Рассказы на ладони

— Ты хочешь сказать, что лучше было бы, чтобы не работал я?

— Да нет. Мне с тобой хорошо было. Просто я чувствовала себя чересчур зависимой, потому и злилась. Я ведь собак в постель беру. Каждый вечер. И Пиончика, и его мать. Вот и я была как собаки, которых в постель берут.

— А как они у тебя на горшок ходят?

— Когда этому писать надо, Тин меня будит, за ночную рубашку зубами дёргает.

— Ас сыном нашим ты тоже навсегда рассталась?

— Нет.

— А мужу о нём рассказала?

— Нет. Он всё обо мне знает, кроме этого.

— Да, у меня от жены тоже только этот секрет остался.

— Да, может, даже лучше, что он в деревне растёт. Может, сильным станет. Давай мы с тобой уговоримся. Если кто-то из нас — ты или я — всё-таки признается, и его простят, тогда ты или я — неважно кто — усыновит его.

— Давай лучше пообещаем, что если один из нас не усыновит его, тогда другой не будет в обиде.

— А если ребёнок станет потом упрекать меня? Если я сама себя стану упрекать? Что мне тогда делать?

К счастью, они уже подъехали к артистическому входу. Распахнули стеклянную дверь зала. Джаз-банд оглушил его. Он почувствовал робость перед бешеным танцем — различал только бьющий в глаза водоворот. Они уселись где-то сзади. Он сразу увидел жену — в яркой толпе танцовщиц она одна была в белом. На её юных партнёршах были красные юбочки. Волосы были забраны в пучок на уровне худых плеч. Впрочем, он вскоре перестал ощущать неловкость, и какой-то покой лёг ему на сердце.

Музыка смолкла. Танцовщицы и зрители разделились по двум проходам — красное и чёрное. И только его жена оказалась в чёрном потоке. Увидев мужа и Юкико, она покраснела до шеи.

— Ну что, испугались? А мне снова танцевать захотелось — прямо как раньше. А партнёрша-то моя всё меня за руку ухватить норовила — уймись, мол. Юкико, у тебя всё в порядке? Что-то вид у тебя какой-то несчастный.

— Юкико подарила нам щенка.

Он достал Пиона из рукава кимоно.

— Симпатичный какой!

Жена взяла щенка на руки и, не обращая внимания на окружающих, стала тереться о него щекой. Тут заиграли вальс. Жена радостно предложила: «Ну что, Юкико, станцуем?»

Ответ Юкико удивил его: «Я вообще-то не танцую. Но я уезжаю, так что давай. Когда в следующий раз встретимся, может, уже бабками станем, тогда уж не до танцев будет».

Юкико охотно встала. Жена приобняла Юкико за плечи и воскликнула: «Ох, и горячая я!» Потом передала щенка мужу и бросилась к танцорам, которые уже разбирали партнёрш.

И в этот самый миг щенок спрыгнул с рук и вбежал в круг танцующих пар. Муж опустился на четвереньки и попытался схватить его, но запутался в чужих ногах и никак не мог добраться до Пиона. И тут, находясь в плотной толпе, Пион присел на задние лапы и сделал лужу. От неожиданности ближние к нему девушки заверещали и отпрянули. Мужчины же разразились хохотом. Щенок от испуга забрался на диван. В зале было четыре десятка пар. Почти все они остановились. Музыканты вытянули шеи, но продолжали играть. Жена опрометью бросилась к луже и стала вытирать её рукавом платья. Смех стих. Танцовщицы окружили щенка венком своих нарядов. Жена выбежала через боковую дверь. Принесли воду и тряпки. Танцы продолжались. Покинули зал только трое — муж, жена и Юкико.

Когда они сели в машину, он рассмеялся.

«Извините, я поставила всех в такое неловкое положение. А ты, Пиончик, должен чувствовать свою вину». Юкико тыкала щенка носом в испачканный рукав.

«Перестань, платье от этого только красивее стало», — ответила жена, беря щенка на руки. «Но только из-за тебя мы ничего сегодня не заработали. Мне обещали некоторую сумму по окончании».

Когда они высадили Юкико, жена стала тискать щенка уже без всякого стеснения. Она подставила ему шею. «Даже щенки — и то вон какие милые. А что уж про детей говорить. И почему мы с тобой ребёночка не родили? Всё боялись чего-то».

