Полигон призрак

— Скоро у нас на пути должен быть кустарник, там еще пару валунов лежало, и дорога расширялась, — глядя вперед, сказал Андронов.

— Помню. Валуны находятся как бы в стороне от тропинки, — кивнул Егоров.

— По-моему, неплохое место для засады. Как думаешь, капитан? — спросил Самойлов.

Андронов огляделся.

— Думаю, что здесь самое лучшее место для засады. Валуны надежно защитят от вражеских пуль, а кустарник издали прикрывает камни. Фактор внезапности будет на нашей стороне, — заключил капитан.

Вскоре они добрались до валунов и залегли, прислушиваясь к каждому шороху.

— Фрицев мы как минимум на час опередили, — лежа рядом с Андроновым, прошептал Самойлов.

— Остается только ждать, — сказал лежавший за камнем Егоров.

— Как чувствуешь себя, Иван? Рана не болит? — поинтересовался Самойлов.

— Побаливает на смену погоды. Ничего, жить можно, — ответил Егоров.

— Постепенно и это пройдет. Ты молодой. Все у тебя будет нормально.

Первым фашистов заметил Андронов.

— Появились гады, — тихо сказал он.

Начинало темнеть, когда Раубех, шедший впереди, оглянулся и скомандовал по-немецки: «Быстрее!» Как опытный диверсант, Раубех понимал, что лучшее место для засады — эти вот лежащие чуть в стороне от тропинки два валуна. Когда он согласился работать на русских, советский майор и еще двое его людей провели Вальтера по этой тропинке, чтобы он потом по ней мог провести к засаде группу немецких диверсантов. Еще тогда Раубех обратил внимание на эти валуны.

— Всем приготовиться, — прошептал капитан, — пропускаем Раубеха и открываем огонь.

Егоров и Самойлов кивнули. Немцы шли один за другим, держа оружие наготове и посматривая по сторонам. Они ничего не подозревали, а в них уже целились три пулемета смершевцев. «Ну, давайте, ублюдки, быстрее! Не терпится вас поскорее отправить на тот свет», — чувствуя удары своего сердца, думал Андронов, который после Сталинграда не брал в плен ни одного фашиста.

Раубех ускорил шаг, поравнявшись с камнями, и в этот момент три пулемета ударили почти в упор по фашистским диверсантам. Раубех прыгнул вперед и, падая, почувствовал, как пуля вонзилась ему в живот. Это был случайный рикошет. Вальтер застонал от боли, инстинктивно схватившись руками за рану, из которой толчками выливалась кровь. Первые диверсанты были сразу же уничтожены. Но двое, шедших последними, упали на землю и открыли огонь в ответ. Завязалась перестрелка. Немцы искусно стреляли, не давая возможности смершевцам вести прицельный огонь. Одна пуля угодила в валун рядом с головой Андронова. Острые каменные осколки до крови посекли капитану лицо.

Раубех задыхался от боли, кровотечение из живота было очень сильным. Егоров взглянул на стонавшего неподалеку на земле Раубеха и понял, что тот серьезно ранен. «Странно, — подумал младший лейтенант, — мы же в него не стреляли». Вальтер понял, что жить ему осталось немного. Он не хотел мучиться от боли. И немецкий майор, Егоров это видел, достал из кобуры пистолет, приставил дуло к виску и нажал на спусковой крючок. «Вот так дела. Коготь будет недоволен», — подумал Егоров и выпустил очередь в стрелявших фашистов.

Стоило Егорову высунуться, как пули прошли совсем рядом, заставив младшего лейтенанта укрыться за камнем.

— Уперлись черти! — зло сплюнув, сказал Андронов. — Можем здесь застрять до утра.

Немцы, прикрывая друг друга, пытались отходить, но на неширокой тропе это было плохой затеей. Как только один из фашистов привстал, Егоров выпустил в него очередь. Фриц дернулся и повалился на бок. Но оставшийся в живых фашист продолжал отстреливаться из пулемета. Смершевцы отвечали огнем.

— Никуда, сволочь, ты от нас не денешься, прибьем, как блоху, — выпустив очередь, сказал Андронов.

Немец, огрызнувшись короткой очередью, прыгнул вперед и бросил гранату. Она упала между Егоровым и Самойловым. Лейтенант среагировал мгновенно и, привстав, упал грудью на гранату. Взрыв подбросил Самойлова вверх, в его тело впились сотни смертоносных осколков. Ценой своей жизни он спас товарищей, которые обрушили на фашиста всю свою ярость и ненависть. Очереди Егорова и Андронова пересеклись, насквозь дырявя фрица, который лежал возле своего пулемета, разбросав руки и ноги в стороны.

