Кодекс Ордена Казановы

32.

Алкаш, в которого неделю назад вселился Савва, возможно, ту же неделю назад умер бы без призрака. Удар, как говорят. Савва сказал — мозги тёмными стали. "Инсульт?" — прошептал профессор… Призрак сначала не понял, что за пятно образуется в голове занятого тела (дело было в забегаловке), решил, что тело опьянело до степени "вдребадан", и "повёл" его домой. Однокомнатная квартира старика ему понравилась. Единственно, отдраить бы её от застарелой грязи — и жить в своё удовольствие. Такого тела — со своей квартирой — у Саввы ещё не было. Он дал ему ночь отдохнуть и немного избавиться от алкоголя, а затем использовал в уборке. Затем отправил в магазин. Уже с самого начала призрак обнаружил, что двигаться в новом теле трудновато. Поразмыслив, связал тёмное пятно в мозгах и двигательный процесс. Но даже затруднительное движение не заставило Савву вновь перейти на свободный полёт

— Жалко стало, — объяснил призрак. — Вышел я из него на второй день, а он упал и бубнит чего-то. А вчера выходил — уже смотрит осознанно. Я его гулять заставляю много, даже по такому дождю. А однажды встретил хорошего знакомого — тот врач. Он и сказал: воздух и движение, пища скудная и лёгкая. Ну и стараемся.

Он так легко сказал: "Встретил хорошего знакомого", что Лёхин и Соболев лишь минуту спустя сообразили, что Савва говорит о привидении.

— Ну, а вы с каким делом в наши края?

— Ищем человека одного. Он в том доме живёт.

— И нашли?

— Подступиться как — не знаем. Шишики могут подсказать квартиру, но ведь не позвонишь в неё бухты-барахты: "Привет! Мы хотим узнать, кто ты такой и каково твоё расписание на сегодня!"

— А это срочно? — деликатно спросил Савва.

— Возможно, этого человека сегодня убьют.

— Тогда пошли.

— В смысле — пошли?

— Всё очень просто, Алексей Григорьич. Шишик покажет квартиру — я оставлю это тело на ваше попечение и узнаю о вашем человеке всё, что смогу.

— Действительно, "всё очень просто", — пробормотал Лёхин.

— А почему Шишик? Один? — ревниво спросил Соболев. — Вы же не собираетесь идти без меня?

Некоторое время Лёхин смотрел на профессора — и сообразил: Соболеву хочется пообщаться с призраком. Да Бога ради!

— Савва, вы не будете возражать, если пойдёте с профессором, а я пока сбегаю по делу ещё в пару мест?

— Конечно, нет, — нараспев сказал призрак, — если Дмитрий Витальевич не побрезгует из-за неприятного запаха. Верхнюю одежду я ещё не всю перестирал.

— Нет-нет, что вы! — поспешно сказал Соболев.

Лёхина "помпошка" скакнула на Савву, покачалась на его чуть трясущейся руке и вернулась к хозяину.

— Узнал, — сказал Савва.

— Ага, — сказал Лёхин, улыбаясь. — Вы, Дмитрий Витальевич, позвонить только не забудьте.

— Да-да, конечно.

Быстро шагая к остановке, Лёхин некоторое время размышлял над сторонним вопросом: за секунды до появления Саввы он помечтал о призраке — это совпадение или предсказание? Может, общаясь с домашними привидениями, он начинает интуитивно чувствовать их появление или присутствие?

Перешёл через дорогу на остановке — и почувствовал себя везучим и счастливчиком: из-за автобуса вильнула на обгон нужная "маршрутка". До дому без пересадки! Красота!.. Нырнув в салон, Лёхин снова порадовался: полупустой, и Шишику есть где разгуляться — всё пространство вокруг водителя увешано прыгунчиками и болтунчиками. "Помпошка" на такое богатство от счастья пасть раскрыла, после чего оторвалась не на шутку: и с фигурками на пружинках попрыгала, и с мелочью на верёвочках покаталась. Под конец поездки Шишик нашёл самую интересную игрушку — плюшевый розовый мячик с некоторыми деталями, превращающими его в поросёнка. "Поросёнок" висел на резинке, и Шишик старательно катался на нём дольше всех. Так, что за две остановки до нужной водитель, с непроницаемо суровым лицом гнавший машину, резко сбавил скорость и повёл медленно и даже нежно (игрушка моталась, свисая с переднего зеркальца перед его носом).

