Страница 3 из 4
— Веди себя, как подобает в твои годы, — сказал он Лэсситеру. — Господи! Не обзывайся.
— Не груби Рыжему, Лэсситер! — подал голос толстяк из-за своего стола. Лэсситер даже не обратил на него внимания — он был очень крутой.
— У меня есть несколько отличных ракушек, парень, — сказал он Кеннету.
— Конечно, м-р Лэсситер.
Лэсситер прямо-таки споткнулся на единственной ступеньке, ведущей к проходу.
Когда мы собрались уходить, я сказал Лэсситеру, что ракушки были классные, но он, казалось, сомневался, пока Кеннет не похлопал его по спине.
Мы сели в машину, и Кеннет опустил дверцу бокового отделения и удобно расположился, засунув туда одну ногу. Я проехал пять миль до Ричмэн Пойнт, потому что чувствовал, что мы оба хотим туда.
Добравшись, я оставил автомобиль на старом месте, и мы вышли и зашагали с камня на камень вниз — к тому, что Холден раньше называл по одному ему известным причинам Больно Умным Камнем. Это была большая плоская плита на расстоянии пробежки и одного прыжка от океана. Кеннет шел впереди… раскинув руки, словно канатоходец, чтобы удержать равновесие. Мои ноги были длиннее, и я мог переступать с камня на камень, держа одну руку в кармане брюк. Кроме того, у меня было преимущество перед ним в несколько лет.
Мы сели на Больно Умный Камень. Океан был спокоен, и у него был приятный оттенок, но было что-то, что мне в нем не нравилось. Почти в тот же самый момент, когда я понял, что мне что-то в нем не нравится, солнце зашло за облако. Кеннет что-то сказал.
— Что? — спросил я его.
— Я забыл сказать те. Я сегодня получил письмо от Холдена. Я прочитаю его тебе.
Он вынул конверт из заднего кармана своих шорт. Я наблюдал за океаном и слушал.
— Послушай, что он пишет наверху. Заголовок, — сказал Кеннет и начал читать письмо, которое приняло такой вид.
Дорогой Кеннет,
Здесь воняет. Я никогда не видел столько крыс. Ты должен делать всякий хлам из кожы и ходить в походы. У них тут соревнование между «красными» и «белыми». Я типа белый. Я не паршивый белый. Я скоро вернусь домой и буду веселиться с тобой и Винсентом, съем несколько ракушек с вами. Они едят яйца, которые здесь все время жидкие, и они даже не ставят молоко в холодильник, чтобы пить.
Все должны петь в столовой. Этот м-р Гровер думает, что он отличный певец, вчера вечером он пытался заставить меня петь с ним. Я бы спел, только он мне не нравится. Он улыбается тебе, но жмется при каждом удобном случае. У меня 18$, которые мне дала мама, и может уже скоро я окажусь дома можт в субботу или в воскресенье если этот мужик поедет в город, как он сказал, так что я смогу сесть на поезд. Они меня теперь подвергают астаркизму за то, что я не пел в столовой с м-ром Гровером. Ни одна из этих крыс не может поговорить со мной. Есть один хороший парень из Тенеси примерно того же возраста что и Винсент. Как там Винсент? Передай ему, что я скучаю по нему. Спроси у него, читал ли он когда-нибудь коренфян. Послание к коренфянам это из библии, оно очень хорошее и милое, и Уэб тайлер прочел мне немного из него. Плавать здесь отстойно, потому что нету волн, даже небольших волн. Что хорошо, что без волн ты никогда не испугаешься и не перевернешься вверх тормашками. Ты просто плывешь к этому их плоту с напарником. Мой напарник — Чарльз Мастерс. Он крыса и все время поет в столовой.
Он состоит в команде белых, он их капитан. Он и м-р Гровер — 2 самые большие крысы, которых я когда-либо встречал, ну еще и миссис Гровер. Она прикидывается как будто она твоя мать и все время лыбится, но она такая же жадная, как м-р Гровер. Они запирают хлебницу на ночь, чтобы никто не мог сделать сэнвичи, и они уволили Джима и за все, что тут можно получить, нужно платить 5¢ или 10¢, и родители Робби Вилкокса не дают ему денег. Я скоро буду дома можт в воскресенье. Я очень скучаю по тебе, Кеннет, а также по Винсенту и Фиби. Какой цвет волос у Фиби. Наверно, рыжий, бьюсь об заклад.
