Страница 4 из 32
Не со всем этим можно согласиться, учитывая, например, приведенные выше современные оценки лингвистических, этнографических и других результатов африканских путешествий В. В. Юнкера за рамками собственно географических открытий. И потому мне, много лет проведшему в Африке, в том числе в районах, где когда-то проходили маршруты Юнкера, все время на ум приходит известная строка Булата Окуджавы: «А все-таки жаль…»
А все-таки жаль, что мы пока не можем прочитать по-рус-ски полный текст замечательных дневников русского путешественника, написанных по-немецки только потому, что так сложились обстоятельства. Думаю, что это все же произойдет, а пока хорошо и то, что тысячи наших любителей истории географических открытий и знаменитых путешествий встретятся (чего греха таить) с ныне полузабытым именем выдающегося русского ученого, землепроходца в далекой Африке, путешествия которого были по любым меркам прошлого и настоящего большим подвигом.
В. В. Юнкер путешествовал по Африке как частное лицо. Пользуясь финансовой поддержкой отца и моральным пониманием и поддержкой всей семьи, Юнкер не был стеснен в экспедиционных расходах, а поэтому, безусловно, был в более выгодном положении, чем большинство русских исследователей Африки во все времена. Этим, в частности, объясняется столь значительный размах африканских путешествий Юнкера и в территориальном отношении, и по продолжительности.
Оставаясь в своих путешествиях частным лицом, В. В. Юнкер в то же время путешествовал как один из подданных России, поэтому в Африке он чаще оказывался в выгодном положении при контактах с разными представителями местной власти. Когда дело касалось властей, дружественных России, как, например, в тот период в Египте, ему было обычно легче преодолевать административные и бюрократические трудности. В других случаях он, как подданный государства, не участвовавшего в колониальном проникновении в Африку, чувствовал преимущество этого своего рода нейтралитета.
В. В. Юнкер всегда оставался путешествующим русским человеком. Второе центральноафриканское путешествие, проходившее в условиях тяжелой военно-политической обстановки во всей Северо-Восточной Африке, В. В. Юнкер прямо провел под российским флагом, подаренным ему для этой цели знаменитым русским исследователем археологии Египта В. С. Голенищевым.
На африканской земле В. В. Юнкер находился более 11 лет. Если же прибавить к этому время на организацию экспедиций, обработку собранных больших и разнообразных коллекций в Африке, подготовку к печати полевых дневников и других материалов научных наблюдений, то легко подсчитать, что Африке В. В. Юнкер отдал больше половины своей взрослой жизни.
Трудности африканских странствий подорвали физические силы этого могучего в молодые годы человека, ушедшего из жизни в расцвете творческих сил. Но то, что успел и сумел сделать Василий Васильевич Юнкер, справедливо поставило его имя в один ряд с крупнейшими фигурами в мировой истории африканских исследований, а для нас он навсегда останется самым значительным из русских путешественников по Африке.
лауреат Государственной премии СССР, почетный член Русского географического общества
Путешествие 1877–1878 гг
Перевод с немецкого М. А. Райт-Кангун
Глава I. Поездка по реке Собат
Вместе с рядом знаменитых русских путешественников я приехал в Париж для участия в работе Географического Конгресса, который состоялся с 1 по 11 августа 1875 года {1}. Здесь я познакомился лично с блестящими исследователями Африки — Нахтигалем {2}, Рольфсом {3} и Швейнфуртом {4}. Лелеемые мною планы путешествия приобрели теперь более определенные очертания. Обмен мыслями с заслуженными исследователями направил мое внимание на страну Дарфур {5} в Восточном Судане, которая тогда стояла в центре географических интересов. Я избрал эту покрытую дымкой опасной таинственности область целью своей будущей исследовательской деятельности.
В начале октября 1875 года я сел в Триесте на пароход, отправлявшийся в Александрию, и через пять дней высадился на египетском берегу. Привет тебе, созданная Нилом страна чудес, родина древнейшей культуры и науки!
«Дней через пять мы к водам светлоструйным потока Египта
Прибыли…»
Эти стихи четырнадцатой песни «Одиссеи» Гомера невольно встали в моей памяти теперь, перед началом моей собственной одиссеи.
