Страница 96 из 125
— Может быть, это и невозможно объяснить. Некоторые вещи в твоей жизни имеют для тебя значение, потому что они важны. Твои поступки, определенно, важны для тебя; но для меня ни единая вещь не является более важной и ни одни из моих поступков, и ни один из поступков людей. Тем не менее я продолжаю жить, так как имею свою волю, потому что я настроил свою волю, проходя через жизнь до таких пор, что она стала отточенной и цельной, и теперь для меня ничего не значит то, что ничто не имеет значения. Моя воля контролирует глупость моей жизни… Твои поступки, точно так же как поступки людей, и общем, кажутся важными для тебя, потому что ты научился думать, что они важны. Мы выучиваемся думать обо всем и затем приучаем наши глаза видеть так, как мы думаем о вещах, на которые смотрим. Мы смотрим на себя, уже думая, что мы важны…
— … Дон Хуан, ты имеешь в виду, что как только человек научится видеть, так сразу же в целом мире все потеряет свою ценность?
— Я не сказал: потеряет ценность. Я сказал: станет неважным. Например, никаким образом я не могу утверждать, что мои поступки более важны, чем твои, или что одна вещь более существенна, чем другая. Все вещи равны, и оттого, что они равны, ни одна из них не важна…
— Если все вещи равны, то почему бы тогда не выбрать смерть?
— Многие люди знания так и делают. Однажды они могут просто исчезнуть. Люди могут думать, что они были подкараулены и убиты за их деяния. Они избирают смерть, потому что для них это не имеет никакого значения. Я выбрал жить и смеяться не потому, что это имеет какое-либо значение, а потому что такова склонность моей натуры…
… При том, что ничто не является более важным, чем что-либо еще, человек знания выбирает поступок и свершает его так, как если бы последний имел для него значение. Его контролируемая глупость делает его говорящим, что то, что он делает, имеет значение, и делает его действующим так, как если б такое значение действительно было; и в то же время он знает, что это не так. Поэтому после того, как он выполнит свой поступок, он отходит в сторону, и то, были ли его поступки хорошими или плохими, принесли они результаты или нет, ни в коей мере не является его заботой. С другой стороны, человек знания может избрать совершенную пассивность и никогда не будет действовать, и будет вести себя так, как будто быть пассивным имеет для него значение. И он будет искренен и в этом, поскольку это будет также его контролируемой глупостью»,
Эти имеющие глубокий смысл пояснения раскрывают жизненную стратегию человека, понявшего условность, опосредованность всего (вспомним требования Кришнамурти понять до конца культурную обусловленность поведения), но в то же время не имеющего безусловных ценностей, реальностей, опор. Человек должен как-то жить, на что-то опираться, откуда-то черпать энергию, смысл. Он должен поддерживать себя «на плаву», чтобы не утонуть в понимании условности всего сущего. Если все условно, конечно, предопределено чем-то другим (причем необязательным), то зачем все это и почему именно это, а не другое? Обычно жизнь поддерживается желаниями, интересами, любовью, привычками и т. п., т. е. самой жизнью, такой, какой она естественно сложилась. Принцип контролируемой глупости позволяет жить дальше, хотя стала ясна условность, обусловленность жизни. Контролируемая глупость — это самоценность жизни в условиях относительности всех ее ценностей, это спокойная поддержка напряжения жизни при отсутствии в ней содержания.
Начиная с третьего тома «Дона Хуана», структура отдельных рассказов, из которых он состоит, несколько меняется в сторону сокращения, сжатия; некоторые части опускаются вообще или только обозначаются. Третий том, пожалуй, наиболее эзотерический. Здесь начинается массированная атака на все ценности западного человека: личность (историю «Я»), самооценку, убеждение в единственной реальности и др. Меняются и средства психотехники: психотропные растения отходят на второй план, на их место встают разные виды психической концентрации и медитации.
