Кодекс Ордена Казановы

— Кстати, Елисей, пряников-то на всех хватит? Может, ещё сбегать купить?

— И-и, Лексей Григорьич, да за разговорами один пряничек, бывает, и мусолишь всю ночь, а тут — два мешочка! С запасом взял… А что это ты, Лексей Григорьич, делаешь? — чуть помолчав, осведомился Елисей.

Лёхин недоумённо взглянул на домового, потом — на свои руки. Оказывается, он машинально потирал костяшки левого кулака.

— Да ничего. А что?

— Примета нехорошая.

Сказал и ушёл. А Лёхин рассеянно подумал: "Надо бы в кухню заглянуть. Рецепт, конечно, у домовых есть, да и помогали они мне не раз, но… Хозяйский взгляд везде нужен". Но на кухне на него замахали ручонками, и, пятясь в прихожую, он тем же хозяйским взглядом уловил только, что овощи загружены в большую кастрюлю, а на газовой плите вовсю стерилизуются банки.

Та-ак, чем бы заняться в ожидании и первых гостей? Ага, найти молоток и скобы для проводов. Видел Лёхин у Олега: провод подключения свободно по всей комнате вьётся. Лёхин так не мог. Аккуратист. Да и котяра, Джучи, любопытный: не дай Бог, провод на зуб попробует.

Нашёл. Второй раз пробегая по дому, на балкон и обратно, он видел у компьютера одно и то же: в воздухе плавно колышется Касьянушка и поёт тихонько. Касьянушка, помня страшное утро, предусмотрительно устроился чуть сбоку от компьютера. Остальных призраков что-то не видать. И такое любопытство взяло Лёхина, что он не выдержал.

— А остальные где? Дормидонт Силыч, например?

— Дык, в компотере хотят какую-то регистрацию обмануть да в Интернет залезть, а та их не пущает, говорит — платить надо.

— Не понял…

— Охти, батюшка, Лексей Григорьич! Если уж ты не понял, где уж нам постичь?

Уже не впервые Лёхин задумался: говоря "нам", Касьянушка намекает, что Лёхину "выкать" перед призраками положено, или всё-таки у него манера говорить такая?

Ни до чего не додумался, спросил только у Касьянушки, не включить ли ему другую запись (Касьянушка слушал концерт русских народных песен, заодно и подпевал). Призрак отказался наотрез:

— Когда ещё таку красоту послушаю-то? Да и… Этих охальников пока нет, подпою в удовольствие наше.

Пожав плечами, Лёхин пошёл в спальню поразмыслить на досуге о вчерашних наблюдениях, благо до прихода ребят, проводящих Интернет, оставалось чуть больше часа.

Джучи никогда не сидел на столе в спальне, но сейчас именно этим занимался. Сидел не просто на столе, а на фолианте, за который завтра Лёхину ещё заплатить надо. И не просто сидел, а медленно, словно качаясь на волнах, то поднимался, то опускался. Да ещё голову склонил — смотрел, как его качают. Лёхин немножечко удивился и подошёл ближе. В альбомных землях плавали Шишики, наверное, со всего дома. Кот с интересом следил за перемещением бесконечных глаз (сами Шишики, как водится у них при изучении схем и карт, давно растворились в видимых только им пространствах). Иногда Шишики скапливались в одном месте альбома — и кот поднимался. Разбегались (или расплывались?) — кот снижался. "Кажется, не только Шишики любят интересные ощущения, — вздохнул Лёхин. — А может, он их просто разглядывает как аквариумных рыбок… Кстати, не купить ли для Джучи аквариум? А то даже нехорошо. Шишику альбомы покупаю, у домовых самовар свой есть… — И внезапно улыбнулся: — Будем с Аней на рыбок смотреть и медитировать. Говорят, для отдыха хорошо — рыбок созерцать".

— Сиди-сиди, — сказал он Джучи, когда кот увидел его и забеспокоился. — Только Шишиков не трогай. А я сейчас ручку с бумагой какой-нибудь возьму и в кресло сяду. Так что — сиди.

Но кот сидеть на зыбкой обложке альбома, теперь почему-то похожего на консерву "Кильки в томатном соусе", не захотел. Чуть хозяин уселся в кресле, Джучи поспешил устроиться у него на коленях. "Помпошки" сразу учуяли, что кота больше нет. Сплылись к альбомному обрезу десятки жёлтых, ярких в дождливую пасмурь глаз, засверкали то ли на хозяина, то ли на сбежавшего сторожа-кота. И — сбежали сами, когда кот, располагаясь удобнее, вытянул в их сторону переднюю лапу.

