничего сделать не мог. Вот доберёмся доверху… Я услышал рычание, прежде чем понял - это рычу я. Мне всё сильнее хотелось что-нибудь разбить или убить кого-то - и лучше всего человека, допустившего бойню (в чём теперь не сомневался) на уровне, о котором я и не подозревал ранее… Руки так дрожали, что я вынужден был остановиться - успокоиться.