— Сравнила — собака и ребёнок. Ответственность-то какая!

— Держу на руках щенка, а думаю-то про ребёночка.

— И Юкико подарила щенка, потому что о ребёнке вспоминала.

— Хотела, чтобы мы с тобой тоже ребёночка сделали?

— Нет. Я давно хотел тебе сказать — у нас с ней есть сын. Мы его в деревню отправили. Четыре годика исполнилось.

— Ничего себе! Я готова его хоть сейчас усыновить. Правду говорю. И у меня, между прочим, тоже дочка есть.

— Ну, ты даёшь!

Они рассмеялись.

— Тогда с твоей и начнём. Твою дочку сначала взять — это даже как-то приятнее. Чужой ребёнок дороже своего будет. Всё равно, что вот этого щенка взяли.

— Ты скажешь! А как Юкико его назвала?

— Пиончик. Цветок такой есть, знаешь? Чёрный пион называется.

[1929]

Анна Японская

У брата с сестрой был один кошелёк на двоих. Если быть более точным, старший брат иногда одалживал кошелёк у сестры. Это был чёрный кожаный кошелёк, но красная окантовка выдавала его женскую принадлежность. Брата ничуть не заботило то, что у Анны был точно такой же кошелёк. Ничего удивительного в том, что и Анна, эта милая русская девушка, не смогла воспротивиться поветрию, которое распространилось среди школьных подруг сестры.

А купили они кошелёк так. Как-то по предложению сестры они отправились в универмаг. Остановившись перед прилавком с косметикой, они обнаружили на его стеклянной поверхности корзинку, на которую кивком указала ему сестра — любой предмет в ней стоил ровно пятьдесят сэн. «У нас все девчонки купили себе по такому кошельку». Вот тогда они его и купили.

И у Анны был точно такой же кошелёк. Он увидел его, когда она, разметав по прилавку свою чёрную шаль, столь походившую на летучую мышь, достала его, чтобы расплатиться за солёный горох. И, увидев у неё точно такой же кошелёк, он сделал шаг вперёд и окликнул её. Своими чёрными крыльями Анна укрывала младшего брата — Израэля. Несмотря на холод, пальто на нём не было. Даниэль, который был ещё меньше, непокрытой головой тёрся о карман какого-то старика.

Из крошечных театриков парка Асакуса на улицу вываливались артисты и билетёрши, в этот час бродяги становились приметнее. Русские музыканты тащились поступью нищих по замёрзшим теням облетевших деревьев. То перегоняя их, а то отставая, брат выследил их до дешёвенькой гостиницы на задворках парка. Прислонившись к белому забору расположенной через дорогу желудочной клиники, он окаменело смотрел, как Анна идёт по открытому коридору второго этажа.

И тут он увидел, как, вытягиваясь на цыпочках у белого забора, некий подросток, словно чересчур подозрительный домохозяин, ведёт наблюдение за вторым этажом. Этот подросток тоже выследил Анну.

Наш старшеклассник и этот подросток стояли у белого забора, переминаясь на озябших ногах и старательно избегая своими посерьёзневшими и готовыми заплакать глазами лицо соперника. Так прошло минут десять. Потом вдруг подросток пригнулся и бросился наутёк — словно побитая собака. Тогда старшеклассник вошёл в гостиницу и попросил комнату, расположенную рядом с номером Анны. На что дежурный сказал: «Прошу прощения, но у нас принято платить за номер вперёд». — «Сколько там? Одна йена и тридцать сэн?»

Старшеклассник полез в пиджак за деньгами, но кошелька там не оказалось. Он стал лихорадочно ощупывать все свои семь карманов — нигде нет.

Анна своровала его.

Старшеклассник стал припоминать: Анна с родственниками вышли из кинотеатра. Все они стояли перед балаганом, затеревшись в толпу желающих посмотреть представление артистов на роликовых коньках. Он встал позади Анны. И тут же почувствовал, как её шаль коснулась рукава его пальто. Анна отшатнулась, повернулась назад и наступила ему на ногу.

Но не она, а он сказал: «Прошу прощения». Анна покраснела и захихикала. У неё были тонкие черты. Кончики бровей и уголки губ чуть вздёрнуты. Улыбка — как у хищной птицы. Она посмотрела на него со злостью. Вот тогда он и решил выследить её.

Тогда он ещё не знал, что она украла его кошелёк.