Страница 6 из 14
Генерал Геслинг, все еще продолжавший ходить по кабинету, остановился вдруг перед Краухом и спросил:
— А вы не знаете, случайно, полковник, некоего Гизевиуса?
— Никак нет, господин генерал, — не задумываясь, ответил полковник, хотя он хорошо знал этого Гизевиуса — офицера немецкой контрразведки и личного друга адмирала Канариса. Знал также Краух, что Гизевиус был агентом для связи руководителя Управления стратегических служб Аллена Даллеса с руководителями заговора против Гитлера.
«Похоже, что старику известно кое-что...» — невольно подумал Краух.
Геслинг же знал об этом заговоре не «кое-что», а довольно много. Ему было известно, например, что еще в 1942 году трое старых немецких социал-демократов Мирендорф, Хаубах и Хэнк, встретившись в одном баварском городке, обсудили возможность покушения на Гитлера. Однако они тут же задали себе вопрос: «Что же будет после Гитлера?». Американские и английские войска тогда не могли еще вторгнуться на континент, а Советский Союз имел на нем крупные вооруженные силы. Опасность захвата Германии советскими войсками устрашила заговорщиков.
Но дело не замерло на этом. Вскоре генералу Геслингу стало известно, что в заговоре приняли участие даже многие крупные нацисты, как, например, бывший гитлеровский министр иностранных дел фон Нейрат, министр Дорпмюллер и гаулейтер Гамбурга Куфман. Однако нацистская администрация мало привлекала Геслинга. Он больше был связан с военными кругами и хотя, будучи человеком осторожным, активно не примыкал к заговорщикам, но рассчитывал поддержать их в случае, если заговор удастся. От родственника же своего, генерала Ганса Шнейделя, начальника штаба фельдмаршала Роммеля, тоже принимавшего участие в заговоре, Геслинг знал, что генералы: фон Штюльпнагель, фон Швеппенбург, фон Шверин и вице-адмирал Руге тоже были за удаление Гитлера. Дело в общем, по мнению Геслинга, было организовано достаточно солидно.
В глубоком раздумье долго еще ходил генерал Геслинг по кабинету, то и дело нервно проводя рукой по жесткому бобрику седых волос.
Усевшись, наконец, за стол, он спросил полковника Крауха:
— Так вы, значит, полагаете, что американцы не подведут нас и сообщат о месте переправы русских?
— Ни минуты не сомневаюсь в этом, господин генерал, — уверенно ответил Краух.
— Вчера наша авиаразведка донесла мне, что обнаружила тяжелый понтонный парк русских на марше, — продолжал генерал, склонившись над картой и поблескивая стеклами пенсне. — Но мне кажется это уж очень подозрительным. Русские ведь мастера маскировки, а судя по аэрофотоснимкам, автоколонна с понтонным парком почти не была замаскирована. Что вы об этом скажете, полковник?
— Трудно пока сказать что-нибудь, — ответил Краух.
Генерал нахмурился и вспылил:
— Почему, черт возьми! Разве не ясно, что понтонный парк мог демонстрироваться специально для нас? А это значит, что русские и не думают им пользоваться. Вот и выходит, что пункты возможных переправ русских, намеченные нами из расчета использования ими понтонного парка, нужно зачеркнуть. Почему же вы сами, чёрт побери, не смогли сообразить этого? Или совсем уже разучились думать, всецело положившись на американцев?
«Старик уж очень не в духе сегодня», — подумал Пауль Краух и вслух произнес:
— Я не настолько опытен в военно-инженерном деле, как вы, господин генерал. Мне не под силу такая догадка.
Генералу, считавшему себя знатоком военно-инженерного искусства, пришлись по душе льстивые слова полковника, и он смягчил свой гнев.
— Да, чёрт возьми, — проговорил он уже без раздражения, — я кое-что смыслю в этом деле. А вы, полковник, не очень-то полагайтесь на янки, усильте-ка лучше наблюдение за рекой.
5. ДЖОРДЖ ГЭМП ИНТЕРЕСУЕТСЯ ЧЕРНОВИКАМИ
Сержант Гэмп долго выкрикивал позывные, прежде чем связался с радиостанцией своего аэродрома. А когда стал передавать шифрограмму, майор Ратников тщательно сверял произносимые им цифры с цифровым текстом копии шифровки. Донесение Гэмпа принял командир эскадрильи майор Кэттл, который в ответной шифрограмме приказал продолжать ремонт и быть на приеме. Через два часа он обещал сообщить, кто и когда выедет на место аварии с летучкой скорой технической помощи.
