Заклинатель

- Ну чего ты кочевряжишься, красавчик… - бормотал он мне в спину, вцепившись уже в пояс моих штанов.

Я пришёл в себя. Совершенно машинально, благо дело происходило над раковиной, надавил ребром ладони на край.

- Нагнись давай, нагнись… Чего ты ждёшь… - торопливо шептал он.

Оглушённый бешенством, я незаметно опустил руку и хлопнул ладонью. По его бедру. Он коротко взвизгнул. Мгновения, когда он отпрянул, хватило - обернуться и коротким, экономным ударом ноги врезать в пах Обезьяны.

Не мой удар. В смысле - я драться почти не умею. Пытался выучиться по книгам - запомнил лишь некоторые удары, но без практики ведь… В школе была у нас физкультурница, энтузиастка карате, секцию вела - ходил к ней, но опять-таки спорт - это одно, а реальная драка - абсолютно другое. Значит ли это, что удар нанёс Брис?

Обезьяна взвыл, с ненавистью глядя на меня. Тощие руки беспорядочно суетились, то хватаясь за прокол в бедре, то закрывая причинное место. Его подельник медленно, то и дело оглядываясь на дверь, шёл к нам. По кулаку, почти спрятанному в длинном рукаве рубахи, я сообразил, что он вооружён. Откуда у него… Впрочем, понятно откуда. Зря, что ли, выходили вместе с остальными наружу? Если перед полётом, при водворении на платформу, их наверняка обыскивали ("шмон устраивали" - вспомнил я слово из рассказов Солженицына), то сейчас кому это нужно? Призракам? По-моему, им наплевать…

Когда подельник, сутулый, по-медвежьи огромный, приблизился, Обезьяна, видимо, почувствовал подкрепление и стал, завывая, браниться. Я, честно говоря, понимал с пятого на десятое. Кажется, и сейчас тюремное арго больше похоже на иностранный язык, чем на нормальный, разговорный. Но из проклятий Обезьяны я выяснил интересные вещи "о себе" и потихоньку стал понимать, что произошло с Брисом.

Едва уголовники вышли из крио-сна, они обнаружили в своей компании совсем юнца, а поскольку среди них оказались часто и подолгу сидевшие, то они почти сразу вспомнили тюремные привычки и пристрастия. И, когда уголовная шушера полностью отошла от неприятных ощущений заморозки, в своей камере она принялась устанавливать свои правила и законы, которым Брис жёстко воспротивился. Поскольку связать его и принудить к развлечениям шушеры возможности не было, то навалились всей толпой и оторвали накладку за ухом - в надежде, что парень истечёт кровью, и можно будет попользоваться беспомощным телом. Но когда Брис начал слабеть, драку заметили в камере напротив и вызвали надзирателя. И вот тогда-то, при появлении Бишопа, в ход пошло враньё, что парень давно умер. А надзиратель разбираться не стал.

Обезьяна всё это выплёвывал в меня, а его подельник всё молчком старался обойти меня. Вскоре первый перешёл просто на оскорбления, причём, как я понял, старался ими не воздух сотрясать, а отвлечь меня на себя. Но моя позиция была довольно удобной, чтобы защищаться сразу от двоих, пока кто-то другой не войдёт в душевую. Правда, у меня всё внутри сжималось, когда я мельком, но думал: а если вместо обычных поселенцев сюда ввалятся остальные уголовники? Никакой штырь уже не спасёт…

И, когда я уже на полном серьёзе начал опасаться воссоединения уголовной компании, Обезьяна допустил тактическую ошибку. Он остановился передохнуть и облизаться - и выпалил:

- Да нафиг ты нам нужен! Здесь вон сколько мелочи бегает, помани конфеткой - любой под меня ляжет!

Думая, что ослышался, я переспросил, впервые вступив в разговор:

- Ты… говоришь о детях?!

Он сразу сообразил, чем пронял меня, и принялся издеваться, расписывая подробно и в красках, что именно он сделает с любым ребёнком, попавшим в его лапы…

Алая волна плеснула перед глазами, по глазам…

Тьма… Беспамятство…

… Мощная рука, схватившая меня за плечо, швырнула моё тело в сторону - на те же раковины. Чудом позвоночник не сломал. Грохнулся на пол, застонав от боли. Жёсткие шаги в мою сторону. Сгруппировался, сел, прислонившись к каким-то трубам, держась за ушибленную поясницу. Ко мне шёл Карл - в своей броне, но без шлема. Безразличный. Впрочем, нет. Брезгливость на лице отчётливая. Встал рядом, рукой в бронированной перчатке приподнял меня за ворот рубахи и, ничего не говоря, легко потащил меня мимо… Я не сопротивлялся - смотрел и не верил своим глазам. Мимо Обезьяны. Плоское кровавое месиво там, где должна быть голова. Лежит, не двигается. Мимо его подельника, лежащего в луже крови плашмя - дёргая руками-ногами.

