Страница 5 из 19
— Подожди. Давай ещё поболтаем.
— О чём?
— Да ни о чём. Скажи, сколько у тебя мужчин было?
— Тебе что, интересно?
— Да нет, просто захотелось спросить.
— Ты, Саса, — второй. Да вот только если б этим дело кончилось…
— Да что ты! Но тогда ведь получается, что он — первый. Это что, правда?
— Правда. Он — мой первый мужчина.
— Но тогда почему после него так много…
— Я не говорю — много.
— Но я попал в это число без особых сложностей.
— Это всё он виноват. С самого начала такое вытворял… Правда, в то время он ещё со мной добрый был…
Саса почувствовал усталость.
— Сложно всё у тебя. Что-то мне спать захотелось.
— Ты всегда так. Вдруг я тебе в тягость становлюсь. Но это ничего. Давай всё-таки закончим этот разговор.
Она повесила трубку.
5
Сугико лежит навзничь, вытянувшись во весь рост.
Ноги её напряжены, а руки, как приклеенные, крепко прижаты к бокам. Накапав оливкового масла между сжатыми бёдрами, Саса нависает над девушкой.
Ситуация для Сугико, пожалуй, опасная.
Впрочем, Саса не стремится развести её стиснутые ноги. Не ему ведь придётся надевать на девушку белоснежное свадебное платье.
Вскоре Сугико привыкла к этой позе и стала считать её безопасной.
Так они занимались любовью уже полгода, но когда Саса пробовал раздвинуть ей бёдра, возбуждение сразу оставляло его.
Он тоже боялся. Однако можно ли было назвать Сугико девственной? Есть выражение «технически девственна», но его сильно занимал вопрос, как она сама себя ощущает.
Саса всё ещё не мог себе представить, как ведёт себя Сугико в молодой компании. Время от времени он видел у неё на ладони или у запястья следы свежих ожогов.
— Посмотри, какой ужас.
Сугико сама вытягивает руку, показывая глазами на ожог.
— Что это?
— Сигарету затушили. Когда мы все вместе выпивали.
Кто-то гасит сигарету об её руку. В воздухе на мгновение проносится еле уловимый запах палёной кожи. Сугико не отдёргивает руку, скорее, напротив, сама прижимает её к огню, — так представляет себе эту сцену Саса.
Всё указывало на то, что Сугико была склонна к мазохизму, однако Саса, несмотря на её поведение, видел в ней лишь двадцатидвухлетнюю девственницу.
Он накрывает её тело своим и в самое ухо шепчет непристойное слово.
— А ну-ка повтори.
Сугико послушно повторяет это слово тихим голосом, но через две-три секунды отворачивается с громким возгласом, стыдливым и возбуждённым. Перед его глазами голая, густо покрасневшая шея.
Однако стоит ему потерять контроль над собой, и Сугико начинает кричать свежим крепким голосом, будто очнувшись: «Прекрати!» или «Больно!»
Желание оставляет его.
Саса с Сугико обычно ходили в отели сомнительного пошиба, дававшие приют парочкам. Этим вечером они отправились в тот, где ещё не были, и здесь Сугико вдруг на крик начала от всего отказываться.
Вскоре от дверей раздался звук повернувшегося в замочной скважине ключа. За перегородкой спальни была небольшая комнатка, где стояли два стула, стол, холодильник и тому подобное. Дверь комнатки открылась, и, казалось, кто-то вошёл.
Саса легонько хлопнул девушку по щеке, — мол, прислушайся. Сугико замерла как была, с закрытыми глазами, но рот сразу закрыла. Именно тогда Саса впервые заметил на лице её лёгкую улыбку.
Есть женщины, улыбающиеся, впуская в себя мужское тело. Такая улыбка исполнена любви, доброты и страсти. Она как будто напоена мягким светом, источник которого — наслаждение, высвечивающее лицо изнутри. В такие минуты в сердце женщины остаётся одно лишь ощущение близости с мужчиной, и улыбка эта вскоре преображается, отражая ещё более глубокое наслаждение.
У Сугико улыбка была иная.
Она была похожа на усмешку, хотя, наверно, сама Сугико не отдавала себе в этом отчёта.
