Соль жизни

Я стянул покрывало с лица, которое было бледнее обычного. Моя рука непроизвольно коснулась его щеки. Она была ужасно холодной. За день кожа покрылась густой щетиной. Отец уже испустил дух, а щетина еще продолжала расти. Прикосновение окончательно убедило меня в том, что отец умер. Я смотрел на него: именно этого мы все и боялись. Тут я вдруг понял, что наша связь не прервалась, я знал, что мы значим друг для друга, или, точнее, мы по-прежнему продолжали существовать друг для друга. То было не ощущение — нет, то была абсолютная уверенность, основания для которой я не мог объяснить сам себе. Поняв все это, я наконец-то заплакал.

Впоследствии я стал писателем, много чего передумал о жизни и смерти, но я всегда продолжал ощущать ладонью холод щеки только что скончавшегося отца.

А когда я стал взрослым, женился, и у нас родился первый ребенок, я с новой силой почувствовал то же самое, что ощутил тогда… Ту самую невидимую глазу, но такую прочную нить, которая тянется от отца ко мне, от меня — к сыну.

Через какое-то время я услышал рассказ, который объяснил мне мои беспочвенные, казалось бы, чувства.

В тот день отец отправился на совещание в другую фирму. Когда он прямо в кресле потерял сознание, люди подумали, что он заснул от усталости, и не стали его беспокоить. Поэтому-то и врача позвали слишком поздно. И вот когда он пребывал с закрытыми глазами в кресле, старуха из района Кансай, которая в свое время свела отца с его будущей женой, увидела отца в чайном павильоне, который был расположен рядом с домом. Отец сидел на мокрой от дождя веранде, справа под мышкой у него была зажата фетровая шляпа. Она удивилась его появлению в неурочное время, но пошла за подушкой для сидения. Когда она вернулась, его и след простыл. Она стала расспрашивать домашних, но никто не видел, чтобы отец зашел в ворота и направился в чайную комнату. И тогда она подумала, что, наверное, отец умер.

Я не сомневаюсь в правдивости этого рассказа. Самое важное состоит в том, что он подтверждает те чувства, которые я испытал в тот день.

Невидимый мир

Если ты от рождения калека, или же ты стал калекой уже потом, только ты сам можешь понять страдания такого же увечного человека, в особенности если речь идет об органах восприятия.

Однажды в гостинице, расположенной в Окамото, мне делали массаж. Массажистка, которой не исполнилось и тридцати лет, была красивой, но она была слепа на оба глаза. Я спросил ее, что случилось. Она рассказала, что больше десяти лет назад свет мира для нее вдруг погрузился во тьму и она ослепла. Она была настоящей красавицей, что добавляло драматизма в ее повествование. Ослепнув, она решила, что лучше уйти из жизни, и два раза пыталась покончить с собой, но оба раза матери удавалось откачать ее. Во время рассказа слезы наворачивались массажистке на глаза, и я раскаивался в том, что заставил ее рассказывать про свою трагедию.

Что она ощущала, когда слезы стояли в ее невидящих глазах?

Мне было жаль ее, и для проформы я сказал, что время от времени делаю себе специальный массаж для глаз. Она же была готова схватиться за любую соломинку и попросила меня научить ее такому массажу после сеанса.

Но перед ее приходом я уже успел выпить снотворное и чувствовал себя уставшим. В общем, во время сеанса я заснул. Когда проснулся, возле подушки я обнаружил счет, а ее самой в комнате уже не было. Я почувствовал ужасные угрызения совести.

Сейчас медицина уже не та, что раньше. Множество ослепших людей имеют возможность снова прозреть. Однако беспокойство и страх, которые они испытывают перед тем, как снова прозреть, не сравнимы ни с чем. А потому возврат из тьмы представляет собой настоящую драму.

Моему другу Хакама Мицуо несколько лет назад удалили катаракту. Операция прошла успешно, но теперь ему предстояло провести месяц в больнице не снимая повязки. Я отправился навестить его.