Карл проволок меня мимо толпы, заглядывающей в душевую и шарахнувшейся при виде меня. Я закрыл глаза. Этого не может быть. Этого просто не может быть!..

Сразу за душевой оказался закуток, в который Карл меня и забросил. Ни одного предмета мебели. Темень. Дверь-решётка. Едва призрак запер меня в закутке, я отполз в эту темень, чтобы не видеть никого - и себя. Прислонился к стене, обнял колени - и только сейчас, обняв, понял, что всхлипываю, заикаясь. Как ребёнок - от долгого тяжёлого плача. Только глаза сухие.

- За что ты их? - недовольно спросил Карл.

Я прижался к стене, инстинктивно стараясь быть подальше от него. Хотя куда уж дальше - метров за шесть от него прятался.

- За дело. - Хотел огрызнуться, а прозвучало жалобно - со всхлипами-то.

Чувствительность начала возвращаться. Я отнял руки от коленей и принялся встряхивать их от крови, которая будто впиталась в кожу. Всё. Я здесь или умру, или психом стану.

Призрак статуей командора постоял у решётки, словно ожидая, что я добавлю что-то ещё. И ушёл. А я малодушно взмолился: "Хочу домой! Ну пожалуйста, верните меня домой! Господи, куда я попал?! Что со мной здесь?!" Забыв о влажных ладонях, снова забился в угол, стиснув колени, уткнулся в них лицом…

Когда более-менее вернулась способность соображать, я попытался вспомнить, что произошло с того момента, когда Обезьяна сказал ту фразу, которая превратила меня в гранату с выдранной чекой, до момента, когда я врезался в раковину. Пусто. Промежуток времени выпал из памяти начисто.

Теперь, чуть я начинал думать о своём будущем на Сцилле, всё виделось в чёрных, пессимистичных красках. Я сам себя сделал изгоем… Попробовал представить, что стою перед Лоренсом или перед Лидией, а то и перед Арни… Лучше не встречаться с ними глазами. Лучше не надо.

Но отчётливо вспомнил "разговор" с Обезьяной и понял: если кто-то из уголовников снова начнёт о детях переселенцев… Теперь я знал, за что могу убить дракона и не стать им.

Пытаясь переключиться на другое, стал думать о Брисе. Бедняга. Вот, значит, как его убили. И за что. Ещё больше захотелось прочитать его полное досье.

А потом на меня напал бесконечный, неостановимый смех. Умылся… Сходил по нужде в душевую…

В чёрное забытье почти вполз, усталый от переживаний. Да ещё всё тело болело так, будто отработал день на уборке картошки, таская мешки. Мелькали тени, двигался воздух. И сильное впечатление, что кто-то пытался пробиться ко мне сквозь эти тени.

- Брис…

Глаза открыл, будто не задрёмывал вовсе.

Тень неопределённых очертаний возле моей решётки.

- Бри-ис, ты меня слышишь? - позвали шёпотом.

Притаившись в своём углу, я не откликался, надеясь, что темнота для меня остаётся темнотой и для зовущего. Нет у меня желания выходить на свет, что-то объяснять, доказывать. Когда я сам не совсем ещё разобрался, что происходит со мной.

Что-то зашуршало возле решётки.

- Поешь, - сказали шёпотом - и бесформенная фигура пропала.

Буквально через несколько минут мимо моей камеры прошли переселенцы, ведомые призраками. Гул, невнятный говор, шорох шагов - всё стихло.

Цепляясь за стену, я встал, осторожно подошёл к двери и, стараясь не попадать на свет, схватил пластиковый стакан. Наверное, я был похож на травленого зверя, когда бросился назад, во тьму, лишь бы меня никто не увидел. Каковым себе и казался. Успел - в коридоре пока никого. Снова забился в самый дальний угол. Здесь, в темноте, я чувствовал себя не то что уютнее - комфортнее. Точно - зверь.