Страница 63 из 85
— Я-то что? Не в моей власти отпускать — не отпускать Шишика, — наконец заговорил Вавила, тихонько постукивая ботинками по железному листу поверх батареи. — Я ведь догадывался — хозяин жив, потому как Шишик из дома не уходил. Только не знал, как его найти, а следа-то нигде не было. Мы, домовые, коли хозяин пропал, друг дружке весточку передаем — бывает, и отыщем. А здесь… Весь город о пропаже знает — и ничего. Теперь-то понятно. Коли он застрял между мирами — какой уж тут след… Так вот. Шишик-то с вами не то что пойдет — побежит. Однако закавыка туточки, Алексей Григорьич. Можешь ли ты от души поклясться, что Шишик живой останется, если что?
Теперь задумался Лехин. Но долго думать не стал.
— Какой смысл в моей клятве, если Шишик все равно со мной пойдет? Какие клятвы, если я сам не знаю, вернусь ли из того подвала?
— По крайней мере — честно, — вздохнул Вавила. — Жалко Шишика.
— А города не жалко?! — ощетинился Лехин, но домовой замахал на него суховатыми ручонками.
— Уймись, Алексей Григорьич! Я ведь по-своему, по-стариковски, пожалел. Так — мысли вслух (Лехин хмыкнул). Понимаю, о чем подумал ты. Мол, отпеваю заранее. Да ведь мало ли что в сердцах вырвется. А пожалеть-то? Кто его еще пожалеет? Сколько лет душа в душу вместе…
Шишики мячиками проскакали вниз по лестнице, и Лехин присел, чтобы им было легче прыгнуть на плечи. И особую примету соболевского Шишика успел разглядеть: над выпученными глазищами — не то ресницы густущие, не то брови насупленные. Лехина "помпошка" прыгнула на привычное правое плечо, профессорская — напротив.
Прежде чем пуститься в путь, Лехин объявил им, что различать их будет по именам: Профи — от профессора, Ник — от собственной фамилии. Шишики в ответ вежливо похихикали.
Вавила проводил их до подъездного крылечка.
Оглянувшись на дом, Лехин увидел: что-то белое трепещет.
В памяти копался недолго. Небось, домовой из кармана сюртучка платочек вынул помахать на прощанье.
… Тихую темную дорогу пересекли быстро и — остановились.
Привокзальный сквер славился широкой дорогой, разделявшей его пополам, а саму дорогу делил пополам длинный бассейн с узкими клумбами по краям. А от дороги тянулись аллейки, короткие, но особенно приятные летом, в жару. Конечно, вдоль широкой дороги много было скамеек, но в аллейках сидеть на скамейках было интереснее.
А Лехин как раз вышел к скверу и стоял у начала "скверной" дороги. И такая тяжесть вдруг навалилась, что он, почти не раздумывая, зашагал в боковую аллею. Тут нашел он ожидаемую скамью и, понадеявшись, что милицейский патруль не полезет во тьму липовых и сиреневых дебрей, лег и уснул.
Оба Шишика недоуменно столпились на правом плече Лехина, попробовали подсмотреть его сны. Не получилось. Человек провалился в такой глубокий сон, что не стоило даже пытаться разобрать что-либо из смутных теней, мелькающих в этой пропасти.
Некоторое время Шишики таращились друг на друга, а потом принялись играть на Лехине. В "кошки-помпошки". Играли в догонялки долго, пока в очередной раз Ник не вкатился на плечо хозяина и не заметил клад. Пискнув, он понесся вперед по вытянутой руке Лехина, Профи — за ним. Почти одновременно оба свалились в урну "Чистый город", где с восторгом принялись за обыск.
Один раз Ник обеспокоенно выскочил на край урны, но, приглядевшись, приветливо присвистнул — этого свиста человеческое ухо не расслышало бы — и вновь юркнул к Профи.
Сейчас шелест звучал гораздо отчетливее, чем раньше его слышал Лехин. Шелест приближался к скамье кругами, невидимки крались неумело…
Постепенно шорох затих, а из куста сирени высунулась собачья башка. Затем пес вылез полностью, за ним — еще один. Оба — те самые "доберманы", которых Лехин видел на рынке и которые показывали ему невидимую стену.
Первый подошел к человеку, осторожно обнюхал лицо и лег под скамейкой. Второй последовал его примеру.
Если б кто бродил вокруг скамьи по стриженым кустам, обнаружил бы здесь целую свору.