Кеннет положил письмо и конверт в задний карман. Он поднял гладкую красноватую гальку и принялся рассматривать ее, вертя в руках, будто хотел убедиться, что в ее симметрии не было недостатков; потом он сказал скорее гальке, чем мне:
— Он не может идти на компромиссы, — Кеннет горько посмотрел на меня. — Он просто маленький старый ребенок, и он не может пойти на компромисс. Если ему не нравится м-р Гровер, он не может петь в столовой, даже когда понимает, что если споет, то все оставят его в покое. Что будет с ним, Винсент?
— Я думаю, что ему придется научиться идти на компромисс, — ответил я, но я сам в это не верил, и Кеннет знал это.
Кеннет положил гладкую гальку в карман для часов своих шорт и посмотрел на океан с открытым ртом.
— Знаешь что? — сказал он. — Если бы я должен умереть или типа того, знаешь, что бы я сделал?
Он не стал дожидаться, когда я что-нибудь скажу на это.
— Я слонялся бы поблизости, — сказал он. — Неко- торое время я слонялся бы поблизости.
Его лицо приняло торжествующее выражение — именно так, как обычно лицо Кеннета принимало торжествующее выражение; без намека на то, что он победил или опередил кто-то. Теперь Океан был просто ужасен. Он был полон шаров для боулинга. Кеннет встал с Больно Умного Камня, казалось, он был чему-то очень рад. По тому, как он встал, я понял, что он хочет поплавать. Я не хотел, чтобы он барахтался во всех этих шарах для боулинга.
Он уже сдергивал с себя обувь и носки.
— Ну давай, спускайся сюда, — сказал он.
— Ты хочешь замочить свои шорты? — спросил я. — Ты замерзнешь на обратном пути. Солнце уже село.
— У меня есть еще пара под сиденьем. Да ладно, давай сюда.
— У тебя будет заворот кишок от моллюсков.
— Я съел всего три.
— Нет, не надо, — пытался я его остановить. Он стягивал рубашку и не слышал меня.
— Что? — спросил он, когда открылось его лицо. — Ничего. Не задерживайся долго в воде.
— А ты что, не зайдешь в воду?
— Нет. У меня нет шапочки.
Ему показалось это довольно забавным, и он плеснул водой в мою строну.
— Эй, давай сюда, Винсент.
— Давай ты сам. Сегодня этот океан невыносим. В нем полно шаров для боулинга.
Он не слышал меня. Он бегал по полоске пляжа. Мне хотелось схватить его, оттащить и скорее умчаться отсюда.
Закончив дурачиться в воде, он вышел сам, и я не мог ничего разглядеть. Он уже прошел достающую до лодыжек мутную жижу, вышел из нее; он даже бросился вперед и преодолел сухую часть прибрежной полосы с едва видимыми на ней следами ног, но я так и не смог различить ничего кроме того, что он опустил голову. И едва он ступил на мягкую почву пляжа, океан бросил в него свой последний шар для боулинга. Я во всю глотку проорал его имя и со всех ног бросился к нему. Даже не взглянув на него, я просто схватил его; я нес его, идя на ватных ногах к автомобилю. Я усадил его на сиденье и первую милю еще жал на тормоз; потом я отпустил его полностью.
Я увидел Холдена на веранде прежде, чем он заметил меня или еще что-то. Его чемодан стоял рядом со стулом, и он сидел, ковыряясь в носу, пока не увидел. Когда увидел, то прокричал имя Кеннета.
— Скажи Мэри — пусть вызовет врача, — сказал я, запыхавшись. — Номер записан на этой штуке у телефона. Красным карандашом.
Холден опять выкрикнул имя Кеннета. Он протянул свою грязную руку и смел, почти сбил немного песка с носа Кеннета.
— Быстрее, Холден, черт побери! — сказал я, пронося Кеннета мимо него. Я почувствовал, как Холден помчался через дом на кухню за Мэри.
Через несколько минут — еще до того, как приехал доктор, — моя мать и отец подъехали к дому. Гвир, исполнявший роль молодого героя на представлении, был с ними. Я помахал матери из окна комнаты Кеннета, и она вбежала в дом, как девочка. Я минуту поговорил с ней в комнате; потом я пошел вниз, встретив отца на лестнице.