Кодекс Ордена Казановы

Едва Лёхин решил, что его проводят до речушки, где он и найдёт пропавшего детектива, как летучая "тройка" свернула под мост. На той же скорости здорового бега Лёхин пробежал по асфальтовой дорожке, почти полностью ушедшей под дождевые воды. Он очень надеялся, что светлячки, аккуратно переведшие его через дорогу, и здесь будут внимательны к человеку и не потащат в какую-нибудь грязь.

На мосту к вечеру обычно зажигались все фонари, а вот ночью, в целях экономии, дорога освещалась лишь автомобильными фарами. Если детали в овраге разглядеть трудно, то общая картина видна… Ещё один поворот сияющего треугольника — и Лёхин развернулся к бетонированной насыпи, примыкающей к мосту.

Испугаться не успел — так ровно вели светлячки, так уверенно. Только голова резко закружилась, когда бетонные плиты пошатнулись, словно от сквозняка дрогнула оконная рама с разрисованным стеклом. Чтобы не упасть, Лёхин расставил ноги шире и только собрался определиться, что происходит, как треугольник мягко спустился куда-то вниз. Проморгавшись, потрясённый Лёхин обнаружил, что стоит наверху широкой каменной лестницы. Которой только что не было.

Вернулся сияющий треугольник, облетел человека кругом почёта и снова, хоть и медленнее, полетел в глубины тьмы.

Но совершенно проснувшийся Лёхин уже не желал действовать по чужой указке. Пошарив по карманам плаща, он вынул связку ключей и включил фонарик-брелок. Посветив под ноги, увидел не асфальт, не бетон, а настоящий камень. Ступени из гранита выглядели так, словно по ним ходили довольно часто. А может, не ходили. Может, это со временем все выемки в камне занесло землёй.

Лёхин резко обернулся. Почти неделю идущий дождь и под мостом не без помощи ветра вымочил и увлажнил всё. Лёхин же стоял на сухой каменной плите. Поколебавшись, он всё-таки вытянул руку в сторону от лестницы. Свежее, даже мокрое дыхание ветра обдало кожу каплями дождя.

Снова явился треугольник. Светлячки на этот раз не стали облетать ведомого человека, а укоризненно зависли перед его глазами.

— Иду-иду! — вздохнул Лёхин, вспомнив, что от ночи осталось совсем немного, а наведённое на жучков заклинание перестанет действовать к утру. Ещё неизвестно, сможет ли он без треугольника выбраться…

Откуда — кстати? Лёхин, вообще-то, уже не сомневался — из Каменного города. Впрочем, у него с собой "помпошка". Наверняка выведет. В ком — в ком, а в Шишике Лёхин не сомневался. Почти.

Лестница оказалась не сплошной: десять-двенадцать ступеней — затем площадка шагов в семь, лестница — площадка. Если сначала Лёхин продолжал светить себе фонариком, то где-то со второй лестницы ступени сами по бокам засветились. Лёхин снова остановился — рассмотреть тот край, что ближе. Лестницу отделял от стены небольшой желобок с густой светящейся жидкостью. Жидкость не грела, но чем ниже, тем ярче сияла… Глянув вниз, на бесконечные ступени и площадки, Лёхин на всякий случай расстегнул плащ и чуть задрал край свитера повыше. Мало ли что ждёт его в Каменном городе. Нагревшаяся в ладони рукоять меча успокаивает во всех смыслах.

Но, взявшись за рукоять меча-складенца, Лёхин будто запустил определённый процесс. На следующей лестнице он почувствовал: что-то не то с плащом, вроде как шире стал, свободнее и мягче. Остановившись на площадке, он внимательно оглядел толстую, грубую накидку без рукавов, невесть каким образом появившуюся на нём. Немного растерянный, двинулся дальше и снова замер, пробежав лестницу. Кажется, свитер позавидовал плащу и превратился в грубо вязанную рубаху, поверх которой плотно облегал тело кольчужный жилет. Растерянность лопнула, едва Лёхин глянул на кожаные штаны — мечту байкера! — вправленные в сапоги невероятной, сказочной красоты — сплошь вышивка и какие-то бусины.

Склонившись к левому плечу, Лёхин скептически сказал:

— А лестницы этак через две мозги мне не поменяют?

Шишик вежливо ответил что-то длинное и снисходительное, отчего Лёхин молчал с минуту, а затем задумчиво высказался:

— Говоришь, было бы что менять? Значит, вот что ты обо мне думаешь? Ну-ну, запомним!

