Страница 36 из 39
2 ноября Высоцкий был занят сразу в двух представлениях: «Павшие и живые» и «Антимиры».
4 ноября Высоцкий вновь играл в двух спектаклях: в «Антимирах» и «Жизни Галилея».
6 ноября Высоцкий снова занят в двух спектаклях: «Пугачев» и «Павшие и живые». На следующий день он улетел на пару дней в Киев, где неожиданно встретил девушку, которая два месяца назад, во время его короткого пребывания в Ленинграде (во время съемок в «Хозяине тайги»), нагадала ему любовь с эффектной блондинкой, женитьбу на ней, известность и богатство. Звали девушку Елена Богатырева. Далее послушаем ее собственный рассказ: «Перед 7 ноября в кафе «Эврика» на бульваре Леси Украинки возле Печерского моста в течение нескольких дней проводились вечера отдыха для студентов. Кто-то из моих соседок по комнате в общежитии взял билеты на столик, и мы вчетвером отправились туда.
Сидели мы у самой эстрады (я – лицом к ней), угощались: столики с самого начала были накрыты. Играл оркестр, кто-то пел, были танцы.
Вдруг по залу от дверей покатилась волна аплодисментов. Видно было, что они адресованы вошедшей группе людей. И, обгоняя аплодисменты, зашуршал шепоток: «Высоцкий! Высоцкий!»
Высоцкий, в коричневой кожаной куртке и вельветовых брюках, отделился от компании, поднялся на эстраду и с ходу спел – причем мне запомнилось, что сказал перед этим: «Я вам не спою, я вам покажу песню – «Охоту на волков».
Подружки стали меня подзуживать:
– Ты же знакома с Высоцким – вот и подойди к нему!
А мне, конечно, неудобно было вылазить, тем более без уверенности, что он меня вспомнит.
Тем временем Высоцкий спустился с эстрады, куда-то отошел со своими спутниками. Затем появился с бутылкой шампанского – и неожиданно направился к нашему столу.
Я была потрясена! А он, подойдя, встал между моими соседками и заявил:
– Вот эта девушка мне как погадала – все сбылось! Как в воду смотрела.
(Кстати, про его отношения с Мариной Влади мы тогда и не слышали).
Разлил по нашим бокалам шампанское, посидел минут пять, побалагурил. А после говорит:
– Я ведь еще отблагодарить тебя должен! Какую хочешь благодарность?
Я ответила что-то в том смысле, что лучшей благодарностью с его стороны будет песня.
Вставая из-за столика, он попросил мой адрес. Я на салфетке записала…
– Я для тебя пою, – сказал Высоцкий и вернулся на эстраду.
Спел еще пару песен. Шуточную (я практически ее не запомнила) и «Здесь вам не равнина…». После этого под аплодисменты вставшей с мест публики вышел из кафе…»
9 ноября на Таганке состоялась премьера «Тартюфа». Причем совершенно неожиданно, по вине Высоцкого. Тот должен был играть Галилея, но утром позвонил в театр и сообщил, что у него пропал голос. Затем днем он вновь позвонил и сказал, что играть в состоянии. Но вечером, за час до спектакля, Высоцкий появился в театре и взял предыдущие слова назад – играть он не может. За кулисами поднимается гвалт. Стали перебирать, чем можно заменить «Галилея». Получилось, что заменить нечем, кроме «Тартюфа» (только актеры, занятые в этом спектакле, имелись в наличии). Но «Тартюфа» еще не принимали вышестоящие инстанции, а без их разрешения играть спектакль себе дороже – могут враз режиссера с работы уволить. Тем более что несколько месяцев назад, из-за «Живого», Любимова уже исключали из партии и выгоняли из театра. И только заступничество Брежнева помогло ему восстановиться на прежнем месте работы. Второго раза власти могут не простить. Но и делать что-то надо – публика-то в зале уже расселась.
