Озеро

К влажному воздуху подземелья примешивался запах дареных кур и одэн[5]. Гимпэй проскользнул под короткую занавеску и оказался в бетонной яме, где была харчевня. Он выпил несколько стаканчиков самогона. Снаружи за занавеской, не доходившей до пола, он увидел на уровне глаз цветастую юбку. Гимпэй приподнял занавеску — там стоял гомосексуалист.

Их взгляды встретились, но тот не произнес ни слова, только многозначительно подмигнул. Никакой радости подобная встреча не сулила, и Гимпэй сбежал.

Он заглянул в зал ожидания. Здесь тоже царил запах бродяжничества. У входа стоял железнодорожный служащий.

— Предъявите ваш билет на поезд, — сказал он.

Гимпэй удивился: неужели теперь надо предъявлять билет, чтобы пройти в зал ожидания? У станционного здания собрались странного вида люди — одни стояли, прислонившись к стене, другие сидели на корточках. Должно быть, тоже бродяги.

Раздумывая о двойственной натуре гомосексуалистов, Гимпэй покинул вокзал и свернул в боковую улочку. Он обратил внимание на шедшую ему навстречу женщину, одежда которой смахивала скорее на мужскую: на ней были резиновые сапоги, выцветшие черные шаровары и застиранная белая блуза. Он мельком взглянул на ее плоскую грудь и опаленное солнцем темное лицо без признаков косметики. Проходя мимо, женщина многозначительно поглядела на него, потом остановилась и пошла за ним следом. Гимпэй сам не раз преследовал женщин, и опыт подсказывал ему, что она идет сзади, хотя он ее и не видел. Он никак не мог понять, что понадобилось от него этой женщине.

Ему вспомнилась проститутка, которая подошла к нему в веселом квартале, когда он убегал от Хисако. Она тогда сказала, что специально не шла за ним. Но женщина в грязных резиновых сапогах не походила на проститутку. Грязь на ее сапогах не была влажной. Похоже, она налипла на сапоги много дней назад, и та не удосужилась их даже почистить. Сапоги были старые, резина на них стала белесой. Что это за женщина, которая в сухую погоду бродит близ Уэно в резиновых сапогах? — с удивлением думал Гимпэй. Может, она ненормальная? Или у нее уродливые ноги? Ну да, поэтому она и носит длинные шаровары.

Гимпэй подумал о своих уродливых ногах, представил не менее уродливые ноги следовавшей за ним женщины и мгновенно остановился, намереваясь пропустить ее вперед. Но она тоже остановилась. Их вопрошающие взгляды встретились.

— Что вам от меня нужно? — Женщина спросила первой.

— Об этом я хочу узнать у тебя. Разве не ты пошла за мною следом?

— Вы подмигнули мне.

— Ошибаешься, подмигнула мне ты, — возразил Гимпэй и в то же время подумал: когда они встретились, она могла воспринять его взгляд, как некий знак; но нет — именно она поглядела на него многозначительно!

— Просто мне показалось, что для женщины ты одета несколько странно — вот я и поглядел на тебя.

— А что странного в моей одежде?

— Ты всегда идешь вслед за мужчиной, стоит ему на тебя поглядеть?

— Нет, просто вы меня заинтересовали.

— Что ты задумала?

— Ничего.

— Должна же у тебя быть какая-то цель, раз ты преследуешь меня?

— Я вовсе не преследую… Просто пошла за вами — и все!

— Ясно.

Гимпэй вновь поглядел на женщину. Ненакрашенные губы нездорового серого цвета; во рту, когда она говорит, поблескивает золотая коронка; на вид, пожалуй, лет около сорока; взгляд узких глаз — настороженный и сухой, как у мужчины; в зрачках затаились хитрость и коварство; один глаз чуть меньше, кожа на лице загрубела от солнца.

Внезапное беспокойство охватило Гимпэя.

— Давай прогуляемся, — предложил он и прикоснулся к ее груди, чтобы удостовериться. Да, перед ним, безусловно, женщина.

— Что вы делаете? — возмутилась она и схватила его за руку. Ее ладонь оказалась неожиданно мягкой.

Впервые в жизни Гимпэй пытался таким образом выяснить, женщина ли перед ним. Собственно, ему и так это было ясно, но, когда он, коснувшись рукой ее груди, окончательно удостоверился, ему это принесло странное успокоение. Он ощутил даже некую симпатию к этой женщине.

