Маги нашего города

Если крохотная золотая блошка на лацкане пиджака не смогла его защитить от заклятия на воду, то выполненный из слоновой кости амулет в виде восемнадцати овалов разной величины и пропорций, который якобы носил еще спартанский царь Леонид, а позже, незадолго до гибели, подарил дочери, которой кроме этого по закону ничего завещать не мог, охранял от всего, от всех известных М-воздействий. Другое дело, что постоянно носить его было нельзя – за многие столетия тот так истерся, что в скором времени мог истончиться до состояния бумаги и просто сломаться. Этот процесс по каким-то не очень понятным причинам не прекращался даже в мощном футляре из кованого серебра, изнутри выстланного нежнейшей замшей. Но происходило это только и исключительно в том случае, если оберег находился на теле человека. Ни в сейфе, ни в ящике комода, ни в подвале, ни на алтаре с ним ничего подобного не происходило. Другое дело, что никто чужой никак и никогда не сумел посягнуть на это хранилище или хоть сколько-то повредить его, но этот эффект считался побочным. Впрочем, еще несколько часов назад данный артефакт лежал в банковской ячейке одного из кредитных учреждений города Цюрих.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Похоже на подлог. Правда, очень грамотный, толковый подлог. Не знаешь, кто бы это мог сделать?

Лицо Романа Георгиевича налилось кровью. Никогда с ним такого не было, во всяком случае, Горнин, знавший его не первый десяток лет, видевший в разных ситуациях и обстоятельствах, порой весьма непростых, иногда трагических, подобного не видел.

– Ты на меня намекаешь?!

– А есть другая кандидатура?

Перегуда, выпучивая глаза, одним махом влил в себя коньяк.

Горнин выждал, пока жидкость доберется до желудка, а коллега начнет дышать, сказал:

– Это плохой ответ. Я бы даже сказал, неправильный. Может, предложишь другой? Или поищем его вместе? А?

– Я не знаю ответа. Аппаратура, наверное...

– Не смеши. Ни меня, ни мои ботинки.

Видимо, коньяк подействовал. Потому что лицо маг-директора постепенно приобрело нормальный цвет, а выражение глаз стало осмысленным или, во всяком случае, не таким пугающим. Он не глядя поставил пустой бокал позади себя и сел в кресло, привычно, как любой офисный работник, слегка покрутив задом сиденье. Он просто на глазах приобретал уверенность, приходя в свое привычное состояние.

– Я чего-то недопонимаю. Ты меня в чем-то хочешь обвинить?

– Речь идет о фактах.

– Фактов чего? Что твой человек подкачивал чью-то энергию? То есть, говоря языком Уголовного кодекса, действовал в составе организованной группы? Фантом, между прочим, чуть ли не пятьдесят на пятьдесят.

Горнин метнулся к своему монитору. Как же он про фантом-то, а?!

А Рома не промах!

Анализ спектра состава фантома он вывел на монитор в два касания.

Если отбросить доли процентов и погрешность, то шестьдесят два на тридцать восемь. Паша и... Он знал, чьи это тридцать два. Мих Мих. Но это было СОВЕРШЕННО НЕ ТО, что в основном анализе. Там от Мих Миха и духа не было! Но тем не менее... Что? А это прецедент, вот что! В составе организованной группы и так далее. Разветвленной, мать вашу, организованной, устойчивой... Что там еще? С применением автоматического оружия и межконтинентальных ракет с ядерной боеголовкой и поражающим М-фактором в придачу!

– Ты мне не путай здесь божий дар и петушиную яичницу! – рявкнул он.

– А в чем разница? – уже довольно ехидно осведомился Перегуда. Он успел взять себя в руки. – Петушиный дар и, как ты видишь, твоя яичница продукты совершенно разного сорта. И знаешь, что я тебе скажу? За всем этим, – он пренебрежительно и в то же время обличающе кивнул на монитор за своей спиной, – за всем этим угадывается одна фигура. Нет, не Мамонтов. Не пешка – ферзь! Вот что я тебе, Александр Петрович, скажу. Мельчаешь ты. Перспектив не видишь. Из-за зависти, что ли? Или потенция пропала? Уже ничего не хочется и не можется? А одному уходить скучно и обидно? Со скандалом-то тонуть легче и приятнее, поди? – Перегуда глубоко вздохнул. – Только я-то просто отойду в сторону. А тебе... Тебе инквизиция не спустит.

