Соль жизни

Хотя окно и дверца были открыты совсем недолго, из-за промокшего насквозь нового пассажира в салоне вдруг стало холодно. Я сидел впереди, но даже до меня дошла холодная волна, исходившая от его пропитанного влагой тела.

Он наверняка промочил заднее сиденье, но было бы жестоко заставлять его, промокшего до нитки, снять свой плащ. Не говоря ни слова, Сиёмидзу включил обогреватель на полную мощность, но в салоне не становилось теплее.

Машин на дороге было мало, и мы доехали до Нихонбаси быстро. Раньше мужчина попросил подбросить его «в район Нихонбаси», и теперь он сказал, что сойдет прямо здесь, у начала моста на проспекте. Он скупо поблагодарил нас и вышел из машины. Дождь все еще лил как из ведра. Куда он пойдет? Здесь не было ни людей, ни автомобилей — только огромные здания вокруг.

Сиёмидзу нажал на акселлератор. Я оглянулся, но через запотевшее заднее стекло ничего не было видно.

Наверное, Сиёмидзу думал о том же самом: «Ты думаешь, он знает, куда ему идти?»

Когда машина остановилась у нужного дома, мы разбудили нашего товарища, который проспал всю дорогу. Выходя на улицу, он сказал: «Что это здесь так мокро? Холодно-то как!»

— Да вот, мы тут подобрали по дороге одного прохожего — он промок насквозь.

— Надо же! А я ничего и не заметил!

Наш товарищ сгорбился и не оборачиваясь побежал к навесу над входом.

По той же самой дороге мы отправились обратно в гостиницу, где нас уже ожидали. Когда проезжали мимо моста, где мы высадили того незнакомца, я обшарил окрестности взглядом, но его не было видно.

На обратном пути все так же шел мокрый снег, «дворники» трудились изо всех сил, но результат их деятельности оставлял желать лучшего.

— Чем вот такое, все-таки я предпочел бы снег, — произнес Сиёмидзу. — Так, как тот тип, под снегом все-таки не промокнешь.

По неведомой мне причине никакого эффекта от обогревателя не наблюдалось.

Мы миновали ворота дворца Акасака, на светофоре перед Гакусюин повернули налево, спустились с холма, и тут фары выхватили нечто справа от дороги. Сначала я подумал, что мне мерещится, но это был человек. Он стоял на том же самом месте, что и незнакомец, которого мы подвезли. Никаких сомнений. То же самое место, тот же самый мужчина… Никакой ошибки. На нем был плащ, и он явно вымок до нитки.

Сиёмидзу нажал на тормоз, но потом вдавил в пол педаль газа и промчался мимо незнакомца. Мы старались не смотреть на него и видели его только краем глаза. Но почему-то мы оба были абсолютно уверены, что это был тот самый мужчина, хотя Сиёмидзу и не остановился, чтобы удостовериться.

Въехав на гостиничную стоянку, мы посмотрели друг другу в глаза, обернулись назад. Тут по неизвестной нам причине заработало отопление.

Я спросил: «Ты уверен?»

— Спрашиваешь, уверен ли я? Мне кажется…

После этих слов Сиёмидзу, будто бы расставшись с чем-то, посмотрел вперед и изо всех сил нажал на клаксон.

Если бы кто-то заглянул в наш номер, он бы услышал: «Холодно. Я имею в виду — на улице холодно. Тому парню было бы приятно переночевать здесь. Выпьем еще по одной?»

Так сказал один из нас — тот, кто держал в руках колоду карт, — смерив взглядом бутылку виски.

На теннисном корте

Солнце светило вовсю, но на корте уже веяло прохладным осенним ветерком.

Я играл с С., которого обычно побеждал, но на сей раз я проиграл ему в двух сетах: 4–6, 3–6.

Мы стояли на террасе возле корта и потягивали коктейль «сандэй».

С. сказал: «Сегодня вы позволили мне выиграть».

«Мне сегодня было как-то не по себе», — ответил я.

— У вас что-то случилось? Что-то не слишком приятное?

Речь С. всегда была чрезвычайно вежливой и несколько напоминала женскую.

Мне не хотелось отвечать, я продолжал стоять, отвернувшись от своего собеседника.

— А, все понятно, наверное, дело в несчастной любви?

