Страница 156 из 189
На одном из церковных празднований молодой монах повстречал юную монахиню, и между молодыми людьми сразу же возникло сильное чувство, которое у парочки хватило ума скрыть от посторонних. А если учесть, что девушка тоже не горела особым желанием оставаться Божьей невестой, то молодые люди быстро пришли к выводу: им обоим не стоит связывать свою дальнейшую судьбу со служением Небесам. Проще говоря, дело закончилось тем, что парочка сбежала.
Тех небольших денег, что они сумели раздобыть перед побегом, хватило только на то, чтоб добраться до одного из далеких портовых городов - там молодые люди намеревались сесть на корабль, уходящий в чужие страны. К сожалению, на подобный проезд и дальнейшее обустройство на новом месте требовались деньги, и немалые, а вот с ними-то у парочки был полный напряг - проще говоря, денег не было. К тому же оба молодых беглеца были родом из дворянских семей, и какому-либо мастерству не обучены. Хорошо еще, что удалось устроиться на проживание у бедной одинокой старушки, сочинив убедительное повествование о том, что они - ее дальние родственники с материнской стороны.
Однако когда у беглой парочки родился сын - вот тогда новоиспеченным супругам (вернее, мужем и женой они были только на словах - приходить в церковь для заключения брака им было слишком опасно) всерьез пришлось призадуматься о том, что им делать дальше. Оставаться в родной стране было слишком рискованно - их усиленно разыскивали, куда-либо уехать не было возможности, от родни помощи ожидать не стило...
Вот тогда-то беглый монах и решил пойти в Запретные земли, немного заработать для того, чтоб покинуть эту страну. Конечно, молодая жена была против, умоляла одуматься, безостановочно лила слезы, но остановить супруга от опрометчивого поступка так и не сумела. Ну, а конец этой истории уже известен...
Почему дядя Эдвард интересовался у брата Титуса о том, что он собирается делать? Беда в том, что побег из монастыря - одно из тягчайших преступлений, которое может совершить служитель культа, и оно, это преступление, целиком подходило под юрисдикцию Святой инквизиции, проще говоря, брат Титус обязан не только задержать преступников, но и сообщить о них вышестоящему начальству, дабы правосудие покарало согрешивших. Беглянку должны арестовать, и передать ее церковному суду, а что он решит - о том известно лишь Небесам, хотя и без того понятно, что на прощение бывшей монахине рассчитывать не стоит. С одной стороны, все верно - закон есть закон!, но с другой стороны не знаешь, что и сказать: похоже, у молодых людей, и верно, была настоящая любовь: недаром, даже умирая, парень думал только о том, как будет жить его семья...
- Господин граф, вас интересует, что я намерен сделать в отношении этой грешницы и ее сына в том случае, если мы выйдем из Запретных земель? - спокойно поинтересовался брат Титус.
- Да. Мне знаком устав вашего ордена, и я знаю, что, несмотря на все клятвы и обещания, вы имеете полное право их нарушить, если в этом появится необходимость.
- Дело не в необходимости, а в том, как тот или иной член нашего ордена понимает справедливость и служение Небесам, а я всего лишь скромный исполнитель воли церкви... - поправил дядюшку брат Титус. - Что же касается этого грешника, который сейчас держит ответ перед высшим судом за свои тяжкие проступки... Если мы вернемся, то я намерен сообщить, что встретил этого человека здесь, в Запретных землях, и что он погиб от моей руки. Еще скажу, что незадолго до смерти он раскаялся в совершенных им ошибках.
- А те сапфиры, что он добыл? - поинтересовался брат Белтус. - Их вы тоже отдадите Святой инквизиции?
- Лично я на его теле ничего не нашел... - невозмутимо ответил брат Титус. - Если граф Лиранский все же сумел отыскать в разгромленном лагере какие-либо ценности, то он вправе распорядиться ими по своему усмотрению. Может даже отдать их какой-либо бедной женщине, в одиночестве воспитывающей своего ребенка. Хотя будь я на месте графа, отдал бы камни ювелиру, а женщине отнес деньги, полученные за эти сапфиры. Так надежней.