Находясь в Хартуме в августе 1876 года, я получил приглашение принять участие в поездке по реке Собат, притоку Белого Нила, на пароходе «Ссафия», который должен был отвезти на станцию Нассер запасы провианта и получить сведения о новых местах вывоза слоновой кости. Чем меньше я был подготовлен к этому предложению, тем с большим удовольствием я его принял. Самый живой интерес возбудила во мне перспектива подняться на сотни километров по Белому Нилу и по Собату, с которым европейцы впервые познакомились лишь около двадцати лет назад {6}
Двадцать пятого августа, на шестой день пути, я увидел на правом берегу первую деревню негров, которая отличалась особым видом построек. В противоположность до сих пор виденным тукулям, форма крыш на хижинах здесь была не коническая, и крыша не поднималась непосредственно от земли; она имела скорее вид высокого купола. Это была, как я узнал, деревня шиллуков. Я мог даже рассмотреть группу негров, собравшихся под большим деревом, которые, прислонив свои копья к стволу дерева, внимательно наблюдали за нашим пароходом.
Теперь мы покинули область арабоязычных народностей и вступили в страну негров {7} На западном берегу живут шиллуки, на противоположном берегу реки обитают динка. На западе видны были еще лесные заросли, из-за которых то здесь, то там выгладывали тукули шиллукских деревень. На востоке взор не находил ничего, кроме бесконечной равнины, поросшей травой степи; только изредка можно было увидеть отдельные кусты у самого берега. Из этой поросшей свежей травой равнины то здесь, то там поднимались длинные шеи с повернутыми в нашу сторону маленькими головками: то было стадо, примерно в двадцать пять голов, жирафов, впервые увиденных мною здесь на воле. Животные отнеслись совершенно спокойно к проплывавшему мимо них пароходу, и я мог разглядеть их в бинокль во всех деталях. В особенности обратил на себя мое внимание выделявшийся своими размерами жираф с более темной, чем у других, окраской шкуры, — вероятно, старый самец. Не успел я вдоволь налюбоваться грациозными животными, как появилось стадо страусов; однако они держались слишком далеко от берега, чтобы я мог их разглядеть подробно.
Жирафы и стаусы а берегу Белого Нила
В полдень мы увидели на горизонте Фашоду. На флагштоке развевалось знамя с полумесяцем. Мы вскоре приблизились к этому пункту, получившему большое значение в управлении страной после присоединения ее к Египту. Из старой резиденции царей шиллуков, названной поднимавшимися по Бахр-эль-Абиаду нубийцами-донколанцами {8} «Денаб» (хвост), после 1867 года вырос египетский город, местопребывание правительственного представителя, и форт, охраняющий южную границу. Шиллукская деревня Фашода лежала на расстоянии около двух километров к северу от берега; ее многочисленные тукули были раскинуты на значительном пространстве. Пока шла погрузка дров, я наблюдал за шиллуками, занятыми рыболовством. Они быстро плыли, как рыбы, по реке на маленьких плотах, напоминавших гондолы своими поднятыми кверху заостренными носами. Эти плоты сооружаются из круглых стволов амгабового дерева — Aedemone mirabilis Kotschy, узкие концы которых загнуты и соединены вместе в поднимающуюся кверху связку, образующую нос. Они так легки, что один человек без труда может нести на голове плот, поднимающий трех человек. Однако пористая древесина быстро всасывает воду, поэтому плоты часто нуждаются в просушке. Для этого негры вытаскивают их на берег и водружают на камыш. На плотах, за которыми я наблюдал, находилось по одному шиллуку. Рыболов стоял на коленях, опираясь сиденьем на пятки, и направлял плот коротким веслом. Около него находилось копье для рыбы, состоявшее из железного острия со многими зубцами, насаженного на длинное деревянное древко; последнее было удлинено пятиметровым тростниковым стволом, который плыл за плотом. Спускаясь по течению, шиллук мечет копье в стаи рыб, огромными массами водящихся как в Собате, так и в Бахр-эль-Абиаде; тысячи водяных птиц находят себе здесь пропитание.