Страница 19 из 55
— Вам, к сожалению, не повезло, дорогой кирьос Кристионес, — сочувственно начал Габузов. — В этом густонаселенном раю оказался человек, который видел, как ранним утром на террасе вы столкнули Самвела-агу на мраморные ступени, и в результате падения он получил не совместимую с жизнью травму… Более того, этот же свидетель видел, как потом вы, исчезнув ненадолго, снова вернулись к телу уважаемого Самвел-аги.
— Зачем? — в один голос вопросили потрясенные таким поворотом событий следователь Харитон и Ангелос Ставраки.
— А затем, что господину Кристионесу совсем не хотелось садиться в тюрьму за убийство. Тем более за убийство тестя. Поэтому он побежал к дому, поднялся в студио, срезал у спящей Самсут Матосовны Головиной прядь волос (ведь волосы были именно отрезаны, а не оторваны — экспертиза это подтвердила) и для пущей достоверности прихватил с туалетного столика золотую зажигалочку… — развязным тоном, глядя прямо в глаза Рюпоса, выпалил Габузов, с удовольствием отмечая, как все сильнее и сильнее расширяются зрачки несчастного.
— Вы хотите сказать, что в данном случае имел место несчастный случай? Вернее, убийство по неосторожности? — осторожно поинтересовался слегка пришедший в себя следователь. — Ведь не станете же вы утверждать, что кирьос Кристионес имел умысел на убийство отца своей жены?
— Утверждать не стану. Хотя, всякое могло быть.
— Да что вы его все слушаете? Этот русский, он же настоящий псих! — завопил Рюпос. — Подумайте сами, ну зачем?… Ну, какого черта мне понадобилось убивать своего тестя? А?! Ведь мы же полноправные партнеры! Убивать Самвел-агу — это все равно что рубить сук, на котором сидишь!
— Действительно, господин Габу… Габузофф, объясните, что имели в виду под этим вашим «всякое могло быть?
— Извольте, — кивнул довольный Сергей Эдуардович. Довольный, поскольку объяснение случайно оброненной им фразе он придумал буквально только что. Объяснение это внешне звучало вполне убедительно, при том что проверить его было фактически невозможно. Вот она, «школа высшего блефанажа»:
— Дело в том, что незадолго до рокового дня портовые рабочие решили составить подробную петицию на имя уважаемого Самвел-аги, в которой взялись описать все те безобразия, что творятся в порту с ведома господина Кристионеса. Речь, в том числе, шла и о финансовых махинациях, которые тот прокручивал в тайне от своего тестя и, по совместительству, босса. Зная вспыльчивый характер Тер-Петросяна, нетрудно предположить, что, проверив изложенные в петиции факты, Савва Кристионес вполне мог лишиться своего тепленького местечка.
Собеседники, включая самого Савву, слушали Габузова, открыв рот. А окрыленного безоговорочным успехом у аудитории Сергея Эдуардовича, как когда-то Остапа, несло:
— …Более того, я могу даже предположить, почему именно госпожу Головину, а не кого-то другого он выбрал на роль потенциального убийцы. Здесь вообще всё просто. Узнав, что Самсут Матосовна приехала из Санкт-Петербурга, он испугался, что той может быть что-то известно о судьбе его внебрачной дочери, которую господин Кристионес двенадцать лет назад бросил в этом городе в буквальном смысле на произвол судьбы. Естественно, утаив сей позорный факт от своей будущей супруги — дочери достопочтенного Самвел-аги… Итак, я кончил господа. Вопросы?
С этими словами Габузов обвел собравшихся торжествующим взглядом, нарочито долго задержавшись на бледно-покойницком лице осунувшегося в кресле Рюпоса.
— И что вы на это скажете, кирьос Кристионес?
Это со своего места подал голос Ставраки, сообразив, что негоже чтобы лавры победителя в этом раунде достались только лишь его русскому коллеге-выскочке.
— Я… Мне… Мне нужно в туалет, — пролепетал горе-зять и умоляюще посмотрел на Харитона.
— Понимаю, — кивнул ему все еще пребывающий под впечатлением габузовской речи следователь. — По коридору до конца, последняя дверь. Надеюсь, по возвращении вы сумеете нам все объяснить, поскольку, аргументы, которые здесь привел господин Габузофф, более чем серьезны.