Поскольку он был прав, я подумал о С. с еще большей неприязнью.

Как я уже сказал, в манере его речи было что-то женское и слегка писклявое. Он принадлежал к богатой и известной семье, которая когда-то оказалась замешана в незаконных банковских операциях. С. не стал хвататься за первую попавшуюся работу — доходов от недвижимости вполне хватало, чтобы прокормить семью; так что ходить на службу ему было не надо, и его каждый день можно было встретить в клубе. Из-за своего по-женски высокого голоса он производил впечатление богатенького сыночка-идиота. Но иногда выражение лица его менялось, и тогда он представал совсем другим человеком.

Субтильность и манера речи делали его малопривлекательным, но я имел возможность наблюдать, как он переодевался в холле: несмотря на кажущуюся хрупкость, все его тело — вот ведь удивительно! — состояло из одних мускулов. Эти мускулы он накачал в каратэ. По его словам, у него был четвертый дан.

И только когда он говорил о каратэ, его речь переставала походить на женскую.

Я по-прежнему смотрел в сторону, а он, окрыленный победой, несколько раз повторил: «Именно так, именно так».

— Вам известно это ощущение? — спросил я, вовлекаясь в беседу. Мне показалось, что разговор позволит мне рассеяться.

— Да, мне пришлось недавно кое с кем расстаться.

— Так значит, вам все должно быть понятно.

— Разумеется. Именно поэтому вам и теннис стал не мил, — произнес он. — Надо бы выкинуть ее из головы. И чем скорее, тем лучше.

— А с вами такое случалось?

— Конечно.

После этого С. сказал еще что-то, но я промолчал. Мы пересели на стулья. Сощурив глаза, я стал наблюдать за солнечным небом.

Мне неожиданно вспомнилось, что в прошлом году С. частенько приводил с собой высокую девушку — не то чтобы совсем юную, но все-таки она была намного младше его. Она только начинала практиковаться в теннисе, но он проявлял чрезвычайное терпение, проводя с ней на корте вторую половину дня. Когда она уставала, то перемещалась в здание клуба и пила там чай. Он же, чувствуя себя наконец-то свободным, искал себе партнера.

— Женщины все быстро забывают, а мужчине требуется по крайней мере полгода, — сказал С., подняв глаза к небу.

— Неужели полгода?

— Не меньше. И эти полгода тянутся очень долго.

— Может, вы и правы.

— Но человек в конце концов все забывает. А уж когда позабыл, то если даже потом разок и вспомнит, то это уже не страшно.

— Неприятно вспоминать после того, как уже позабыл.

— Ничего страшного. Если уж и вправду позабыл. А вот с моим приятелем такое случилось: женщина его отвергла, а он ее никак позабыть не мог. Через три года она со своим дружком рассталась, а он на ней возьми и женись. Наверное, он счастлив. Мы, правда, вволю над ним поиздевались. Мужчины — они чистые. Намного чище женщин.

— Возможно.

— Женщина ведь что? Она с тобой расстанется, а на следующий день забудет. Вот вроде и нравишься ты ей, но только почему-то вы расстались. А как только новый мужчина появится, она в ту же минуту тебя и позабудет.

— Да, наверное.

— Точно говорю. И сомневаться нечего.

Он сменил позу и резко кивнул. В этот момент его интонация изменилась — стала похожа на ту, с которой он рассказывал про каратэ.

— А потому и мужчина должен постараться женщину поскорее забыть.

Странный у нас разговор вышел…

— Итак, мужчине требуется полгода, а женщине — день?

— Именно так. Абсолютно точно. Все женщины таковы.

— Так вы говорите — полгода? — спросил я, чувствуя, что ему удалось убедить меня.

— Да. Сколько месяцев вам осталось?

Я не стал отвечать — только подумал, что осталось четыре с половиной месяца.

И тут я вдруг почувствовал, как хмель от выпитого после игры разливается по телу.

«Итак, осталось четыре с половиной месяца?» — спросил я сам себя еще раз. Рядом молча сидел мой напарник — казалось, он пытается угадать мои мысли и чего-то ждет.

Я подумал, что со мной рядом находится человек, которого я раньше не считал своим другом. «Нежданно-негаданно…» — сказал я сам себе.