Критика западного сознания начинается с требования стереть, зачеркнуть свою личную историю. Дон Хуан говорит, что личная история нужна не для нас, а для других людей, что человек должен освободиться «от обволакивающих мыслей других людей». И он прав, если имеет в виду эзотерического человека. В эзотерическом мире человеку действительно не нужна личная история, которая есть сумма уже прожитых состояний в обычном мире, в обычной культуре. Отождествляя прошлые состояния с существующими и будущими, личность современного человека порождает устойчивую структуру «Я». В эзотерическом же мире, где культура отбрасывается, эта структура мешает, тормозит изменение человека, поэтому дон Хуан требует стереть личную историю, приобрести свободу от нее.
«Но как можно бросить свою личную историю? — спросил я (Карлос Кастанеда), настроившись поспорить.
— У меня была очень сильная привязанность к моей личной истории. Мои семейные корни были глубоки. Я чувствовал, что без них моя жизнь не имела бы ни цели, ни длительности.
— Может быть, тебе следует объяснить мне, что ты имеешь в виду под словами «бросить личную историю»? — сказал я.
— Разделаться с ней, вот что я имею в виду, — ответил он как отрезал…
… Он спросил, был ли у меня отец. Я ответил, что да. Он сказал, что мой отец был примером того, о чем он говорит. Он попросил меня вспомнить, что мой отец думал обо мне.
— Твой отец знал о тебе все, — сказал он, — поэтому он полностью распланировал тебя. Он знал, кто ты есть и что ты делаешь. И нет такой силы на земле, которая могла бы заставить его изменить мнение о тебе.
Дон Хуан сказал, что каждый, кто знал меня, имел обо мне свою идею, и что я питал эту идею всем, что делал.
— Разве ты не видишь, что должен обновлять свою личную историю, говоря своим родителям, своим родственникам и своим друзьям обо всем, что ты делаешь. А если у тебя нет личной истории, то никаких объяснений не потребуется, никто не будет сердиться на тебя, никто не разочаруется в твоих поступках. И, более того, никто не пришпилит тебя своими мыслями…
… Самое лучшее — стереть всю личную историю, — сказал он, давая мне время записывать, — потому что это сделает пас свободными от обволакивающих мыслей других людей…
— Но ты сам знаешь, кто есть ты, разве не так? — вставил я.
— Я? Честное слово… не знаю! — воскликнул он и упал на пол, смеясь над моим удивленным взглядом…
— Это маленький секрет, который я собирался рассказать тебе сегодня, — сказал он тихо. — Никто не знает моей личной истории. Никто не знает, кто я есть и что я делаю. Даже я не знаю».
Но не только личная история мешает существовать в эзотерическом мире, в него не рекомендуется приносить и «важность самого себя». «Ты так чертовски важен, — говорил дон Хуан Карлосу Кастанеде, — что можешь позволить себе уйти, если вещи складываются не так, как тебе бы хотелось».
Самооценка, самоуважение — эти необходимые атрибуты личности fie только не нужны в эзотерическом мире, но просто закрывают в него доступ. Извечный вопрос пьяницы «ты меня уважаешь?» с очевидностью раскрывает социальную природу «важности себя», ожидания от другого высокой оценки своей личности, своего значения. В эзотерической реальности, где нет значений, оценок и ролей, уважение и самоуважение теряют всякий смысл.
Другой аспект жизни, от которого предлагает отказаться дон Хуан, — это «распорядок жизни». Подобно личной истории или оценке своей важности, неизменный распорядок лишает, по его мнению, человека свободы, закрывает ему путь в эзотерический мир. В эзотерической стихии человек может существовать лишь в том случае, если является свободным, «текучим», непредсказуемым. Устойчивый распорядок вызван необходимостью жить в культуре, удовлетворять производственным и социальным отношениям, поддерживать многообразные связи с другими людьми. В эзотерическом мире человек подобен животному, его жизнь требует не устойчивости, а мгновенной естественной реакции на опасность, концентрации усилий для данной конкретной ситуации. Разъясняя этот момент, дон Хуан рассказал своему ученику очень красивую историю: