Пойманные сном

Дверь открыта. Лёхин пропустил мимо себя Павла. Пока тот снимал с себя куртку и вешал за занавесками на крючках, Лёхин привычно огляделся и улыбнулся. Повезло. Хозяев поблизости нет. Наверное, в комнате - вошли-то тихо. Потому-то главный хозяин дома, необходимый ему, и дождётся сейчас приветствия не тайного, а вслух.

- Добрый вечер, дедушка. Пусти погостевать!

Павел шёпот услышал, повернулся и проследил взгляд Лёхина на верхнюю часть трюмо. Именно там, на полочке для всякой мелочи, и сидел домовой.

- И меня тоже пусти.

Лицо квадратное и рыжая, с проседью борода лопатой. Домовой, сосредоточенно и кропотливо работавший с чем-то, похожим на проволоку, поднял голову и во всех отношениях сверху вниз проворчал:

- Добрый… Где ж ему добрым быть, кады страсти вокруг страшенные и непонятные. А погостевать?.. Чего ж? Заходите, гостюйте… Ах батюшки, он ещё и с Шишиком!

Шишик зыркнул на домового и уполз на затылок хозяина - спрятался.

Несмотря на внешнюю грозу, домовой Лёхину понравился: аккуратный, прямо-таки блистающий чистотой от махоньких, смазанных, видно, чем-то сапожек до той же бороды, которая очень подходила к месяцу октябрю - рыжиной с серебристым блистанием седин. Он даже усмехнулся в душе, вспомнив, что говорили о девочке Даше, о её педантичности и самостоятельности. Судя по всему, не родители настоящие хозяева дома, а их дочка. Лёхин уж присмотрелся. Знал, что домовые очень на хозяев похожи… Вот интересно только, кто же на кого влияет - девочка на домового или дедушка на неё?

- Алексей Григорьич мы, - привычно представился Лёхин. - А это друг мой и товарищ - Павел Иванович. Вообще-то, дедушка, хотели мы у тебя узнать, что в доме-то произошло, отчего девочка спит, а вы говорите - страсти вокруг непонятные.

- Дружок-то, ай, не видит?

- Не видит.

- А что сказать могу о страстях, коль меня эти страсти в комнату хозяйки малой не пускают? Вот такие вот страхи у нас.

- Прямо-таки не пускают? - не поверил Лёхин.

- Нет. Ты Шишика своего - пойдёшь туда, к малОй, - со мной оставь. Ему со мной спокойней будет.

В зеркало увидел Лёхин из-за собственного плеча жёлтые глазища "помпошки" - мра-ачные. И - спрятался Шишик. Упрямый, понял Лёхин, пока сам не поймёт, что ему точно нельзя, со мной останется.

- Что он говорит? - прошептал Павел, кажется пытаясь применить первые уроки медитации на практике и тараща глаза на место, где предположительно сидит домовой. Насколько сообразил Лёхин, таращился он, чтобы нечаянно не сморгнуть.

- Плохо дело, говорит. Ну, пошли? А то уже неудобно. Поздороваться бы хоть.

Они прошли из прихожей в зал. Павел представил Лёхина - а тот быстро запомнил всех ему представленных, потому как слышал о них заранее. Ему начали повторять историю Даши, но достаточно невежливо он перебил:

- Простите, я с работы и ещё дома не был. Давайте я начну с того, что погляжу? Где комната Даши?

Вера подошла к двери, с обеих сторон которой свисали кремовые занавески.

- Здесь, - робко сказала она, глядя на Лёхина, видимо, не впервые заслезившимися глазами.

Тот вздохнул.

- Я не настоящий специалист, Вера. На меня слишком не надейтесь.

И открыл дверь.

Короткий перепуганный писк, услышанный только Лёхиным, - и Шишик кувырком свалился на пол. Явно ошеломлённый, он какие-то мгновения посидел у ног хозяина и удрал - наверное, в прихожую, под крылышко предупреждавшего их домового.

Теперь и Лёхин оказался предупреждён, что в комнате его ждёт нечто из ряда вон выходящее.

Но представшее его глазам, какими он смотрел, когда приходилось говорить с паранормальным народом, потрясало настолько, что он сам замер на пороге. За спиной что-то спросил встревоженный Павел. Остолбеневший Лёхин ответить не мог. Онемел.

4.

Лёхин не знал, сколько времени простоял, не решаясь войти в комнату девочки. Очнувшись от ступора, он собрался с силами, лишь бы не выдать, какой его охватил ужас.

- Мне можно с тобой? - откуда-то издалека спросил Павел.

- Нет.

Сморгнув "зрение иного", он увидел опрятную, пустоватую для девочки-подростка комнатку: старенький шифоньер; высокий, до потолка, книжный стеллаж, письменный стол с табуретом под ним, кровать у окна - и рядом с ней стул, явно принесённый из другой комнаты. Если игрушки, куклы и разная приятная сердцу подростка мелочь и существовали, то наверняка были спрятаны. Сама девочка лежала на кровати, вытянув руки поверх одеяла, словно продолжая демонстрировать аккуратность. Наверное, мать постаралась, подумалось Лёхину. Дети по стойке "смирно" не очень любят спать, особенно такие, как Даша. И голова - на середине подушки, длинные тёмные волосы расчёсаны и уложены по обеим сторонам. В общем, обычная спящая девочка.

Пора подойти ближе, притворяясь, что не видишь ничего больше положенного.

И, соорудив озабоченную физиономию, он медленно зашагал к кровати, хотя ноги подламывались от страха и жуткого напряга. Через пару шагов остановился, сделав вид, что оглядывает незнакомую комнату. И, постаравшись, чтобы это было незаметно, обошёл определённую точку в середине. Стул возле кровати он подцепил с большого расстояния - наверное, это выглядело неестественно: нагнулся издалека и подтащил к себе. И присел так, чтобы пальцы, опущенные между двумя предметами мебели, в любой момент могли вцепиться в сиденье, а там - один разворот, цапнуть стул, швырнуть его, схватить девочку - и драть из комнаты со всех ног. Именно потому присел. Бочком, надеясь, что поза выглядит не слишком явной.

Главное - не поднимать глаз. И не показывать, как тебя тошнит. Оттого что вынужден держать спину неподвижно, чтобы не дай Бог прикоснуться…

Лучше всего сосредоточить внимание на самой девочке. Теперь, когда она рядом, на расстоянии вытянутой руки, заметно, что лицо её отнюдь не спокойно. Даша выглядит так, точно вот-вот, обиженная кем-то, зальётся слезами.

Лёхин знал, что сейчас обидит её ещё больше, потому что встанет и уйдёт. Да, он тот, "который видит". Но - увы - он, к сожалению, тот, кто не может помочь. Чувствуя себя виноватым, он отвёл взгляд и, чтобы успокоиться, стал разглядывать столик, которого здесь тоже раньше не было. Разглядывал рассеянно, одновременно прислушиваясь к чувствам. Вера права. Сильное ощущение присутствия. Причём, присутствия давящего… На столике полотенце, пачка салфеток, какой-то прибор в кожаном футляре… Веру придётся предупредить, чтобы она как можно меньше бывала в комнате дочери… Чашка, две-три тарелки одна в другой, чайная ложка, какая-то странная штука - вроде абстрактная фигурка из блестящего полупрозрачного пластика; какая-то тесьма, длинная, не очень широкая, с нашитой на неё блестящей мелочью - цветными, кажется лакированными камешками и круглыми металлическими пластинками, размером с копеечную монетку.

Всё, больше ничего в этой комнате не удерживает. Не поднимая глаз, Лёхин забрал со столика (тянущаяся рука всё же дрогнула на полпути) фигурку и тесьму и строевым шагом промаршировал к двери. Восемь шагов. Он считал, чтобы не оборачиваться. За короткий путь спина заледенела от взгляда, словно врезавшегося между лопатками, а когда Лёхин встал у двери, собираясь с духом, чтобы развернуться, появилось отчётливое ощущение: мертвенно-замороженными пальцами некто взялся за кожу на позвоночнике и оттянул её от костей.

Странным образом это впечатление буквально взбесило Лёхина. Он резко развернулся и хотел было рявкнуть. Опомнился вовремя. Будет поединок, не будет его - но сейчас в руках невидимого врага остаётся заложница. Ради неё надо успокоиться и сделать вид, что ничего особенного не происходит.

Толпа у двери в комнату Даши расступилась и пропустила его в зал.

- Где бы коротко переговорить? - спросил Лёхин и вздохнул. - Чаю бы. Что-то в горле пересохло.

- На кухню, - предложил Володя, высокий, сутуловатый, будто стеснялся своего роста. - Лёвушка спит, можем разбудить его, если здесь разговаривать.