Страница 65 из 85
- Ладно. Тогда поторопись. Времени маловато.
Лёхин хотел было сказать, что несколько минут назад вихорёк вроде как вообще никуда не спешил. Но промолчал и пошёл одеваться. Вертушинка последовала за ним.
- Теплей одевайся, - предупредила она. - В лес забежим.
- А кроме леса куда?
- По квартирам погуляем, - неопределённо сказал вихорёк.
Так, пораскинул мозгами Лёхин. Значит, одеться надо и добротно, и цивильно, чтобы народ вахлацким видом не пугать. Старая кожаная куртка поверх джемпера хороша и в праздники, и в будни. Джинсы с широким ремнём, с тыльной стороны которого ножны для небольшого ножа и застёжка-револьвер для зонтичного чехла с мечом-кладенцом. Крепкие тёплые ботинки на холодную, но не плаксивую погоду.
Лёхин посмотрел на окно кухни, за стеклом которого наливался предрассветной синью сумрак, и намотал на шею шарф, по которому, перед его носом, немедленно прокатились две хихикающие "помпошки". Интересно, над чем они посмеиваются? Над хозяином, уткнувшим нос в широченный шарф, или от радости - новое место на человеке, по которому водить хороводы можно?.. Поднял бидон. Глянул в зеркало. Смущённо откашлялся. Солидный мужик - и с бидоном. Э-э, рыболовных снастей не хватает для довершения образа.
Будто заранее предполагая некоторую неловкость хозяина, Елисей протянул человеку тряпичную сумку.
- Вещмешков не осталось, - подпустив в голос вредности, доложил домовой. - Все отдали в Камень-город - с хлебом. Не нравится тряпишная - дам из-под сахару, Лексей Григорьич.
- Не, не надо, - с облегчением сказал Лёхин и сунул бидон в сумку, а крышку, чтобы не гремела, - в её боковой карман. Всё-таки лучше, чем просто с бидоном в руке.
Вертушинка выпорхнула на лестничную площадку и сразу понеслась к лестнице, не оставив Лёхину выбора, как спускаться. Привидения проводили хозяина до выхода из подъезда, а Джучи привычно - до остановки.
Лёхин некоторое время шагал параллельно дороге, а потом, следуя за Вертушинкой, перешёл к мосту. Шишики немедленно спрятались в складки шарфа: на мосту предутренний ветер с реки разыгрался не на шутку.
В начале моста Лёхин замедлил шаги, а потом и вовсе остановился и, чуть склонившись над перилами, посмотрел вниз, на еле видную в утренних сумерках речку. Это мост, под поддерживающими сваями которого прятался ход в Каменный город, вёл к лесопарку. Лесопарк только звался таковым. На деле это довольно огромная часть леса, оставшаяся в черте города, когда последний принялся мощно застраиваться в последние годы. Заблудиться в лесопарке уже нельзя: иди напрямую в любую сторону - когда-нибудь всё равно дотемна выйдешь к городу. Но и грибов, а то и ягод можно набрать, как в обычном лесу. Единственное, что очень не нравилось Лёхину, - это привычка горожан устраивать в лесу пикники, после которых на месте каждого сборища оставалась выжженная земля от огромных костров и слишком много мусора.
Он уже понял, что Вертушинка ведёт в лес. Но поскольку вертлявая дама оказалась с норовом и заранее не хотела ничего говорить (а может, так полагалось), он счёл ниже собственного достоинства расспрашивать её о чём-то. В конце концов, придут на место - всё прояснится. А пока можно любоваться до сих пор невиданным зрелищем - медленно просыпающимся утром, надвигающимся на него чёрным лесом - тот, как и город, стоял на холмах. А ещё не забывать прижимать шарф к уху со стороны дороги, защищая ухо от северного ветра и шума несущихся по мосту машин, почти постоянно обдающих мелкой колючей пылью и гарью.
Быстрым шагом Лёхин прошёл мост. Пешеходная дорога немного спустилась, отчего на некоторое время пропали из виду машины, потом круто начала подниматься. Лёхин прикинул: до остановки у лесопарка минут пять ходьбы. А ещё праздно поразмышлял, куда ведёт его Вертушинка. Вряд ли к остановке. Возможно, она свернёт на просеке, которую Лёхин часто видел, проезжая здесь…
Точно!.. Свернула. Теперь под ногами - хрустящие от морозца листья, по ним идти немного страшновато. Лиственный ковёр такой плотный, что опасаешься, как бы куда не провалиться. И глаза - невольно обшаривают даже в этакой тьме все эти листья: как бы не пропустить грибочка!.. Поймав себя на машинальной "тихой охоте", Лёхин усмехнулся.