— Ты меня совсем задавил, — попенял Лёхин чёрно-белой пушистой громаде и принялся за работу.

На тетрадном листе в клетку он сначала хотел чуть не таблицу расчертить, что к чему. Но не знал, как к ней подступиться, да и времени маловато. Поэтому быстро написал имена, а напротив них вопросы. Вышла такая запись: "Диана. Почему пригласила в кафе? Решила, что я богат? Почему пригласила во второй раз? Почему сказала, что со мной спокойнее? И почему пригласить позволил хозяин, когда все поняли, что это кафе мне не по карману? Павел Иванович. По делу ли он был в кафе? Или по своей воле? Мальчики-красавчики: куда тащили детектива? И что собирались с ним делать? Сами его выследили, или им велел хозяин? Илья Михалыч: знает ли что-нибудь об "Ордене Казановы"? Один ведь бизнес. И чего я сразу не сообразил спросить его? Аня: узнать в подробностях историю подруги, — Лёхин погрыз кончик ручки и добавил: — Мои действия: выяснить по всем вопросам и взять фотку Романа у бабки Петровны". Вообще-то, действия эти, конечно, надо поменять местами, но Лёхин справедливо полагал, что главное — не забыть о них.

С кухни сквозняком притянуло сладковато-острый аромат лечо. Лёхин встревожился и, ссадив кота, пошёл было к двери.

Будь привидения во плоти, они бы точно сбили Лёхина с ног. Он и шагу к двери ступить не успел, а три холодных вихря промчались мимо. Стоя в трёх шагах от стола, Лёхин с восторгом наблюдал, как обложка альбома засверкала горящими от любопытства глазищами Шишиков.

— Несётесь так, как будто за вами целая стая пожирателей душ мчится, — укорил Лёхин призраков.

Линь Тай раза три пнул воздух, стукнул кого-то невидимого явно по шее и вдруг увидел альбом. Жёлтые глаза посторонились, и счастливый призрак китайчонка с воплем "Чё такой!" утоп в книжище.

— Эх, Лексей Григорьич! Беда ведь! Тернет-то мы этот проводим! А в нём вражин-то, вражин! Хоть целый день бейся — так и лезут, так и лезут! — ахал весьма впечатленный Дормидонт Силыч.

На приподнятую в ожидании бровь Лёхина лишь Глеб Семёнович отрапортовал коротко и ясно:

— Вирусы, Алексей Григорьевич!

17.

Пока Лёхин контролировал ситуацию на кухне, пока стоял в прихожей, глядя на часы и соображая, на сколько же минут они убежали, призраки совсем заморочили ему голову вирусами.

Глеб Семёнович рассказывал чётко и конкретно, словно читал разведданные, а Дормидонт Силыч разбавлял его рассказ эмоциями, словно школьник, посмотревший крутой фильмец.

— … И когда они долетели до регистрации компьютера в сети, путь им преградил некий Касперский!..

— … А эти вражины всё лезут — десятками, сотнями, а этот молодец их сдерживает и всё побивает, побивает, а они лезут, и морды у них ни в сказке сказать, ни пером описать. Как повадились гуртом!..

— Тут Касьянушке и конец пришёл, — задумчиво сказал Лёхин.

Призраки поперхнулись.

Из кухни доносилось уютное позвякивание посуды и топоток с говорком. Из спальни еле слышно постукивал по карнизу порывистый дождь, а в зале негромко подпевал компьютеру Касьянушка: "Ой, то не вечер, то не вечер!.." Лёхин загляделся на шторки, закрывающие дверной проём в зал, и понял, что заходить ему в эту комнату категорически не хочется: тоже впечатлился призраковыми злоключениями и ярко представил, как по стенам, по полу, по потолку ползают гнусные серые мокрицы — и это и есть жуткие вирусы.

— А-а… Алексей Григорьич, а пошто Касьянушке-то конец пришёл? — осторожно спросил Дормидонт Силыч.

— Ну, вы же здесь, а он там, наедине со всеми вражинами остался, — не совсем логично ответил Лёхин, у которого уже начинала побаливать голова от необходимости запомнить всё, что сегодня произойдёт.

— А-а… Он же того — поёт…

— Он поёт, а его едят, — всё так же задумчиво сказал Лёхин.

Лица призраков стали совсем дикими, и Лёхин вошёл в зал.