Страница 6 из 22
Но Советская власть не была бы Советской властью, если бы не стремилась охватить своим вниманием всех: как праздно шатающихся по улицам одиночек, так и тех, кто собирался компаниями на квартирах. Поэтому 4 мая 1961 года появился Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни».
А. Утевский вспоминает: «Конечно же, обывателю наша своеобразная коммуна на Большом Каретном представлялась сборищем чуть ли не тунеядцев. Представьте: обычные люди идут утром на работу, вечером домой, а здесь — поздно встают, поют песни, бегают с пустыми бутылками. В общем, непорядок. И раз так, надо доложить, «стукнуть» куда следует. Доброжелателей было достаточно, и Артура Макарова с его заработками «неизвестного происхождения» решили выселить из Москвы. Слава богу, вступился «Новый мир», во главе которого в то время был Александр Твардовский. Помнится, именно тогда Высоцкий в соавторстве с Артуром написали юмористический «Гимн тунеядцев», который исполнялся на весьма известную мелодию.
Сам Артур Макаров впоследствии так комментировал «Гимн тунеядцев»: «Я был и остаюсь убежденным интернационалистом… Это сейчас я пообмялся, а тогда при мне сказать «армяшка» или «жид» — значило немедленно получить по морде. Точно так же реагировали на эти вещи все наши ребята. Так вот, в этой компании подлюг действительно не наблюдалось. Крепкая была компания, с очень суровым отбором».
Но если до компании на Большом Каретном власть так и не добралась, это вовсе не значило, что и другие сумели счастливо избежать карающей десницы советского правосудия. Летом 1958 года на даче летчика Эдуарда Тарханова собралась веселая компания молодых людей, среди которых был и восходящая звезда советского футбола Эдуард Стрельцов. Всю ночь компания веселилась, а на следующие сутки одна из девиц, присутствовавшая там, заявила в милицию, что Стрельцов ее изнасиловал. Все это казалось каким-то бредом для присутствовавших на вечеринке, кошмарным сном или недоразумением, но «самый гуманный суд» приговорил Эдуарда Стрельцова к 12 годам лишения свободы. Говорили, что приговор этот санкционировал сам Никита Хрущев, в сердцах воскликнувший: «Чтоб другим неповадно было!»
Мудрая и справедливая власть, преследуя тех, кто, по ее мнению, вел антиобщественный паразитический образ жизни, сама собиралась совсем в иные компании, молва о которых уже и тогда широко гуляла в народе.
17 июня 1960 года на 120-м километре Каширского шоссе у совхоза «Семеновское» состоялась встреча руководителей партии и правительства с деятелями науки и культуры. Присутствовавший на встрече писатель В. Тендряков описал ее так: «Правительство появилось, и сразу вокруг него возникла кипучая, угодливая карусель. Деятели искусства и литературы, разумеется, не все, а те, кто считал себя достаточно заметными, способными претендовать на близость, оттирая друг друга, со счастливыми улыбками на потных лицах начали толкучку, протискиваясь поближе… К Хрущеву лезли и лезли, заглядывали в глаза, толкались, оттирали, теснились и улыбались, улыбались…»
Как видно, в этих компаниях суровым отбором и не пахло. Недаром завсегдатаи их отличались хилым здоровьем и слабым характером. Например, когда в октябре 1961 года, после завершения работы XXII съезда партии, участники его сформировали Президиум (Политбюро) ЦК и в него не вошла секретарь ЦК Екатерина Фурцева, та в перерыве заседания покинула зал и, уехав на дачу в Барвихе, попыталась покончить с собой, вскрыв себе вены.
В тот раз кремлевские врачи спасли впечатлительную женщину от смерти, которая через три года стала не кем-нибудь, а министром культуры СССР. Хоть и питала Екатерина Алексеевна слабость к «зеленому змию», но учел, видимо, новый руководитель партии Леонид Брежнев впечатлительность ее натуры.