Минуты две Лёхин стоял на остановке и жалостливо смотрел на "помпошку", лежащую в ладони. Может, Лёхин и не прав, но всё-таки, кажется, Шишик укатался на "поросёнке" вусмерть. Выпученные желтые глазища блуждали по всей поверхности Шишика. Видимо, они искали друг дружку, так как, уйдя с разных сторон вниз, под "помпошку", вернулись уже вдвоём. Правда, некоторое время то один глаз, то другой медленно начинал уплывать в сторону, но вскоре всё устаканилось. Рассеянный, несфокусированный взгляд отвердел на одной точке — на внимательных, сочувственных глазах хозяина. Скрипуче кряхтя, "помпошка" перевернулась так, что обнаружились верхние лапки.

— Живой? — спросил Лёхин и поднёс ладонь к карману куртки. Карман пришлось оттопырить, и Шишик с облегчением упал вовнутрь.

Весь короткий путь от остановки до дома Лёхин размышлял, почему Каменный город можно увидеть во сне, но можно в него войти реально — при условии какого-то зова. И ещё. Домовые чётко и ясно сказали о Щуплом, что он ещё жив. Но почему о Ромке высказались неопределённо? Лишь предположили, что его двойник гуляет по Каменному городу. Что-то тут не так. Да и вообще… Пора засесть в комнате, выгнав всех: привести мысли в порядок и выделить главные вопросы, на которые необходимо получить конкретные ответы.

Завернув за торец дома, Лёхин увидел далеко впереди невысокую фигурку. Ага, бабка Петровна откуда-то возвращается. Соседка шла неторопливо, и у двери в подъезд Лёхин догнал её.

— Добрый день, Галина Петровна!

— Добрый, Лёшенька, — чуть улыбнулась она.

В подъезде Лёхин взял соседкины сумки и пошёл к лифту. Она семенила за ним, что-то ворча о дождливой погоде. А Лёхин вдруг вспомнил, что нужно бы отдать Ромкины фотографии и только открыл рот сказать, как вдруг спросил совсем не то:

— Галина Петровна, Роман ведь в одиннадцатый класс идёт. Ему семнадцатый год?

— Что ты, Лёшенька, — восемнадцатый. В конце сентября справлять будем.

— Как — восемнадцатый?!

— А он в первом классе два раза сидел. Только в школу пошёл — ребёнка как сглазили: недели не доучился — руку сломал, да ещё правую, месяц дома сидел; потом ещё месяц дома сидел — бронхит. Прежняя-то врачиха всё ставила ОРЗ, а как сама на больничный ушла, замену поставили — та, замена, и говорит: батюшки, у ребёнка хрипы какие! Так и до астмы недалеко!.. Ох и кашлял Ромка!.. Вот тогда меня из деревни и позвали в первый раз сидеть с ним. А что? Октябрь-ноябрь — в поле делать нечего, а скотины я уж давно не держала, садом-огородом жила да у соседей трёхлитровую банку молока на неделю брала. Много ль мне одной надо? А в ноябре, как Ромка здоров стал, снова в деревню. Да вслед телеграмму: "Приезжай, бабуля!" Приезжаю — ах, батюшки! — ногу сломал! Да что ж такое! Ну, жила у них до марта, за ребятёнком ухаживала да смотрела за ним. А его уж, конечно, в школу до следующего сентября не пустили. Так и повелось: как осень — так я к внукам, за правнуком смотреть, а весной к себе. А как сама плоха стала, лет пять тому уж назад, внуки-то новую квартиру справили да меня в эту свою зазвали. Так-то вот, Лёшенька.

Уже на своей лестничной площадке хотел Лёхин в упор спросить бабку Петровну, обладает ли правнук какими-то сверхъестественными талантами, но постеснялся. А вдруг соседка об этой стороне жизни правнука ничего не знает? Подумает ещё…

Дома тихо и спокойно. Только Лёхин хотел удалиться в спальню, чтоб там на досуге всё до вечера обдумать, как в дверь позвонили.

— Кого ещё там нелёгкая принесла? — пробормотал Лёхин — и открыл. И застонал. Почти вслух.

Нелёгкая принесла Анжелу.

Она ворвалась в квартиру, клокочущая, как вулкан. Правда, мимо зеркала всё равно просто так не прошла — глянула победно на отражение, сияющее великолепием. Лёгкие туфельки как-то сами собой спорхнули с её идеальных ножек, а блистательные мгновения спустя она сама порхнула сначала в зал, затем заглянула в спальню. Вернулась в зал совершенно успокоенная, снисходительная, села в кресло.