В итоге Дупак все-таки решается выпустить «Тартюфа». Но перед этим он хочет объясниться с публикой. Он выходит на сцену, но не один – в качестве громоотвода выступает главный виновник происшедшего Высоцкий. «Товарищи, – обращается Дупак к зрителям, – у нас произошли непредвиденные обстоятельства. Артист Высоцкий потерял голос…» Тут в зале послышался смех, стали раздаваться реплики: «Пить надо меньше». Дупак продолжал: «Вместо объявленного „Галилея“ мы покажем вам новый спектакль – „Тартюф“. Но нам необходимо заменить декорации, поэтому администрация театра обращается к вам с просьбой: покиньте на двадцать минут зал». Публика радостно зааплодировала и потянулась к выходу: увидеть премьерный спектакль на Таганке считалось большой удачей. Ведь за билетами на такие спектакли люди ночами у касс стоят, а тут само свалилось.
В те же дни Высоцкий съездил в Дубну, где дал один домашний концерт. Вот как об этом вспоминает И. Кухтина: «Андрей Вознесенский очень любил у нас в городе заниматься написанием стихов – в это время он жил в гостинице „Дубна“. Ему вечером после спектакля позвонил Высоцкий и сказал, что очень соскучился и едет на такси в Дубну. В гостинице Вознесенский принять его не мог – был уже поздний вечер, а в те времена в гостинице строго следили, чтобы „нежелательные элементы“ там не появлялись, особенно по вечерам. Вознесенский позвонил своим дубнинским знакомым и попросил принять их с Высоцким. Друзья его, однако, не могли это сделать, так как давно были „на заметке“ и на них могли донести соседи. Эти люди были нашими друзьями, они позвонили нам домой и попросили принять поэтов. Не думая ни минуты, мы сразу согласились. Нам еще пришлось найти гитару у наших знакомых. Заодно мы позвали и своих близких друзей и стали ждать.
Мы накрыли стол. К счастью, дома были какие-то напитки и закуски. Для меня и моего тогдашнего мужа В. Мельникова было большой честью принимать такого гостя, как Высоцкий.
После полуночи первыми появились жена Вознесенского Богуславская и друг Высоцкого (кажется, Кохановский). Они посмотрели на стол и велели все убрать. Нам пришлось убрать абсолютно все, оставить стол чистым. (Мы тогда не знали о проблемах со спиртным у Высоцкого).
…Затем пришли Высоцкий с Вознесенским и их дубнинские друзья. Высоцкий попросил убрать магнитофон и вообще все, что могло дать какую-то информацию о его визите. Поэтому, кроме наших воспоминаний, ничего не осталось.
Высоцкий усадил Вознесенского напротив себя и стал петь свои песни – новые и старые. Пел он часа два, а мы слушали его как завороженные. Он не сдерживал себя, пел очень громко. Наши соседи, видимо, поняли, что поет сам Высоцкий, что это не магнитофонная запись, иначе они бы устроили нам скандал, как не раз бывало во время вечеринок в нашем доме. А тут, видимо, не решились: Высоцкого в те времена любили все, кто хоть как-то мог воспринимать песни…»
Тем временем на «Мосфильме» начались досъемки в «Хозяине тайги». 13 ноября в 1-м павильоне снимали сцену с Рябым и Нюркой перед бегством. Съемки длились с 8.00 до 20.44. На следующий день снимали «погоню за Рябым».
15 ноября сняли пленение Сережкиным Рябого и Носкова и их водружение на лошадь.
В тот же день по Высоцкому вновь долбанула «Советская Россия». На этот раз устами мэтра советской музыки композитора В. Соловьева-Седого. Цитирую: «После опубликования в „Советской России“ статьи „О чем поет Высоцкий“ читатели прислали в газету много откликов. Получаю письма и я. Они дают возможность установить диаметрально противоположные мнения о творчестве бардов и менестрелей. Особенно тронуло меня письмо матери. Она пишет, что ее сын – молодой парень – забросил учебу, не ходит в театр, не читает книг и газет, а вместе с десятком таких же парней целыми днями „крутит“ пленку с записями Высоцкого. Молодая девушка, которой одно время очень нравились некоторые песни Высоцкого, разочаровалась в нем и жалуется, что молодые подвыпившие оболтусы у дверей местного кинотеатра горланят под гитару его песенки и в исступлении рвут уже не паруса, а гитарные струны. Таких писем много.
Что же касается поклонников Высоцкого, то мне показалось, что, судя по всему, они плохо представляют себе, о чем идет речь. Я симпатизирую Высоцкому как актеру, но ведь, как говорится, симпатии к человеку не в состоянии отменить «приговор истории над его делом».
18–19 ноября Высоцкий снова озвучивал Рябого на «Мосфильме».