По злой иронии судьбы Фурцева пыталась наложить на себя руки в тот день, когда из Мавзолея вынесли тело Иосифа Сталина. Хотя в то же время желание предать забвению имя «отца всех народов» не мешало властям предержащим пользоваться его же методами в своих практических делах.
Несмотря на победу советской космонавтики в апреле 1961 года, тот год был отмечен заметным ожесточением властей по отношению к собственным гражданам. В феврале у писателя Василия Гроссмана, во время тщательного обыска у него на дому, сотрудниками КГБ был полностью изъят текст романа «Жизнь и судьба». В то же время произошло наделавшее много шума не только у нас в стране, но и далеко за ее пределами дело валютчиков Я. Рокотова и В. Файбышенко, поразившее даже видавших многое на своем веку советских юристов масштабами своего беззакония. В момент пресечения их преступной деятельности арестованным валютчикам грозило наказание от 3 до 8 лет лишения свободы без конфискации имущества. Но 24 февраля Указом Президиума Верховного Совета СССР ответственность «за валюту» была усилена. Срок остался такой же, но имущество уже конфисковывалось. А 25 марта выходит новый Указ, где предельный срок лишения свободы вырос уже до 15 лет. Но и этим дело не завершилось. В июне этого же года состоялся суд, приговоривший валютчиков к 15 годам лишения свободы. Казалось бы, можно поставить точку в этом явно затянувшемся деле. Но 1 июля выходит новый Указ, где оговаривается, что в ряде случаев может быть применена и смертная казнь. И 21 июля генеральный прокурор СССР, несгибаемый Руденко, вносит в Верховный Суд РСФСР кассационный протест на мягкость приговора Мосгорсуда. В результате всего этого беззакония Я. Рокотова и В. Файбышенко расстреливают.
В том же 61-м году во время гастролей во Франции стал невозвращенцем артист Ленинградского театра балета Рудольф Нуриев. Журналист Андрей Караулов позднее изложил подробности этого «побега»: «Нуриев не раз рассказывал, как он остался во Франции. Это была поездка Кировского театра в Париж. Нуриев жил как хотел, весело проводил время в самых злачных местах французской столицы. В итоге на аэродроме к нему подошли двое «в штатском» и сказали, что он едет не в Лондон, а в Москву — распоряжение Хрущева, правительственный концерт. Он все сразу понял, сделал «гранжете» через ограду, вскочил в машину, и больше в тот вечер его никто не видел. А ведь оставаться он не собирался, накануне гастролей долго рассказывал Львову-Анохину, с которым был дружен, как он будет танцевать «Легенду о любви», какой костюм ему нужен, даже сам собирался что-то купить…» В то время, как Рудольф Нуриев искал творческих свобод на далеком Западе, Владимир Высоцкий самовыражался как актер в Москве. Правда, получалось у него это очень плохо.
Первые месяцы этого года не принесли ни Высоцкому, ни его молодой жене ни творческого, ни душевного облегчения. Приехав зимой в Москву, Иза ждала приглашения для работы в Театре имени Пушкина, рядом с мужем, но вопрос этот волокитился до такой степени, что, не выдержав этого, Иза в марте уехала в Ростов-на-Дону работать в местном театре. После ее отъезда и Владимир Высоцкий решил уехать из опостылевшей Москвы вслед за женой в Ростов-на-Дону. Но прежде чем сделать это, Высоцкий отослал туда свои документы и вскоре получил известие, что принят в ростовский театр заочно и даже авансом получил роль в спектакле «Красные дьяволята». Все шло к скорому отъезду Высоцкого в Ростов-на-Дону, но судьба распорядилась иначе. В мае Высоцкий, по старой привычке, снялся в массовке в телеспектакле «Орлиная степь» (в главной роли Евгений Урбанский), а в июле на целый месяц укатил на Черное море, где шли съемки фильма «Увольнение на берег» (в главной роли снялся Лев Прыгунов). Эта поездка оказалась весьма плодотворной для Владимира Высоцкого, причем в большей мере как автора песен, чем киноактера: именно там им была написана самая знаменитая песня того времени «Татуировка». Хотя по версии самого В. Высоцкого эта песня была им написана позднее.