Егоров осторожно перевернул окровавленное, изрешеченное осколками тело лейтенанта. Андронов обхватил голову руками и тихо сказал:

— Если бы не Самойлов, тебя, Егоров, точно не было бы в живых, да и меня, скорее всего, тоже.

— Подготовлены они, сволочи, что надо, вон как умело отстреливались, а этот, второй, как ловко метнул гранату. Суки! — Егоров схватил пулемет и, подлетев к убитому фашисту, уткнул в голову немца дуло пулемета и нажал на гашетку.

— Егоров, прекрати! — крикнул Андронов. — Побереги патроны.

Тело убитого Самойлова положили на плащ-палатку и понесли вдоль озера в сторону полигона.

Тем временем Анютин залез на сосну, росшую неподалеку от озера, и достал бинокль. Место для наблюдения было выбрано отличное, озеро открывалось как на ладони. Вскоре он заметил большую резиновую лодку и шестеро фрицев, по три с каждой стороны, усердно работавших короткими деревянными веслами. «Вот они — плывут, сволочи», — отметил про себя лейтенант.

Внезапно с правой стороны, там, где по болоту шла тропинка, послышалась ожесточенная стрельба. «Началось. Это наши «утюжат» фрицев», — осторожно спускаясь с дерева, подумал Анютин. Немцы на лодке тоже услышали стрельбу и еще усерднее заработали веслами.

Анютин спрятался за выступ на берегу, наблюдая за приближавшейся немецкой лодкой. Когда выстрелы затихли, он связался по рации с Егоровым и узнал о гибели Самойлова. И согласовал с ним сложившийся в уме план.

Анютин внимательно следил за приближающейся лодкой, набитой немецкими диверсантами. До берега оставалось не более сотни метров, когда Анютин, пододвинув пулемет, направил его дуло в сторону фашистов. «Сейчас вы, гады, ответите за гибель Самойлова. Будет вам и полигон, и кукиш с маслом», — положив указательный палец на спусковой курок и прицеливаясь, подумал лейтенант.

Едва лодка причалила к берегу и несколько фрицев выпрыгнуло из нее, как Анютин открыл огонь. Трое фашистов были убиты сразу. Лодка оказалась пробитой в нескольких местах, так что уцелевшие в первые секунды обстрела немцы не могли отплыть обратно. Они выползли на берег, рассредоточились и пустили автоматы в ход. Но огневая точка лейтенанта находилась выше. Его скрывали выступ и деревья, в то время как немцы находились на открытом пространстве, и до леса было не менее ста пятидесяти метров. Проскочить их под огнем опытного пулеметчика было попросту невозможно. Фашисты лишь отстреливались, соображая по ходу боя, что можно предпринять. Они пытались, прикрывая друг друга, продвигаться вперед, но град пуль заставлял их тут же падать и прижиматься к земле. Перестрелка то затихала, то возобновлялась снова. Так длилось до рассвета. Немцам за ночь удалось продвинуться лишь на несколько десятков метров, настолько умело вел бой Анютин. Однако патронный его запас подходил к концу. И вдруг с левого фланга по диверсантам ударили два пулемета, уничтожив одного из фашистов.

«Вовремя подоспели, ребята», — стреляя по немцам, едва не крикнул Анютин. Вскоре перекрестным огнем смершевцы накрыли еще одного фрица. У Анютина закончились патроны к пулемету. Он достал пистолет. Третий фашист, выкрикивая по-немецки «Не стреляйте!», отбросил пулемет и стал подниматься, вскинув руки вверх, но Егоров скосил его очередью. Немец на секунду замер, словно не понимая, что произошло, а затем повалился наземь.

Вторая группа фашистов была уничтожена. Анютин поднялся и вышел из-за укрытия, махая рукой соратникам. Он спустился по склону и, подойдя к Андронову и Егорову, спросил:

— Где Андрей?

— За тем кустарником на плащ-палатке, — дрогнувшим голосом сказал Егоров.

Анютин прошел дальше, Андронов и Егоров последовали за ним. Увидев окровавленное тело товарища, Анютин, едва сдерживаясь, смахнул ладонью слезы. Он опустился перед убитым на правое колено и склонил голову.