Я увидел его еще из коридора: лежа на постели, он слушал радио: пошарив на ночном столике, он уверенно нашел сигареты и зажигалку, закурил. За исключением толстого слоя бинтов на глазах он совсем не производил мрачного впечатления. Мицуо был поглощен передачей, и я некоторое время наблюдал за своим слепым другом. Потом он вдруг повел носом и, не выключая приемника, спросил: «Кто здесь?» Я назвался и подошел к нему поближе.

— Спасибо, что пришел. Ты что, цветы принес? Не нужно, не нужно. Извини, но только унеси ты их лучше обратно.

— Почему?

— Понимаешь, у слепых нюх делается чересчур острый. Поэтому мы и обращаем на запахи столько внимания. Если ты видишь цветы, то запах тебя не беспокоит, а если ты их только нюхаешь, то это действует на нервы и раздражает. Ко мне все с цветами приходят, но для слепого это не годится. Все равно что вонючими духами дышишь.

Теперь мне стало все понятно.

— Понимаешь, когда ты день за днем ничего не видишь и все время валяешься в постели, начинаешь замечать то, чего раньше не замечал. После того как человек слепнет, он начинает жить в своем мире. Только ослепнув, я понял, какая это чуткая вещь — уши. Помнишь, недавно сильное землетрясение было? Какой в больнице шум поднялся! Там плачут, там вопят. И только в глазном отделении тихо было. Сами по себе мы беспомощны, а потому никакого страха и нет. Так, сосредоточились и уши навострили. А я думал: вот сейчас больница обрушится, я погибну, и, выходит, зря операцию делал — не успею еще разок на свет взглянуть. А потому мне хотелось сорвать бинты и напоследок хоть капельку на мир поглядеть. Но я сдержался.

— Ты так рассказываешь — сразу понятно, почему ты в молодости стал для радио писать.

— Да нет, дело вовсе не в этом. В первую неделю я просто сходил с ума. Я себя убеждал, что пока еще не помутился рассудком, но когда оставался один, потолок, которого я не видел, начинал надвигаться на меня и сдавливать грудь. Сначала мне казалось, что меня поместили в просторную темную комнату, а потом мне стало чудиться, что она становится все меньше и меньше. В конце концов мне привиделось, что стены совсем рядом. Будто я нахожусь в склепе.

— А сейчас какой тебе кажется эта комната?

— Метров пятнадцать.

На самом деле палата была площадью около двадцати пяти метров.

После того как Мицуо выписался из больницы, тем же летом мы отправились поиграть в гольф на горное озеро. У нас обоих там были дачки. После игры мы выпили. Я спросил: «Ты стал лучше видеть, чем раньше?»

— Зрение восстановилось.

— Значит, операция и вправду была успешной?

— Вероятно.

— Это главное. Значит, все в прошлом?

— Как сказать. Мне и сейчас сны снятся.

— Сны о том, как ты слепнешь?

— Нет, мне снится, как мне снимают бинты.

Со дня операции прошел месяц, и врач сказал, что завтра снимет бинты. «Доктор, а я правда буду видеть?» — спросил Мицуо.

— Я думаю, все будет в порядке. Если, конечно, вы не пытались отсюда скрыться и не натворили каких-нибудь глупостей, — несколько уклончиво отвечал доктор.

Мицуо занервничал еще больше.

— Клянусь, я ничего такого не делал! Как вы мне и сказали, я все это время лежал здесь и никуда не выходил.

— В таком случае все будет хорошо. Хотя ничего нельзя сказать наверняка до того, как мы снимем бинты. Несмотря на то, что мы, в общем, полностью уверены в себе.

В ту ночь Мицуо не мог заснуть: думал только о той минуте, когда ему снимут бинты. Думать-то он думал, но додумался только до того, что его шансы пятьдесят на пятьдесят. Когда он предположил, что все может кончиться плохо, ему захотелось пить, но напиться он никак не мог. Кончилось тем, что несмотря на привычную обстановку он уронил стоявший в изголовье чайничек и разбил его. Ему показалось, что это дурной знак, и Мицуо пришел в еще большее возбуждение. Ему стало казаться, что все его усилия пропали даром и вот теперь-то он точно сходит с ума. Определив наощупь, сколько сейчас времени, Мицуо решил, что до обхода все равно остается совсем немного, и решил проверить все сам. «Я тогда молился по-настоящему».