Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 28

Судьи Онода и Ивамото уехали на квалификационный турнир Ассоциации, в этот день их на игре не было.

В Хаконэ мне довелось услышать, как Ивамото сказал: «В последнее время Отакэ-сан показывает темную игру».

«Разве игра может быть темной или светлой?» — «Конечно, у каждой своя окраска. Когда говорят „темная“ игра или „светлая“ игра, с результатом это никак не связано. Я вовсе не хочу сказать, что Отакэ-сан стал играть слабее».

На весеннем квалификационном турнире Отакэ проиграл восемь партий подряд, зато на отборочном турнире, где решался вопрос о противнике Сюсая, выиграл все партии до единой. В этом был какой-то неприятный перекос.

Игра черных против Сюсая и впрямь не производила впечатления «светлой» и ассоциировалась с каким-то тяжелым существом, которое медленно выбирается из таинственного ущелья и издает хриплое ворчание. Словно, собрав последние силы, он всем своим телом наваливается на противника. Не было ощущения раскованности. Стиль игры оставлял такое впечатление, будто Отакэ тяжелой походкой догонял противника и вгрызался в него сзади.

Говорят, что игроков в го можно разделить на два типа. Одни играют с мыслью «мне мало, мало, мало…», а вторые — с мыслью «уже хватит, хватит…». Если это правда, то Отакэ относился к первому типу, а У Цинь-юань — ко второму.

Отакэ, игрок типа «мне мало», в последней партии, которую он назвал «слишком тщательной», не допустил явных промахов, но и с легкостью ни одного хода не сделал.

33

После первого игрового дня в Ито вновь возникли трения. Дело приняло такой оборот, что организаторы не смогли даже назначить следующий день доигрывания.

Как и в Хаконэ, Отакэ воспротивился попыткам изменить из-за болезни мастера регламент партии. Причем на этот раз Отакэ стоял на своем гораздо тверже, чем тогда. Видно, урок Хаконэ даром для него не прошел.

По первоначальным условиям после каждой игры полагалось четыре дня отдыха, пятый день был игровым. В Хаконэ этот порядок соблюдался. Четыре дня давалось на отдых, но, соблюдая правило «запирания», то есть безвыходного сидения в гостинице, престарелый мастер уставал еще больше. После того как болезнь Сюсая обострилась, начались переговоры о сокращении четырехдневного отдыха, на что Отакэ никак не соглашался. Лишь последнее доигрывание в Хаконэ было сдвинуто на день вперед, так что отдых перед ним продолжался три дня, но в тот день мастер сделал всего один ход. Несмотря на все попытки отстоять регламент, тот пункт, который обязывал играть с 10 часов утра до четырех пополудни, в конце концов был отменен.

Заболевание Сюсая вскоре перешло в хроническое. Когда он поправится, никто не знал, и, наверное, поэтому доктор Инада из больницы Святого Луки, с большой неохотой разрешивший ему поездку в Ито, сказал, что игру желательно закончить в течение месяца. В первый игровой день в Ито у сидевшего за доской мастера веки вновь были припухшие.

Из-за болезни Сюсая все хотели поскорее закончить матч. Газета тоже была готова завершить наконец последнюю партию, столь популярную среди читателей. Затягивать игру было рискованно. Ускорить ее можно было только за счет сокращения дней отдыха.

Отакэ на это не соглашался.

— Мы с Отакэ старые друзья, попробую уговорить его, — сказал Мурасима, игрок пятого дана.

Мурасима, как и Отакэ, приехал в Токио из Осаки в надежде стать профессионалом го. Мурасима стал учеником Сюсая Хонинобо, Отакэ пошел к Судзуки, игроку седьмого дана, но они с Отакэ остались хорошими друзьями и часто встречались в среде профессионалов. Похоже, Мурасима надеялся на то, что Отакэ поймет его тактичную просьбу и уступит. Однако слова Мурасимы о том, что Сюсай опять плохо себя чувствует, привели прямо к обратному результату — Отакэ наотрез отказался пойти навстречу. Он обвинил организаторов в том, что от него скрыли болезнь мастера и заставили его, Отакэ, играть с больным человеком.

Наверное, его раздражало и то, что Мурасима, ученик Сюсая, остановился в той же гостинице, где и все, и встречался с мастером, что нарушало чистоту игры. Когда Маэда, тоже ученик мастера и зять Отакэ, приезжал в Хаконэ, он ни разу не зашел в комнату Сюсая и даже жил в другой гостинице. Сама попытка изменить строгий регламент партии, ссылаясь на дружеские чувства, была ему неприятна.