– Да я сам, твою мать, инквизитор!

– Тем хуже для тебя. Своих-то уничтожают с особенным удовольствием. Тебе ли не знать.

Есть пределы человеческого терпения. В приличном обществе не принято громко разговаривать, ругаться матом, размахивать руками и уж тем более бить в морду, нельзя воровать и возбраняется ходить по улице голышом. Но порой все эти запреты теряют силу, когда человек доведен до крайности. Чемпион чемпионов по боксу в дешевом баре может получить в челюсть так, как не бил его ни один претендент на титул, сражаясь за звание на ринге. Мать может голыми руками поднять пятитонный трамвай, под который попал ее ребенок. Это все исключения, ни в коем случае не правило, но – случаются же!

Александр Петрович Горнин никогда не занимался боксом или каким-нибудь карате. Занятия любым видом спорта оставил тогда, когда один добрый человек разъяснил ему, что все его победы никоим образом не зависят он его личной физической кондиции и спортивной подготовки. Физкультуру воспринимал лишь в качестве зарядки, но и ту делал нерегулярно, отдавая предпочтение ленивому массажу, иногда бассейну и – чаще – бане.

– На!

Такой пощечины Роман Георгиевич не получал, надо полагать, никогда. Открытой ладонью, расслабленной кистью. Не кулаком! И его снесло. С кресла. На пол. И кресло накрыло его сверху, замерев над телом в виде пятирогого памятника, где каждый рог украшен еще не истершимся колесиком. Горнин, глядя на эти колесики, одно из которых еще вращалось, почему-то вдруг подумал, что этим креслом еще практически не пользовались.

Лежащий на полу Перегуда зашевелился, пытаясь спихнуть с себя кресло. Когда он посмотрел на стоящего над ним маг-директора, в глазах его плескался страх. Горнин всухую сплюнул, демонстрируя степень своей досады, круто повернулся и пошел обратно к монитору, на ходу стряхивая с пальцев капли коньяка. Бокал, который он до того держал в руке, упал, но он даже не посмотрел на то место.

Сел в кресло и уставился в монитор, пытаясь сосредоточиться и задавить клокочущую в нем ярость. Сукин сын! Еще обвинять смеет. Мало он ему врезал. Ладно. Фантом. Ну, с фантомом все ясно. Мих Мих помог Паше его сотворить и некоторое время держал его, пока тот делал отсюда ноги. Для «дальнобойщика» Степанова это не проблема. Но лучше бы он Перегуде по башке дал, больше толку было бы. Сбоку раздались какие-то звуки, но Горнин даже не посмотрел в ту сторону. А вот с наведенкой на парнишку непонятно. Около пятнадцати процентов – это немало. А учитывая Пашин потенциал, даже много.

Щелкая клавишами, он начал вводить новую формулировку для анализа. Теперь его интересовали эти проценты. Теперь ясно, что с самого начала нужно было ехать в старую лабораторию, где имеется большая база данных, охватывающая всех, наверное, магов, во всяком случае на территории страны. Здесь же ничего, практически одно голое железо.

– Ну, гад, – раздалось сбоку, – ты мне за это...

– Заткнитесь, господин эксперт. И давайте работать. Если не ошибаюсь, мы имеем дело с преступлением.

– Да пошел ты! И вообще, вали из моей лаборатории. Это частное владение.

– Молчи, дурак. Не мешай работать. У тебя есть файлы для идентификации?

– Какой еще идентификации?

– Персональной!

– Да хрен тебе, – слабо проговорил Перегуда. Как видно, спорить у него больше не было или сил, или желания.

Оторвавшись от монитора, Горнин посмотрел в его сторону. Всегда лощеный, холеный и импозантный маг-директор выглядел сейчас не лучшим образом. Глаза больные, знаменитая седая прядка растрепана, отчего его обычно презентабельный вид приобрел черты некоторой неустроенности, левая щека покраснела и начала опухать. Видеть его таким было как-то... Стыдно, что ли. Но в то же время Горнин почувствовал некоторое удовлетворение. "А неча!"

У Перегуды зазвонил телефон, он коротко переговорил и вышел. Наверное, милиция приехала. Давно пора.