Возникла долгая пауза, после чего раздался чуть удивленный голос брата Белтуса.
- Ну, господин инквизитор, я никак не ожидал от вас подобного благородства!
- Да при чем тут какое-то благородство? - ого, а вот теперь и в голосе брата Титуса слышатся чуть раздраженные нотки. - Будь моя воля, я бы сам эту грешницу отволок на церковный суд, и попросил отнестись к ней без сочувствия и ненужной жалости! Кстати, господин граф, вы правы в том, что меня не остановили бы зароки и обещания, данные тому погибшему человеку: клятвенные слова, которые мы говорим грешникам, но не сдерживаем их, вряд ли будет сурово караться на Небесах.
- Простите, брат Титус, но я не понимаю вашей логики! - в голосе дядюшки была неподдельная заинтересованность. - Вы помогли уйти на Небеса Крайану...
- Для некоторых заблудших душ смерть - это благо.
- Но вы решили помочь жене этого человека...
- Этой женщине я бы помогать не стал. Все дело в том бедном ребенке... - вздохнул молодой инквизитор. - Если его мать будет взята под стражу, то маленький ребенок останется совсем один. Вряд ли его возьмут родственники родителей, ведь этот малыш будет для них вечным напоминанием о грехе его отца и матери, и к тому же рожденным вне брака... Да его там просто заклюют!
- Но ведь есть же приюты для сирот...
- Все еще не поняли? Тогда постараюсь пояснить, хотя все и без того проще простого. Дело в том, что я - из числа подкидышей, то есть тех детей, кого родители приносят к монастырю, и укладывают на крыльцо - мол, у нас нет возможности взять в семью еще один рот. Или же некоторые люди таким вот простым способом избавляются от ненужных младенцев: и убивать не надо, то бишь греха на душе нет, а вместе с тем о том нежелательном дитятке можно легко забыть, и жить далее со спокойной совестью - в приюте о нем позаботятся, вырастят, уму-разуму научат... В общем, я рос и воспитывался в церковном приюте, и не понаслышке знаю, что это такое. Не скажу, что монахи были жестокими людьми, скорее, суровыми и жесткими, а к нам, своим подопечным, они относились без особой любви, но вот любое ослушание или проступок воспитанников наказывался не просто строго, а очень строго. И порядки там были установлены такие, которые можно охарактеризовать как казарменно-тюремные, хотя и с чуть более мягким режимом. К тому же леность и праздность в монастырском приюте отнюдь не в почете, и детей заставляют работать с самого сопливого возраста, ибо праздность - один из грехов. Надо, чтобы руки постоянно были заняты делом, тогда и ненужным мыслям в голове будет нечего делать.
- Да, я слышал, что в монастырских приютах весьма строгий устав... - согласился дядюшка.
- Надо не слышать, а какое-то время пожить в тех условиях - вот тогда многое будет восприниматься по-иному. Есть одна особенность: те дети, что росли в такой атмосфере с младенчества, считали подобную строгость и жесткие ограничения вполне естественным поведением и нормальным жизненным укладом, а вот те ребятишки, что попадали в приют позже, с двух-трех лет - эти очень сложно привыкали к суровым реалиям церковного приюта. Наверное, дома им было тоже не очень-то весело и сытно, но все же оказаться в неласковом и холодном мире этого пристанища для всех домашних детей оказывалось самым настоящим потрясением, с которым многие так и не смогли справиться. Складывалось впечатление, что эти дети словно попадали в свершено иной мир, в котором им было крайне сложно выжить. А уж смертность среди таких домашних детишек была, скажу я вам, просто огромной! Если говорить коротко, то тогда я насмотрелся всякого, и понял одно: если в будущем я смогу сделать так, чтоб какой-то ребенок избежал помещения в монастырский приют, то я предприму для этого все возможное и невозможное. Как видите, все просто, и безо всяких сюсюканий и сопливого благородства.
- Надо же, господин инквизитор, у вас, оказывается, есть сердце... - протянул брат Белтус.