— Пройдемся еще немного, — предложил он.

— Зачем?

— Может, набредем на уютную харчевню.

Раздумывая, где можно отыскать подходящее место, чтобы посидеть с этой странно одетой женщиной, он свернул с боковой улицы на более широкую и хорошо освещенную и толкнул дверь харчевни, где подавали одэн. Женщина последовала за ним. Вокруг плиты, на которой в котле варился одэн, буквой «П» протянулся общий стол со скамьями. Были и отдельные столики. За общим столом сидело много посетителей, и Гимпэй выбрал отдельный столик поближе к выходу.

— Что будешь пить, сакэ или пиво? — спросил он.

Гимпэй не ощущал никакого влечения к этой мужеподобной женщине, но, убедившись, что ее присутствие ему ничем не грозит, он почувствовал облегчение и даже предоставил ей самой выбирать: сакэ или пиво.

— Сакэ, — ответила женщина.

Помимо, одэн здесь готовили и другую незатейливую снедь, о чем свидетельствовали висевшие на стене листы бумаги с названиями блюд. Гимпэй опять предложил ей выбрать еду по своему вкусу. Она заказала себе слишком много, и это вызвало у Гимпэя подозрение, что она — женщина сомнительного поведения. Но он решил не высказывать свои мысли вслух. Женщина же с некоторой опаской поглядывала на Гимпэя и, по-видимому, еще не решила, стоит ли приглашать его к себе. А может, она последовала за ним, почувствовав родственную душу.

— Странная жизнь, не так ли? Днем не знаешь, что может случиться вечером. Вот мы сейчас выпиваем вместе, хотя я не знаю, кто ты, и никогда с тобой не встречался.

— Это верно, я тоже вас вижу впервые, — безразлично отозвалась женщина после того, как опрокинула стаканчик сакэ.

— Мы с тобой выпьем, и день на этом закончится.

— Закончится.

— Ты отсюда домой?

— Да, ребенок там остался один. Он меня дожидается.

— У тебя есть ребенок?

Женщина выпивала один стаканчик за другим. Гимпэй же не столько пил, сколько наблюдал за ней.

Трудно было поверить: в один и тот же вечер он любовался девушкой у водоема, где ловили светлячков, затем его преследовал у дамбы призрак младенца, и вот теперь он выпивает в харчевне с первой встречной. Наверно, Гимпэя привлекла ее отталкивающая внешность. То, что он увидел Матиэ у водоема, походило на чудо. Реальностью же была эта уродина, сидевшая рядом с ним в дешевой харчевне. Чем безобразней она, тем лучше. Тем определенней надежда узреть ангельский лик Матиэ.

— Почему ты ходишь в резиновых сапогах?

— Подумала, что будет дождь, когда выходила из дома.

Ответ вполне резонный.

Гимпэю вдруг захотелось поглядеть на ее ноги. Если они уродливы, значит, он отыскал подходящую партнершу.

Чем больше она пила, тем безобразней становилась. Меньший ее глаз стал еще меньше и превратился в узенькую щелочку. Заметно покачиваясь, она время от времени многозначительно поглядывала на Гимпэя. Он обнял ее за плечи. Женщина не противилась. Ему показалось, будто он обхватил мешок с костями.

— Почему ты такая худющая?

— А что поделаешь? Ведь мне одной приходится растить ребенка.

Из ее сбивчивого рассказа Гимпэй узнал, что она живет с тринадцатилетней дочерью в одной комнате, которую снимает где-то на задворках, и что девочка ходит в школу. Муж погиб на войне. Может, она кое в чем и привирала, но в то, что у нее на самом деле есть дочь, Гимпэй поверил.

— Я провожу тебя до дома, — сказал он.

Женщина вначале согласно кивнула, но, подумав, сказала:

— Нет, домой нельзя. Там девочка.

Они сидели рядом, лицом к повару.

Она неожиданно повернулась к Гимпэю и кокетливо прижалась к его плечу. По всей видимости, она была готова ему отдаться. Гимпэй ощутил такую тоску, словно настал конец света. С чего бы ему так тосковать? — раздумывал он. Наверно, все потому, что в тот вечер он видел Матиэ.

Ему претила вульгарность, с какой эта женщина выпивала. Но всякий раз, заказывая новую бутылочку сакэ, она вопрошающе глядела на Гимпэя, чтобы выяснить, как он к этому относится.

5

Одэн — блюдо из вареного соевого творога, сладкого картофеля и специй.