— Да-да, конечно, — замотал головой Рюпос и пулей вылетел за дверь.
— Наверное, полные штаны наложил со страху, — усмехнулся Харитон и, открыв коробку сигар, протянул ее Габузову. — Угощайтесь, настоящая «Гавана».
— Нет, спасибо, предпочитаю свои. Не столь крепкие.
— А вот я, с вашего позволения, угощусь, — откликнулся на предложение Ставраки и запустил в коробку свою влажную пятерню.
«Ишь, разволновался старик, — глядя на него, с насмешкой подумал Габузов. — Небось переживает, что я у него хлеб отбиваю».
Трое мужчин с явным наслаждением задымили.
— А ведь я вас, признаться, недооценил, — после пары затяжек разоткровенничался Харитон. — Вы какое учебное заведение заканчивали?
— Ленинградский государственный университет. Юридический факультет. Кстати, в свое время его заканчивал и наш новый президент.
— О, Путин! Кей-Джи-Би! Понимаю!
Здесь Сергей смекнул, что его личный рейтинг в местной правоохранительной системе подскочил еще на пару пунктов. «А может остаться в Греции и сделать карьеру по юридической части? То-то бы мои ребята из горпрокуратуры повеселились!»
Между тем, прошло уже больше пяти минут, а Рюпос всё не возвращался. Харитон нервно взглянул на висевшие на стене часы, поднялся из-за стола и, попросив адвокатов подождать, вышел из кабинета.
— Я думаю, что на сегодня наша с вами миссия окончена, — весело подмигнул Габузов своему греческому коллеге.
— В каком смысле?
— А в таком, что сбежал наш кирьос Кристионес. Вот как пить дать — сбежал.
— Ну что вы, как можно? Такой достопочтенный человек, отец двоих детей…
— А давайте забьемся? На пятьдесят долларов? — озорно прищурился Габузов.
Пьянящее ощущение выигранного поединка как-то сразу и вдруг погрузило его в состояние неимоверной легкости бытия. Сергею Эдуардовичу подумалось, что именно теперь и сейчас, с этого кабинета, с этого рубежа, в его непутевой жизни идущие было одна за одной черные полоски наконец-то сменили свои знак и цвет на долгожданный противоположные…
Габузов вышел из полицейского участка полный решимости если не нажраться в хлам, то хотя бы крепко выпить. Так, знаете ли, вдумчиво и с оттяжечкой гульнуть по-питерски. На пятьдесят долларов. «Или и правда воздух в Греции какой-то особенный, от которого мудреешь, как утверждает Евтифрон — или я и впрямь становлюсь с каждым днем умнее», — усмехнулся в усы Сергей. Он почти кокетливо сделал ручкой эвзонам, присвистнул и бодро зашагал в направлении Пирея.
У «старшего бога», которому вестники, видимо, обладавшие истинно божественной скоростью и умением узнавать для всех еще неизвестное, уже донесли о победе Габузова, его шумно встречали. Вино полилось рекой: выпили и за таланты Габузова, и за красоту Самсут, и за упокой Самвела Тер-Петросяна, и за прекрасную Грецию, и за суровую Армению. Даже, по старой памяти, за Советский Союз. Под это дело расчувствовавшийся Сократ пообещал даже свозить Сергея Эдуардовича на Афон, а Евтифрон хитро подмигнул и показал руками, будто крутит баранку автомобиля.
Короче, жизнь и вправду налаживалась. Вот только не следовало столько пить! А ведь еще многоопытный бесшабашный матросик Жора предупреждал его, что молодое домашнее вино — вино коварное. Дескать, оно, как и шампанское, насыщено газом, а потому многократно усиливает эффект опьянения. Так что в какой-то момент Сергей ощутил, что при кажущейся ясности ума, его ноги и тело вырубились напрочь.
А вскоре настал черёд и её… ясности… уф-фф… занавес…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
НЕ ЗАБУДЬ, СТАНЦИЯ ЛУГОВАЯ!
В тот момент, когда люди Евтифрона еще только откупоривали в ангаре самый первый бочонок вина, готовясь петь заздравицу Габузову, дверь в камере Самсут распахнулась и в дверной проем вкатился толстяк-следователь. Расплывшись в желтозубой улыбке до ушей, он затораторил на дичайшей англо-греческой тарабарщине, из которой четкий слух Самсут тем не менее выхватил самое главное — «liberty».