Глаза её плотно закрыты, всё тело напряжено; это, как видно, и реакция на всё ещё непривычную для неё ласку, и в то же время стремление не позволить мужчине зайти слишком далеко. Из этого противоречия, видимо, и возникало то её состояние, в котором насмешка над собой смешивалась с насмешкой над ним, и чувство, порождённое этим противоречием, словно сквозящая пелена, окутывало её лицо, превращаясь в улыбку.
От этой улыбки Саса почувствовал ещё большую слабость.
Человек в соседней комнате, казалось, стоял неподвижно, прислушиваясь к звукам из спальни. Он не произносил ни слова, но их теснило ощущение его присутствия.
Сугико молчала, в комнате царила тишина.
— Что-нибудь случилось? — решился спросить Саса.
— Нет, нет… Зашла проверить холодильник, — послышался в ответ голос женщины средних лет.
Наверняка горничная.
Хлопнула закрывшаяся дверь, и ощущение постороннего присутствия пропало.
— Ты слишком громко кричишь. Наверняка они подумали, что здесь кого-то насилуют.
— Но ведь…
— Знаешь, эта женщина уже не придёт. Теперь-то я тебя и вправду изнасилую, — проговорил он, забираясь на неё. Сугико издала протяжный крик.
Она втянула голову в плечи, как озорной ребёнок, и на её губах снова затрепетала лёгкая улыбка… Но теперь эта улыбка казалась наигранной, пробуждая в сердце бессильного Саса едва уловимую ненависть.
6
Сугико требовала, чтобы каждый раз при встрече они обстоятельно, не спеша поели. Эти совместные ужины стали чем-то вроде ритуального действа, необходимого перед тем, как пойти в отель.
Однажды вечером, примерно через год после знакомства, Саса и Сугико сидели за столиком в подвальном ресторане. В широком зале на подходящем расстоянии друг от друга были расставлены столы, и почти все стулья были заняты. Саса оторвался от тарелки и взглянул на Сугико, которая ела морской язык в соусе meuniére. Она извлекала из куска кости, ловко и легко орудуя ножом и вилкой. «Не иначе как в богатом доме выросла, — подумал Саса, наблюдая за ней, — и от этого, наоборот, только хуже».
Подруга Сугико, Юко, была старше её на четыре года, жила одна и сама зарабатывала себе на жизнь. Она, пожалуй, выросла совсем в другом мире.
Эта самая Юко однажды сказала в разговоре с Саса:
— Ты что, не знал? У Суги-тян такая коллекция, все о ней только и говорят! Фотографии мужчин и женщин, ну, ты понимаешь, да?
Тогда Сугико было двадцать три, и Саса, услышав это, особенно остро ощутил, что она всё ещё девственна.
После десерта он засунул руку во внутренний карман пиджака, обхватив пальцами пачку цветных фотографий. А затем внезапно вынул и поднёс прямо к её глазам. Иностранцы, мужчины и женщины, в откровенных позах, во всех подробностях.
Её голова дёрнулась, словно от пощёчины.
Саса сразу убрал пачку обратно в карман, но, быть может, люди на соседних столиках успели уловить очертания изображённого.
— Не надо, — проговорила Сугико, покраснев.
— У тебя ведь целая коллекция есть, мне Юко всё рассказала.
— Но не здесь же…
— Это как раз и захватывает. Вон у тебя глаза совсем заволокло.
Когда после ресторана оба вошли в комнату отеля, Сугико сказала:
— Покажи-ка мне ещё раз те фотографии.
Достав, Саса протянул ей фотографии, которые она стала увлечённо рассматривать.
Это были игральные карты, сделанные в Швеции.
На рубашке каждой карты была напечатана цветная фотография. У каждой был свой сюжет, и, например, на пятёрках изображались пять мужчин и женщин, сплетённых телами. В картинках не было тайны, казалось, будто люди увлечённо занимаются неким спортом. Карты словно ограничивались сухим перечнем позитур, в них не было ни страсти, ни чувственности, ни стыда, ни непристойности.
Увлечённо рассматривая фотографии одну за другой, лежащая на животе в постели Сугико начала откладывать одни направо, другие налево, со словами «эта хорошая, та плохая». Саса смотрел на неё, наблюдая, как она их сортирует.
— А, это интересно. — Сугико положила джокера налево от изголовья.