Страница 24 из 66
Первое — это контраст. То, что Ельцина и тем более Горбачева постепенно забывают, еще вчера работало на Путина, сегодня работает против него. Все преимущества Путина — возраст, трезвость, жесткость, прагматизм и т. д. — выглядели особенно ярко, когда Путина сравнивали с предшественниками. На втором сроке Путина начали сравнивать уже с самим Путиным или с его — так и не сформулированной до сих пор — политической программой. Фактор контраста стерся, планка претензий, вопросов, недоумений, критики повысилась. Если ранее было достаточно сказать «Путин!», и это было понятно всем, в смысле, «не Ельцин», в «серой зоне» на подобное высказывание все чаще начали отвечать раздраженно: «Путин?! Ну и что, что Путин, что он, собственно, ваш Путин сделал, делает и собирается делать?» И тут всем нам, его сторонникам, пришлось отступить и задуматься.
Второе — команда. Ранний Путин подвинул ненавистных олигархов, принялся чистить власть от «семейных», вводить скромных и невидимых «питерских» из своей команды. Это проходило «на ура!» по той же логике контраста — от противного. Путин делал это очень осторожно, без рывков, но довольно последовательно. Сам факт избавления от одиозных деятелей ельцинской эпохи был достаточен в «белый период». Но после фатальной черты — инаугурации Путина — вдруг и довольно внезапно оказалось, что этого маловато. Во-первых, огромный сегмент семейных политтехнологов как ни в чем не бывало сохранил свои позиции и свои проамериканские, довольно русофобские взгляды; большинство олигархов по-прежнему разгуливает на свободе и веселится, а тихие «питерские» никак политически себя не проявили и отличились только междоусобными раздорами и закулисными баталиями по переделу влияния на финансовые потоки, чем, собственно, занималась и ельцинская элита. Серьезной ротации кадров так и не произошло, команда не формировалась, ситуация явно застопорилась.
Третье — Чечня. После смерти Кадырова оказалось, что за бесспорным силовым решением чеченской проблемы в начале первого срока ничего серьезного в политическом плане не последовало. Мы видели только виртуальную политику, которая оказалась предельно хрупкой. Триумвират — растерянный столичный юноша с бледным испуганным личиком — Сергей Абрамов, диковатый Кадыров-младший, строгий служака Алу Алханов — всем видом говорил: в Чечне явно что-то не то. Не то, что все думали. Тема болезненная, но затяжка с политическим решением и его явная подмена пиаровским суррогатом сделала «серую зону» только еще серее.
Четвертое — Грузия. Саакашвили пришел не как снег на голову. Его подготовили и привели к власти из-за океана, обстоятельно, с явно просчитанной миссией — либо вытеснить Россию с Кавказа мирным путем, либо втянуть в военное столкновение. Ультиматум России был поставлен самой «революцией роз». Мы не сделали ничего дельного для реализации иного, более устраивающего нас сценария. Да и был ли этот сценарий?! Совсем немыслимым поступком был вывоз Аслана Абашидзе. Это уже прямо напоминало времена Горбачева и Ельцина, когда Москва сдавала наших друзей и союзников, бросала геополитические позиции без боя. Начало полноценной войны в форме непрекращающихся конфликтов в этом регионе в августе 2004-го стало закономерным продолжением серии фундаментальных просчетов. И простого решения у этой темы, совершенно очевидно, не предвиделось.
И, безусловно, важный момент — внешняя политика в целом. Россия в первый срок Путина так и не определилась с приоритетами внешней политики. Мы не выбрали однозначно из двух полюсов современного Запада, отложили ответ на вопрос: с кем Россия, с США или с Евросоюзом? И какие силы в США — республиканцы (империалисты) или демократы (глобалисты) — являются нашими партнерами, или у нас в США вообще нет партнеров? Никакой ясности не было и в отношении стран Азии. Мы делаем шаги навстречу им, потом снова сбиваемся на проамериканский курс. История борьбы с «международным терроризмом» вообще закончилась позором вместе с американской оккупацией Ирака и началом боевых действий против мирного населения (особенно в Южном Ираке), вообще никакого отношения ни к «Аль-Каиде», ни к Саддаму Хусейну не имеющего. Хаотический баланс между всеми этими полюсами и вызовами еще мог сойти за «прагматизм» и смутное «евразийство» в «белой зоне». В условиях «серой зоны» концы с концами перестали сходиться даже с натяжкой.