Сначала вела дорога с чётко обозначенными колеями от колёс, затем она свернула куда-то вниз, и Лёхин пошёл по тропке, пока Вертушинка не вывела его на просторную поляну с пожухлой от холода травой, почти не видной под листьями. Поляна приметная - из-за валуна в человеческий рост. В свете раннего утра он выгодно отличался от увядших красок осеннего леса - в основном коричневых и блёкло-рыжих, поскольку щеголял тёмным, изумрудно-зелёным мхом.
Удивлённый Лёхин обошёл валун и даже провёл ладонью по прохладному тугому мху. Глаза невольно обратились книзу камня. Он, присев, снова улыбнулся абсолютно инстинктивному желанию и здесь поискать грибов (вот бы Елисей умилился: добытчик - хозяин-то) - и не расслышал шагов за спиной. Только, вставая, вдруг учуял, что сзади надвинулось что-то громадное…
Голова отяжелела, словно на неё положили ручищу, мягкую, но тяжеленную!.. Веки налились такой сонной одурью, что сил не осталось держать их открытыми. Они сомкнулись сами, прежде чем Лёхин подумал, что нужно бы закрыть глаза. И человек провалился - в пропасти то ли сна, то ли забытья…
… Шишики высунулись глянуть, что там, за плечами хозяина, и молчком-тишком канули в складках шарфа.
Вертушинка больше не улыбалась. Она стояла на месте - только тело вихрем - и смотрела в зелёные мерцающие глаза, еле видимые в горе сучьев и листьев, воздвигшейся позади человека. Зелёные глаза тоже смотрели на связующую нить, но недолго. Вскоре их невообразимый взгляд устремился на Лёхина. Одна лапища уже покоилась на голове человека. Медленно поднялась вторая - и бережно опустилась на плечо, выглядевшее настолько хрупким, что со стороны могло показаться: пожелай странный великан нажать - и легко раздавит Лёхина.
В тишине предутреннего леса пискнула птица, другая. Началась редкая и даже опасливая перекличка в гулком и пустеющем пространстве среди облетевших деревьев.
Великан отшагнул назад, плавно приподняв лапищи и освобождая человека.
Застывший Лёхин некоторое время стоял, словно спал на месте, затем открыл глаза. Обычно серого цвета, теперь они потемнели, играя зелёными искрами.
Человек вынул из сумки бидон, обернулся к валуну. Медленно, даже сонно, вытянул руку и толкнул камень, будто дверь, заведомо открытую. Валун заструился - и Лёхин начал спускаться по открывшимся ступеням. Шесть ступеней. Затем по ровному утоптанному полу шесть шагов. Ещё шесть ступеней - наверх. Шагнул, не сомневаясь, в тёмную пелену - и оказался на другой стороне от камня. Бесстрастно, ничему не удивляясь - даже тому, что здесь утро оказалось настоящим летним - в зелени и цветах, в пряном запахе цветущего леса, - Лёхин положил бидон рядом с камнем, а сам, держа в руках сумку, отошёл. Вряд ли он осознавал, что делает. Только глаза то и дело щурились, что-то выискивая вокруг, да руки то и дело рвали то, на чём остановился взгляд.
Когда сумка оказалась буквально набита травами и цветами, Лёхин вернулся к валуну и сел на землю, прислонившись к камню. Вывалив набранную зелень, он споро принялся за работу. Почти не глядя, он вытаскивал из вороха трав и цветов нужное и оплетал бидон, действуя так, будто уже не впервой ему.
В его руках мелькали тонкие ветки бересклета, с круглыми, глянцевыми листочками и глазастыми красно-белыми ягодами. С ними переплетались упругие и жёсткие плети копытня с листьями-сердечками. В зазоры между ветками укреплялись почти схожие меж собой стебли с ядовитыми алыми ягодами купёны и ландыша. Не замечая острой боли, Лёхин продёргивал вкруговую крапиву, а закончив странное плетение, положил на дно полученного травяного сосуда мухомор и поганку и закрыл его крышкой. Не поворачиваясь, он зачерпнул ладонью жидкой глины у подножия валуна и обмазал ею крышку, после чего облепил её сверху листьями.