Но больше всего Отакэ тяготила, пожалуй, перспектива вновь сражаться с больным мастером. То, что его противник носил титул мастера, ставило Отакэ в еще более трудное положение.

Переговоры зашли в тупик, и Отакэ заявил, что больше играть не будет. Как уже было в Хаконэ, из Хи-рацука приехала жена Отакэ и привезла с собой ребенка. Пригласили даже некого Того, массажиста. Того был хорошо известен среди игроков в го и всем своим знакомым советовал ходить к нему на процедуры. Сам Отакэ полагался на Того не только как на массажиста, он высоко ценил его житейскую мудрость. Во внешности Того было что-то от аскета. Отакэ, который каждое утро читал сутру Лотоса, глубоко верил в тех, кого уважал. К тому же он был человеком с обостренным чувством долга.

— Если Того скажет, Отакэ-сан обязательно его послушает. Кажется, Того-сан считает, что надо продолжать игру… — сказал кто-то из организаторов.

Отакэ посоветовал мне испытать на себе волшебную силу массажиста. Этот совет был исполнен доброжелательного участия. Когда я вошел в номер Отакэ, Того подошел ко мне, поводил ладонью возле моего тела и сказал:

— Всё в норме, без особых отклонений. Здоровьем вы не блещете, но жить будете долго.

Потом задержал ладонь возле моей груди. Я тоже прикоснулся к груди и почувствовал, что кимоно справа стало чуть теплее. Это было тем более удивительно, что Того не касался меня. Казалось бы, температура справа и слева должна быть одинаковой, но правая сторона была явно теплей. По словам Того, тепло выделяли какие-то больные клетки. Я никогда не жаловался на легкие; на рентгеновских снимках тоже все было в порядке, хотя иногда в правой стороне груди бывали неприятные ощущения. Быть может, отголоски незаметно подступившей болезни? И хотя мое недомогание позволило Того проявить свое лечебное мастерство, от ощущения тепла, проникшего сквозь кимоно, мне стало как-то не по себе.

Того сказал, что последняя партия — тяжелая миссия, выпавшая на долю Отакэ. Если он ее бросит, то навлечет на себя упреки со всех сторон.

Сюсай сам ничего не предпринимал, он только ожидал результатов переговоров, которые организаторы вели с Отакэ. Подробности переговоров никто1 мастеру не сообщал, поэтому он не знал, что дело зашло так далеко и что его противник собирается прервать партию. Его лишь раздражала пустая трата времени. Чтобы отвлечься, мастер поехал в гостиницу в Кавана, пригласил и меня. На следующий день я пригласил туда Отакэ.

Заявив, что бросает играть, Отакэ домой все-таки не уезжал и оставался в гостинице. Я чувствовал, что он хочет как-то успокоиться и готов уступить. Тем не менее договориться о доигрывании на третий день и окончании игрового дня в 4 часа удалось лишь

23 ноября. Соглашение было достигнуто на пятый день после игрового дня, который приходился на 18 ноября.

В Хаконэ, когда договорились о сокращении отдыха до трех дней вместо четырех, Отакэ сказал: «За три дня я отдохнуть не успеваю. К тому же два с половиной часа игры в день — это слишком мало. Я не успеваю войти в ритм».

На этот раз отдых был сокращен до двух дней.

34

Едва успели достичь компромисса, как снова наткнулись на подводные камни.

Узнав, что соглашение достигнуто, Сюсай сказал организаторам:

— Не будем тянуть время. Начнем с завтрашнего дня.

На что Отакэ заявил, что хочет отдохнуть и предпочитает возобновить игру послезавтра.

Мастер все это время пребывал в ожидании, что чрезвычайно его удручало и раздражало. Поэтому, когда было объявлено о возобновлении игры, он воспрял духом и захотел играть немедленно. За его желанием не скрывалось никакой задней мысли. Но Отакэ был дальновиден и осторожен. Из-за треволнений предыдущих дней он очень устал, а потому хотел собраться с духом и восстановить форму перед началом игры. В этом снова проявилось различие характеров обоих игроков. К тому же из-за напряженной обстановки последних дней у Отакэ разболелся желудок. И в довершение картины — ребенок, которого привезла его жена, простудился в гостинице, и у него поднялась температура. Отакэ, обожавший своих детей, впал в панику. Все это мешало начать доигрывание завтра.