Псы молча укладывались спать, сторожа своего недавнего спасителя. Они бы это сделали и раньше, просто не знали, что и как делать. Но сейчас человек в личном пространстве нес определенную информацию, которую псы легко считывали и следовали своеобразной инструкции. Елисей мог быть доволен: маленькое вмешательство в личное пространство хозяина дало великолепный результат — сильных и благодарных телохранителей.
А Шишики наткнулись на скомканные чертежи какого-то агрегата и с упоением плавали в них. Ничего, что бумага мятая, главное — можно растечься по всем линиям и испытать настоящее блаженство, подобное тому, что испытывает кошка, поедая сметану. Блаженство "помпошки" испытали еще и оттого, что Ник сообщил Профи о наличии в доме хозяина большого атласа автомобильных дорог. А еще — школьного географического. А Шишики всегда радуются факту, который есть, и не думают об ожидающей возможности. Возможность — она неинтересна, ведь никто точно не скажет, сбудется она или нет.
43.
Проснулся Лехин оттого, что его собственное бедро начало коротко подвывать, нудно и даже с определенной претензией.
Все кусты и деревья облепила сероватая дымка, зелень стояла неподвижная и странно замковая: так бы выглядел тронный зал в предутреннем замке — тишина, изысканный покой, предугадывающий суету и движение дня. И небо — косо взлетевшее, накренившееся на запад темной густой синью и исчезавшее на высоте востока в нежно-голубой лазури… Лехин даже сквозь листву еще посозерцал бы мяг-кие переходы оттенков синего, если бы не настырное бедро, которое, ко всему прочему, еще и мелко дребезжало. Еще ничего не соображая, вырванный из крепкого сна, Лехин сел. И мгновенно проснулся.
Вся земля вокруг скамьи пропала под собачьими телами. Собаки спали почти друг на друге — во всяком случае, многие воспользовались оказией и блаженствовали, уткнув носы в теплую шерсть соседа. Некоторые, разбуженные непривычным занудливым звуком, подняли головы и зевали.
Не глядя похлопав по бедру, Лехин вытащил из кармана тоскующий на вибрации мобильник. Глянул на экран. Олег? В четыре утра?
— Алло, Олег!
— Лексей Григорьич, Елисей это, — бодро сказала трубка. На заднем плане послышался возбужденный голос: "И мне! И мне поговорить? Хоть разочек алекнуть!" Елисей, кажется, повернулся к просящему и важно сказал: "Не до того сейчас, Касьянушка. Опосля, ладушки?" И уже Лехину: — Лексей Григорьич, поспал маненько — пора и в путь-дороженьку. Можешь и приехать на чем-либо. Время к утру. Зверюги-го, чать, в свою нору забились. Так езжай, времени не трать!
— Не вредничай, Елисей, подержи трубку Касьянушке, — улыбаясь, предложил Лехин, все еще слыша, как канючит привидение. — Я все равно сейчас встану и пойду, на ходу и поболтаем. Кстати, как ты узнал, что я сплю?
— А Шишики на что?
Ага, Елисей и остальные уже в курсе ночных бдений и приключений. Ну и хорошо — рассказывать не надо…
Лехин осторожно встал. Зачем здесь все эти псы? Кажется, не злые, бросаться на человека не собираются. Что за причина заставила их переночевать в сквере, именно вокруг спящего на скамейке? Может, просто наткнулись и?.. Лехин сам наткнулся. Взглядом. Два "добермана" и псинка в кудряшках, слишком приметная, чтобы забыть ее, уже сидели — не лежали — рядом с урной и внимательно следили, как Шишики носятся по краю урны, играя в азартнейшие догонялки.
— Старые знакомцы, — пробормотал Лехин.
— Ой, кто эт там? — заволновалась машинально прижатая к уху трубка тенорком Касьянушки. — Ой, что эт там у тебя, Алексей Григорьич?
— Да ничего особенного. Собаки. Они всю ночь за мной крались, а я все никак понять не мог, почему их не разгляжу.
— Ой, собаки, говорит, там! — завопил Касьянушка в сторону. — Всю-то ноченьку за ним гонялися!
Обстоятельный голос Елисея пояснил паникеру, что собаки безопасны и даже наоборот — всю ночь охраняли хозяина; что пора бы разговор закончить, а то у телефона могут денежки кончиться; и захотят они снова до Лексей Григорьича дозвониться, да не смогут, а где ж другой телефон найти?