Возмущённые вопли "помпошки", наверное, разнеслись по всей лестнице.

— Оправдывайся-оправдывайся, — ласково сказал Лёхин. — Это ты специально так говоришь, чтобы я ничего не понял.

Что-то стукнуло по ноге. От неожиданности Лёхин подпрыгнул.

Чехол от зонта пропал. Вместо него — тяжёлые ножны, в которых на всю длину вытянулся меч-складенец в полной боевой готовности. И крепится оружие цепочками к широкому кожаному поясу поверх кольчужного жилета. Лёхин недоверчиво подвигал меч ("Входит! И выходит!" — услышал он ломкий, дрожащий голосок Иа). Вроде всё нормально — насколько вообще нормальным может быть поступенчатое (полестничное!) преображение современного человека — в кого? "В драчуна в одном из прошлых веков, — вздохнул Лёхин. — Если судить по экипировке".

Последняя лестница. Последний сюрприз. Выпростав из-под плаща (а хорошая штука. Тепло и удобно в ней. И спрятать сколько можно…) руки, Лёхин с некоторым испугом уставился на сияющие наручи, в каждом из которых остриём к кисти удобно устроилось пять ножей с узким клинком. Посомневавшись — время поджимает! — Лёхин всё же попытался и так и этак подойти практически к клинкам. После недолгих примерок он сообразил: ножи выскакивают сами, вооружая руку, если сжать кулаки. Ладно. Возьмём на заметку.

Он поднял голову и не сразу сообразил, что на лоб что-то слегка давит. А когда дошло, неуверенно поднял руку и нащупал металлический обруч с какой-то штуковиной в середине.

Стащив обруч, обследовал штуковину и пришёл к выводу, что это изображение хищной птицы, распахнувшей крылья.

Забыв о недавней перепалке, на обруч перебрался Шишик. Хлопнул глазищами на птичку, хлопнул на Лёхина и с длинным ворчанием утёк под плащ.

— И что это было? Демонстрация критики? — весело спросил Лёхин и снова натянул обруч так, что птица оказалась между бровей. А про себя поразмыслил: "Интересно, обруч — это оружие или отличительный знак? Знать бы всё сразу".

Прозрачно-серебристая тройка, нарезавшая круги вокруг человека, который слишком долго изучал изменения на себе и вокруг себя, ринулась вперёд, чуть только Лёхин шагнул. Да так проворно ринулась, что вынудила Лёхина бежать. Он успел оглянуться и поразиться: сколько ж он спускался — верхней лестницы не разглядишь!

Каменная дорога от последней ступени шла ровно, а потом плавно завернула к высоченным воротам, словно выложенным из вертикальных плит. Справа, а воротном столбе, Лёхин сразу углядел тяжеленное на вид кольцо. Светлячки зависли над ним. Лёхин, недолго думая, взялся за кольцо двумя руками — и правильно сделал: первое впечатление — оно приварено к доске, на которой круглилось. Лёхин поднажал — кольцо неохотно поднялось — и с облегчением выпустил из рук.

На неожиданно гулкий и долгий звук, с которым задрожали ворота, одна из плит переломилась. Из внутренней тьмы бдительно прохрипели:

— А ну, покажься!

"А если за вход в город деньги берут?" — встревожился Лёхин, вставая напротив чёрного прямоугольного проёма. В темноте, за воротами, он никого не увидел, но взгляд на себе (почему-то показалось — выше глаз, на обруче) ощутил отчётливо.

— Свой! — разочарованно определили из темноты и распорядились: — Заходь слева, свой!

Слева нашлась узкая дверца. Лёхин нерешительно протиснулся в неё.

Сторожа-вратаря он так и не увидел. Тот из привратницкой не вышел. Да, в общем-то, он Лёхину и не нужен. Проводники у него есть. А там — разберёмся.

Шишик согласно хрюкнул. Пушистой и несколько легкомысленной деталькой он пристроился на аграфе, нагрудной застёжке плаща.

41.

От городских ворот вела не очень широкая дорога — двум телегам еле разминуться. Обочины — чуть приподнятые каменные пешеходные дорожки, примыкающие к каменным же стенам без окон. Задрав голову, Лёхин прикинул: на современный лад, дома здесь этажа до четвёртого-пятого. Справа стены темны от вечерней тени, слева — греются в чуть тяжеловатом свете заходящего солнца.