Во время этого разговора по радио старший сержант Батюшкин сидел за одним из столиков, перелистывая какую-то папку с документами хозяйственной части, сержант Мгеладзе за соседним столиком «поднимал» цветными карандашами дороги на топографической карте. Человек, знавший, что они обычно работают в другом помещении, очень удивился бы, увидев их за такими занятиями в землянке Чуенко. Со стороны создавалось впечатление, что землянка эта представляет одно из штабных помещений, хотя на самом деле ни штабные офицеры, ни писаря никогда здесь не работали.
— О кэй, мистер Чуенко! — весело воскликнул Гэмп, выключая приемник. — Вери уэл! Превосходная рация. Парфекшн! Слышимость такая, как будто я в этой дагаут... как это будет по-русски? — спросил американец, обводя глазами землянку.
— По нашему цэ будэ зэмлянка, — усмехнулся Чуенко.
— О да, правильно! Землянка! — подхватил Гэмп. — Как будто я со своим командиром в этой землянке разговаривал. Такая хорошая слышимость.
Повернувшись к майору Ратникову, американец добавил:
— Благодарю вас, сэр. Приказ моего командира теперь выполнен. Разрешите через два часа прийти за дальнейшим распоряжением майора Кэттл?
— Не возражаю, приходите, — ответил Ратников.
— Благодарю вас, сэр!
— Товарищ Дымов, проводите господина сержанта, — приказал Ратников.
— О, ноу, сэр! — замахал руками американец. — Не надо! Я сам знаю дорогу. Гуд бай, сэр!
Майор Ратников вышел почти вслед за Гэмпом, сделав знак старшему сержанту Батюшкину. Батюшкин еле заметно кивнул ему в ответ и, поднявшись из-за стола, стал прислушиваться к разговору Мгеладзе и Чуенко.
— Скажи, пожалуйста, Петро, твоя рация очень масляная? — спрашивал чертежник у радиста.
— Та що цэ, трактор, чи шо? — удивился Чуенко.
— А ты не злись, пожалуйста, Петро, я не зря тебя спрашиваю. Американец, как только кончил передачу, сразу бумажку с полу поднял и руки вытер, будто выпачкал их о твою рацию.
— Мабуть, гыдует? — с обидой произнес радист.
— Не понимаю, что значит «гыдует»? — заметил Мгеладзе.
— «Гыдуваты» значит — брезгать, — объяснил Чуенко. — Придется на русский переходить, раз ты украинского не понимаешь.
— Ну, что ты такой обидчивый стал, Петро, — удивленно пожал плечами Мгеладзе. — Говори себе на здоровье по-украински, мне украинский язык очень нравится, а слова этого я действительно не знал.
— Ты говоришь, Мгеладзе, что видел, как американец бумажку с пола поднимал, чтобы руки вытереть? — вмешался в разговор Батюшкин.
— Який паныч, — фыркнул Чуенко. — Руки вин замарав об мою рацию.
— Да, постой ты, Петро! — сердито махнул рукой на радиста старший сержант.
Повернувшись к Мгеладзе, он спросил:
— А ты не заметил, бросил американец эту бумажку или, может быть, в карман положил?
— Что вы говорите такое, товарищ старший сержант?! — воскликнул Мгеладзе. — Как мог я ему разрешить в карман ее спрятать? Да я его сразу бы за руку схватил. Он ведь об эту бумажку руки только вытер и снова на пол ее бросил. Да вот она!
Мгеладзе нагнулся и поднял с пола скомканную бумажку. Батюшкин взял ее и торопливо расправил на ладони. На помятом листе была изображена схема понтонного моста.
— А может быть, он еще и другую какую-нибудь поднял? — допытывался старший сержант.
— Больше не поднимал как будто.
— Ну, а ты, Петро, ничего не заметил? — обратился Батюшкин к радисту.
— Не заметил что-то... — неуверенно проговорил Чуенко.
— Где ему было заметить, — засмеялся Мгеладзе. — Он свою технику американцу демонстрировал, боялся, что союзник ее забракует.