Что же касается интеграции стран — участниц СНГ, то после брезгливой раздражительности Ельцина к членам этого сообщества от Путина все ожидали ускорения процесса интеграции постсоветского пространства. И поначалу так оно и было: инициативы Нурсултана Назарбаева получили наконец-то поддержку Кремля, был создан ЕврАзЭС, позже ОДКБ, юридически вступило в силу положение о создании единого союзного государства России и Беларуси. Но процесс постепенно стал пробуксовывать, реальные действия подменялись декларациями, детали и частные разногласия размывали интеграционную волю. И снова — в который раз — по контрасту все было гораздо лучше, чем до Путина, и вполне сходило за «белый цвет».
Самых больших успехов Владимир Путин достиг в области СМИ. Было прервано антигосударственное, ехидно-ерническое вещание, оплевывающее патриотизм и национальные традиции, прикрывающее черными технологиями грубую реальность межолигархических войн — этот постыдный гусинско-березовский цикл. Уважение к государству и его политике в целом восстановлено, нормализация СМИ была налицо. В «белой зоне» раннего Путина — и снова по контрасту с гусинско-березовским вещанием — смотреть ТВ было одно удовольствие. Но постепенно все забыли, каким оно было раньше — к хорошему быстро привыкаешь, и внимание сконцентрировалось на ином — на полной бессмыслице и развлекательном характере основных телеканалов, на чрезмерно тенденциозной и жестко управляемой модели освещения на них политического процесса (что привело к его крайнему истощению и призрачности); на нарочитом игнорировании наиболее важных и серьезных общественно-социальных, исторических, культурных тем. Зрелище, пестование разнузданных вуайеристских комплексов, пошлость, бесстыдство и цинизм современных российских СМИ возмущают выше критической черты. А так как эти СМИ теперь под вертикалью «управляемой демократии», то и претензии все адресуются к руководству страны. «Серая зона» настораживает несмешным телеюмором. Если губастый подражатель Галкин «лицо России», то с такой Россией не все ладно.
В экономике Путин, потеснив олигархов, заметно разрядил социальное напряжение. На этом фоне засилье либеральных экономистов в правительстве и в окружении Владимира Владимировича сначала казалось временным компромиссом. Но Греф, Чубайс, Кудрин, Христенко или оппонирующий им Илларионов по сути продолжали линию гайдаровского подхода, от которой в последние годы открещивался даже Ельцин. От того, чтобы всерьез почувствовать на себе прелести подгонки коммунальных плат, транспортных услуг, стоимости электроэнергии (и других энергоносителей) под западные стандарты, россияне были сохранены только фантастическим ростом цен на нефть на мировом рынке. Однако в дальнейшем даже грамотные стабилизационные меры при сохранении такой же благоприятной конъюнктуры не смогут обеспечить сохранения того же порядка социальных трат и соответствующей индексации доходов. Либеральная идея монетизации социальных льгот — это только пристрелка в новой волне либеральных реформ и приватизационных циклов. В «серой зоне» все это было окрашено в довольно мрачные тона.
Формула «патриотизм+либерализм» поначалу удовлетворяла всех, каждый толковал ее по-своему и был доволен. Либералы — такие как Павловский, Чубайс или Сурков — видели в «патриотизме» лишь прикрытие, фасад, способ для выпуска пара. Патриоты — «питерские» и «силовики» — считали, что возрождение державности и вертикали власти важнее, чем конкретика экономического устройства — лишь бы Россия снова стала великой и независимой. Но после какого-то момента это сочетание «либерализм+патриотизм» перестало работать: либералы постоянно стремились расширить свою зацепку в этой формуле, и перетянуть Путина от экономического либерализма к геополитическому атлантизму, чтобы сделать либеральную ориентацию законченной и последовательной; патриоты же со своей стороны осознавали негативный социальный эффект либеральных реформ в экономике и все более настаивали на подчинении рыночных механизмов национальным и социальным нуждам государства. Утвердившись, благодаря политической формуле Путина, и те и другие явно захотели большего. Компромисс постепенно исчерпал себя. И чтобы выйти из этого тупика, Путину отныне потребуется иная формула.